— Сейчас, — прошептал Барнс, дотягиваясь рукой до пут и дёргая их. — Развязывайся.

Когда веревки ослабли, Себастьян даже не шевельнулся. Он лежал и просто дышал, стараясь прийти в себя.

Барнс тоже не собирался шевелиться, свернулся между ног Себастьяна и тихо лежал, поглаживая его по бедру. А потом собрался с силами, выпрямился, укладываясь рядом, и обнял, прижимая к себе.

— Люблю тебя, — прошептал Барнс.

Он не просто любил, он был полностью поглощён Себастьяном, не представляя себе жизни без него, без человека, который наполнял его жизнь смыслом, светом.

— Кооотик, — слабым голосом протянул Себастьян.

========== 19 ==========

— Ну и что мне надеть на это мероприятие? — вопрошал Барнс перевернув половину своих вещей.

Они собирались на банальное собеседование в детский сад, но Барнсу казалось, что это собеседование на место в парламент.

— Джинсы, рубашку, синий пуловер и куртку, — ответил Себастьян. — Что ты паникуешь, а? Не возьмут в садик — будут заниматься со Стэллой, только и всего.

Выбирая нужные вещи из той мешанины, в которую превратилась его часть гардеробной, Барнс тихо ворчал себе под нос что-то неразборчивое.

— Я не боюсь, что их не возьмут, — наконец сказал он, почти одевшись. — Ты у нас обаяшка, ты их уговоришь, я уверен.

— А раз уверен, зачем нервничать? — улыбнулся Себастьян.

— Тебе жалко, что ли? — удивился Барнс. — Хочу и нервничаю.

— А, ну раз хочешь… — понимающе протянул Себастьян.

Барнс и сам не смог бы для себя объяснить, чего он дёргается, его вообще очень волновало все, что касалось детей. Кто-то бы даже сказал, что Барнс был очень нервным отцом, но не в плане того, что малыши могли удариться, упасть или что-то похожее. Он больше волновался за их интеграцию в общество. А ещё его никак не радовала перспектива общаться с директором садика, наверное, это его больше всего нервировало.

Дёрнув Себастьяна на себя, Барнс впился в его губы поцелуем, словно это могло его успокоить. На самом деле могло и успокоило. Он целовал и целовал, сминая одежду на спине, прижимая к себе. Словно утонуть хотел в этом поцелуе.

Cебастьян горячо ответил на поцелуй, гладя Баки по шее под волосами. Он любил своего мужа и своих детей, просто там, где Баки был гипербдительным, Себастьян был склонен к легкомыслию.

Еле оторвавшись от любимых губ, Барнс попытался прийти в себя от дурманящего голову поцелуя, прижался лбом ко лбу Себастьяна, поглаживая по затылку.

— Говорить будешь ты. Я, если что, буду угрожать, — улыбнулся он. — Пойдем.

Собеседование, на взгляд Себастьяна, не представляло из себя ничего особенного. Их спросили о прививках, о том, есть ли у детей особенности развития, задали еще несколько вопросов.

Прививки у детей были — по возрасту, все. Потому что в этом вопросе и Себастьян, и Баки были единодушны: дети должны быть привиты от всех возможных болезней. Особенности, конечно, тоже были, близнецы просто не могли без них обойтись. Зато они уже были приучены к горшку, самостоятельно ели. Себастьян поинтересовался меню садика — они с Баки старались не давать детям простых сахаров. Директор успокоил их, что за меню тщательно следят, и в нем нет ни конфет, ни пончиков, ни газировки. Только здоровое питание.

Оставалось посетить психолога, и можно было начать ходить в сад.

С психологом вышло недоразумение, которого никто не ожидал. До этого момента детям не приходилось общаться с посторонними взрослыми, а Стэлла давно научилась понимать детей на всех трёх языках, обогатив свой словарный запас на румынском и русском под стать детскому. Сами же близнецы мешали языки, выбирая слова, которые было проще произносить, не руководствуясь какими-то правилами.

И тут им попался взрослый, милая молодая женщина, которая их совершенно не понимала и даже не пыталась это скрыть. И если Лекс больше молчал, стараясь говорить так, чтобы его поняли, и очень расстраивался, что ничего не выходит, и понимают только папы, то Мика веселилась вовсю.

— Что я могу сказать, — после беседы попыталась подытожить психолог. — Детки очень развитые, но три языка… Им будет сложно общаться.

— Не будет, — уверенно сказал Барнс. — Разберутся.

— Трилингвы, конечно, не так часто встречаются, — добавил Себастьян, — но все же не уникальны. Я сам был билингвом. Сейчас знаю четыре языка.

— Да, конечно, — подтвердила психолог. — Ждём вас с начала месяца.

— До свидания, — попрощался Барнс, и они вчетвером покинули кабинет психолога. — Домой или заедем погулять в парк? — спросил он, когда уже усаживали детей в машину.

— В парк, — ответил Себастьян. — Там сейчас красиво. Жаль, Гриз дома.

— Ну, мы можем за ним заехать, если хочешь, — предложил Барнс. — Тогда и Стива возьмём.

— Давай, — согласился Себастьян.

Гриз совсем обвыкся в новой семье. Обожал детей, уважал Баки и Себастьяна, спал в обнимку со Стивом и совсем не жаловался, если дети его тискали или таскали за уши.

В этот погожий день конца сентября светило ласковое солнышко, и на площадке в парке было множество детей. Малыши не очень жаловали детские площадки за шум и множество незнакомых людей, им было достаточно друг друга, чтобы хорошо себя чувствовать, даже родители и няня порой оказывались лишними.

Но в этот раз площадка детей заинтересовала, и пришлось пойти туда. Они копались в песочнице, сосредоточенно переговариваясь, с поддержкой Баки катались с горки, уверенно лазали по лестницам и веревочным лабиринтам, но ни разу не попробовали даже общаться с другими детьми.

— Слушай, а это нормально, что они ни с кем не общаются? — спросил Барнс у Себастьяна, когда заметил, как Лекс проигнорировал обращавшегося к нему малыша поменьше.

Не сказать, чтобы Барнс на эту тему сильно волновался, все же у Лекса была Мика, а у Мики Лекс, но что-то неестественное в этом было.

— Пока да. А вообще это известная проблема близнецов, — ответил Себастьян, сидящий на скамейке и потягивающий холодный кофе. — Где-то до пубертата им будет интереснее друг с другом, чем с кем-то еще. И это они еще разнополые. Были бы однояйцевые близнецы — вообще бы чуть ли ни до совершеннолетия друг на друге замкнулись.

— Зато никого не достают, — нашел как минимум один плюс Барнс.

Половина мамашек и нянь выставили телефоны, узнав известного актера, и Барнс был уверен, уже сейчас в сети появились их фото с детьми на площадке. Это раздражало, Барнс понимал, что встать и уйти будет неправильно, тем более не его ловили в объектив.

— Пойди вылепи с мелкими куличик, и ты будешь просто отцом года по мнению этих женщин, — ехидно заметил Барнс, охватывая цепким взглядом всю территорию площадки.

Себастьян же мило улыбался в объективы, приглядывая за детьми, готовый в любой момент подхватить, поймать и так далее.

— Я отец года уже потому, что играю с детьми на площадке для самых маленьких, — ответил Себастьян. — И ты тоже. Держи собаку.

Он сунул Баки поводок и подошел к малышам, чтобы помочь им в очередной раз вскарабкаться на горку.

— У тебя выбора нет, — рассмеялся Барнс. — Иначе мелкие забудут, как ты выглядишь.

Барнс радовался, что у них не скучная работа в офисе с утра и до упора, когда приходишь домой заебанный, и все мысли вертятся у ужина, дивана и телевизора, и хочется просто, чтобы от тебя все отстали, а не заниматься ещё и детьми. Да, их работа могла раскидать их по стране, а Барнс, даже сидя дома, бывал очень занят, но у них все равно было больше времени и, наверное, желания, уделять время детям.

Через некоторое время малыши устали, и Себастьян увел их с площадки.

— Кто хочет держаться за Гриза? — спросил он.

— Я, я! — заголосили оба.

Себастьян вручил им поводок, и дети затопали по дорожке, держась за него. Гриз шел, приноравливаясь к их шагу, не отвлекаясь на белок и других собак. Он был очень ответственным псом.

Барнс видел, какими взглядами их провожали сидящие на детской площадке, поэтому взял Себастьяна за руку и переплел их пальцы. И ему было совершенно плевать, кто что скажет по этому поводу.