Совершив утренний моцион, Барнс пошел готовить завтрак. Он слушал тишину в квартире, которая с появлением детей была редким гостем. Слышал, что уже проснулась Стэлла, с Дорой они менялись на утренней прогулке, если родители не брали детей гулять сами. Сегодня Барнс собирался посвятить время утренней прогулки Себастьяну, потому что последнее время у них было не так много времени друг на друга, и это огорчало Барнса.

Войдя в еще сумеречную детскую, Барнс встал у кроваток, просто глядя на спящих детей. Он боялся, что не сможет полюбить их, боялся, что это будут только дети Себастьяна, но сейчас понимал, что это не так. Это и его дети тоже, потому что неважно, чьи они биологически, если Барнс вкладывал всего себя в них. Постояв так несколько минут, он пошел заниматься своими делами и ждать, пока проснется Себастьян. Мешать Стэлле, пока дети спят, он не собирался.

Себастьян вышел на кухню минут через двадцать.

— Доброе утро, котик, — он поцеловал Баки. — Как там детки? Спят еще? Не слышно их.

— Ага, спят, — кивнул Барнс, тут же прижимаясь к Себастьяну, не желая его отпускать. — Можешь сходить посмотреть. Я уже глянул, такие милые, не то что когда плачут. Что ты хочешь на завтрак?

— Хочу яичницу и гору жареного бекона, — сказал Себастьян. — Погуляем с ними сегодня? Дождя нет.

— У меня были другие планы, — сразу сказал Барнс таким бархатным голосом, что становилось понятно, какие у него были планы. — Я соскучился по тебе. По нам.

— Как хорошо, что у нас отличная звукоизоляция в спальне, — улыбнулся Себастьян.

— Так что, гулять или не гулять? — спросил Барнс, принимаясь готовить завтрак Себастьяну, прикидывая, что сам тоже еще чего-нибудь слопает за компанию.

Скоро должны были проснуться малыши, и Барнса очень радовало, что они ели и спали одновременно, а не вразнобой, тогда бы, наверное, можно было бы просто сойти с ума.

Они как-то уже отпускали пару раз нянь на целые сутки, и это всегда оказывались очень увлекательные сутки, полные забот, детского плача и нескольких часов тишины, когда они спали.

— Знаешь, я уже представляю, как они начнут ходить, — сказал Барнс, жаря целую пачку бекона. — У Мики должно быть красивое платьице. Только не розовое, как у всех девочек, а… цвета хаки. Хороший цвет, немаркий, а некоторые оттенки очень красивые. А у Лекса штаны камуфляжные в цвет платья Мики. Я уже прикидываю, с какого возраста куда их отдать, чтобы развивались гармонично и правильно. Сам-то я маленьких совсем не смогу научить, а то, как я тренировал девочек в Красной комнате, это скорее муштра была. Я как учитель очень злобный и беспощадный.

— Они только через год начнут ходить, — сказал Себастьян. — Так что подожди уж. Купи им комбинезончики камуфляжные, я что-то такое видел в рекламе.

— Если того, что мне надо нет в продаже, я закажу, сошьют, — сказал Барнс, словно у него все вещи были пошиты на заказ. — Только какой расцветки? Одинаковые не хочу, они же все-таки мальчик и девочка. Но и голубой-розовый тоже не хочу. Это пошло. Может быть, зимний для Лекса и бурю в пустыне для Мики? Это сине-черно-серый и бежево-коричневый. Веселенькие такие расцветочки и нетривиальные. Я узнаю, где занимаются пошивом детской одежды, на зиму комбинезончики им точно понадобятся. А когда они из них вырастут, можно будет загнать втридорога. Но ты так и не ответил на мой вопрос о прогулке. Прогулка или секс?

Он подошел к Себастьяну, отложив щипцы, которыми переворачивал бекон, и обнял его, нежно целуя в шею.

— Ну же, лапушка… — и жарко выдохнул.

Теперь, когда нельзя было заняться сексом посреди гостиной, в любой момент, когда обоим этого хотелось, Барнсу стало сложно. Ебливость никуда не делась, а вот возможностей стало меньше. Барнс уже мечтал о том, когда им не нужна будет няня круглосуточно, а дети будут спать в своих кроватках целую ночь, чтобы можно было, уложив их спать, посвятить время друг другу.

Ласкать, целовать, гладить и брать или отдаваться, не важно, главное, слиться в экстазе.

Бекон чуть не превратился в угольки, пока Барнс ластился к Себастьяну, и пришлось спешно ретироваться обратно к плите, чтобы ничего не сгорело безвозвратно.

— Секс, а потом прогулка, — уверенно сказал Себастьян. — И я как раз хотел тебе предложить одевать детей без этого дурацкого гендерного деления на розовое и все остальное. И вообще не навязывать им, во что им играть. Сами разберутся. Я буду их любить, даже если Лекс подастся в модельеры женского нижнего белья, а Мика — в наемницы.

— Пока им пофигу, во что играться, — Барнс поставил перед Себастьяном несколько тарелок. — Ешь, потом кормим мелких, секс и прогулка.

Барнс усмехнулся, он никогда не думал, что будет планировать секс.

— Не пущу в наемницы, — вдруг сказал он. — И я не про весь бред, что женщина не предназначена для войны, а только для рождения детей. Чушь все это. Мне придется уйти за ней, потому что я обязан ее защищать. Их обоих, пока жив. Сам понимаешь, на войне даже Зимний Солдат может облажаться. А еще у меня есть ты. Но научить мелких стрелять и драться нужно будет обязательно. Мир жесток, даже этот мир. А я хочу, чтобы мои дети могли без ущерба для себя отбиться не только от шпаны, но и от вооруженного опытного человека. Уметь защищать себя — это важно. Ты же умеешь. Хорошо, что тебе оно не пригодилось ни разу.

— Котик, я даже не собирался с тобой спорить, — уверенно сказал Себастьян, сел за стол и набросился на бекон. — Естественно, что ты будешь растить детей в соответствии со своими представлениями о прекрасном, а я — со своими представлениями о возвышенном. Договоримся как-нибудь.

— Главное — с ними договориться, — философски заметил Барнс, уверенный, что если дети чего-то не захотят, то хрен им это впихнешь.

— Всегда можно заинтересовать, — сказал Себастьян. — Ты чего не ешь?

— Я давно встал, с Кайлом уже прогулялся, позавтракал, так что ешь, лапушка, я не хочу. Пока. Я пока детям приготовлю, — и принялся разводить смесь. Вроде бы и простое занятие, уже выверенное, но все равно для Барнса это было как какое-то священнодейство. — Дети проснулись, Стэлла уже с ними. Погремушками гремят, — Барнс улыбнулся, слушая звуки, доносящиеся из детской.

— А когда у них возраст постоянных воплей? — спросил Себастьян. — Вроде уже скоро.

Он быстро доел и взял бутылочку Лекса — зеленую, в мелких белых овечках.

— Идем кормить?

— Идем, — бутылочка Мики была в синих цветочках, похожих на ромашки. — Судя по тому, что я читал, у них возраст постоянных воплей от где-то сейчас и лет до пяти, как повезет.

В детской Стэлла стояла рядом с двумя пеленальными столиками и водила над детьми, потряхивая, погремушками.

— Смотрите, дорогие родители, — сказал она, не отрываясь от своего медитативного занятия. — Уже следят за игрушкой. Как раз пора для их возраста. Ну что, детки, папы кушать принесли.

Себастьян взял Лекса на руки, и тот внезапно заулыбался, показывая беззубые десны.

— Ой! — воскликнул Себастьян. — Он мне улыбается!

Барнс тут же сунулся посмотреть на Лекса, который действительно радостно лыбился, а потом взял на руки Мику. Малышка нахмурилась сначала, внимательно глядя на того, кто ее держит, а потом тоже заулыбалась.

Барнс подавил радостный возглас, понимая, что этим только перепугает детей.

— Моя принцесса, улыбаешься pape, — он называл себя на русский манер, понимая, что одинаково их дети называть просто не смогут, потому что запутаются, а так сразу было понятно, кто есть кто. Все равно, когда оставался с детьми один, говорил с ними по-русски.

Разглядев и, похоже, опознав в руках Барнса бутылочку, Мика заулыбалась шире и потянула к бутылочке ручки.

— Я тебя понял, — Барнс поднес соску к улыбающемуся ротику, и Мика тут же сцапала соску, принимаясь есть.

Лекс энергично сосал, пуская молочные пузыри из уголков рта. Стелла перестилала детские кроватки. Она уже привыкла, что оба папы возятся со своими детьми так часто, как могут.