Он живо себе представлял, как шершавый ствол пальмы упрется ему в живот, как контрастом по коже будут скользить нежные руки Себастьяна, как лёгкий ветерок будет гулять по разгоряченному телу.
Себастьян облизнулся и встал с полотенца.
— Это соблазнительно. Тогда, — он хлопнул Баки по заднице, — давай к пальме.
Барнс потянул Себастьяна за собой к вожделенному дереву, потому что на пляже было темно, и он опасался, что его муж может подвернуть ногу, а так Барнс четко видел, куда ступал, и был уверен, что Себастьян ступает за ним.
Оказавшись у вожделенной пальмы, Барнс развернулся, опираясь поясницей о шершавый ствол, качнул бедрами, отчего покачнулся прижавшийся к животу член, с влажно блестящей головкой.
— Действуй, как тебе нравится, — предложил он, полностью отдаваясь на волю Себастьяна.
Себастьян приспустил собственные плавки, прижался своим членом к члену Баки, обхватил оба ладонью и начал неторопливо дрочить.
Барнс задышал тяжело, облокотился руками о ствол, подав бедрами вперёд, толкаясь членом в руку мужа.
Он облизывался, прикусывая губы, полностью отдаваясь этой незамысловатой ласке.
— Лапушка-а-а, — простонал Барнс, чувствуя только руку Себастьяна, хотя кора пальмы колола задницу и поясницу.
Себастьян наклонился вперед и поцеловал его, а потом стянул с себя плавки, кинул на шершавый ствол прихваченое полотенце и предложил:
— Устраивайся, котик.
Плавно, явно рисуясь, Барнс перекатился по стволу к полотенцу и устроился на нем животом, развратно выпятив задницу. Обернулся на Себастьяна, призывно глядя на него. Барнс хотел, очень хотел именно так, когда неудобно, когда вокруг только ночь, а рядом самый любимый на свете человек, который сейчас возьмёт и трахнет его.
От этого предвкушения кровь вскипела в жилах, и Барнс застонал, бессознательно прогибаясь.
Себастьян погладил округлые ягодицы, наклонился, чтобы поцеловать покрытый темным пушком копчик, лизнуть его, а потом принялся мять ладонями упругие мышцы, потираясь собственным членом о промежность Баки.
Он наклонился, взял смазку и опрокинул флакон над темной расщелиной. Тонкая нитка любриканта, поблескивая в лунном свете, протянулась от флакона до ягодиц Баки.
Барнс изнывал от желания, он хотел уже почувствовать своего мужа внутри, сжать его, посылая по телам обоих искры возбуждения.
— Давай уже, — взмолился Барнс, — хватит меня мучить.
Себастьян быстро, почти небрежно растянул его и приставил член к изнывающей дырке. А потом медленно и плавно вошел на всю длину.
— Да-а-а-а-а, — протянул Барнс, подаваясь на член, прогибаясь, зажмурился от острого, на грани боли, удовольствия, чувствуя вожделенную заполненность.
Себастьян шумно втянул воздух и начал трахать Баки — быстро, жестко, впиваясь пальцами в бедра.
Барнс расслабился, позволяя Себастьяну довольно похабно возить его тело по пальме, только сжимал его внутри, ощущая твердый горячий член так правильно, так приятно. Пальцы, сжимающие бедра, были так необходимы, пусть до синяков, они сойдут, еще не наступит утро.
Барнс умел быть тихим, когда хотел, не выть, не стонать в голос, а только жарко поскуливать на каждом толчке, чувствуя, как тело прошивает словно электричеством.
— Подрочи себе, котик, — велел Себастьян. — Я же чувствую, ты на грани.
Только от голоса Себастьяна Барнса всего прошило удовольствием, он судорожно схватился за свой член, на самом деле желая кончить без рук, но не подчиниться мужу просто не мог.
Член изнывал без ласки, и как только Барнс обхватил его ладонью, отозвался, посылая по всему телу волны удовольствия. Тугая пружина, скручивающаяся в паху, стремительно разворачивалась, и Барнс чувствовал, что скоро не выдержит, как бы ему ни хотелось отсрочить разрядку. Оргазм накрывал его с неотвратимостью горной лавины.
Себастьян толкнулся раз, другой, и приглушенно застонал, кончив. У него ноги подкашивались от удовольствия, но он продолжал двигаться, пока сохранялась эрекция, чтобы Баки тоже успел.
Барнс взорвался удовольствием, застонал тихо, протяжно, кончая, сжал Себастьяна внутри и, почувствовав, как он сейчас расползется лужицей по пляжу, соскользнул с любимого члена, развернулся и подхватил мужа, прижимая к себе, а сам облокотился на чертову пальму. Теперь днем, глядя на нее он не сможет думать ни о чем пристойном. Вообще.
— Лесенка с пляжа слишком узкая, тебе придется идти самому, — прошептал Барнс в висок Себастьяну, не желая его отпускать. — Я видел душ во дворе, поможешь промыть волосы от соли?
— Помогу, — ответил Себастьян, целуя его. — Но сначала давай еще раз окунемся?
— А ты в состоянии еще раз окунуться? — лукаво прищурившись, спросил Барнс. Он не хотел вообще никуда, так бы и лег на песок, прижав к себе Себастьяна, и лежал бы с ним. Но, но, но…
— О да, — кивнул Себастьян. — Прямо так, голышом. Акулу на хуй подманивать.
— Пойдем, — согласился Барнс, закидывая Себастьяна себе на плечо и бегом направляясь к кромке воды.
Когда они вернулись в дом, в столовой ждал ужин в контейнерах. Стэллы видно не было, скорее всего, она присматривала за детьми.
— Мне хозяин объяснил, как в эту глушь заказывать продукты, — Барнс уселся за стол. — Завтра закажу и приготовлю. Тем более, мелким нужна нормальная еда, а не вот это вот все.
Барнс в отношении диеты малышей был просто наседкой. Принципиально все готовил сам, не позволял никаких вкусняшек, которые иные матери уже давали детям в этом возрасте, а однажды на прогулке даже жестко отбрил одну мадам, которая хотела угостить детей конфетами.
На самом деле Барнс просто хотел выглядеть брутальным нелюдимым отцом, а на деле выходило, что он уже познакомился с некоторыми мамами в парке, обсуждая всякую детскую дребедень. Малыши, правда, предпочитали играть друг с другом, а не с другими детьми, но их никто не винил, ведь они были вместе еще до рождения.
Они быстро поужинали.
— Соскучился я по местной еде, — признался Себастьян. — Надо только детей особо экзотикой не пичкать, не хватало им провести отдых в больнице с кишечным расстройством. Пойду спрошу, ужинала ли Стэлла, проверю детей — и спать.
— Ты не против, если я заберусь в кроватку рядом с тобой с ноутом и поперевожу? — спросил Барнс, ловя Себастьяна и целуя его. Местную еду он не особо любил.
— Не против, Котик, — Себастьян ответил на поцелуй. — Слушай, сколько уже лет мы вместе, а все равно почти все как в первый раз.
Решив, что если дети не спят, то одного папы на пожелать спокойной ночи им будет совершенно достаточно, Барнс устроился в добротной двуспальной кровати в просто шикарной угловой комнате, окна которой выходили на океан. Расчехлил ноут и принялся за перевод, поджидая Себастьяна, чтобы, отложив работу, повалять его в новой кровати и просто понежиться в объятиях любимого мужчины.
Убедившись, что дети спят, а Стэлла поужинала, Себастьян пришел в спальню и растянулся на кровати рядом с Баки. Цапнул его за колено, поцеловал и зевнул.
— Спокойной ночи, котик, — сказал он.
========== 16 ==========
Барнс проснулся в густо-серых предрассветных сумерках, кинув взгляд на телефон, прикидывая, сколько сейчас времени, и понял, что и Себастьян, и дети еще будут спать.
За окнами спальни тихо рокотал океан, такой манящий этим приятным прохладным утром, что Барнс не стал себе ни в чем отказывать. Он обернулся полотенцем и вышел на улицу, нацепил еще чуть влажные шорты и пошел купаться.
Сейчас, не в темноте ночи, пляж выглядел все таким же уютным, уединенным, сто метров песка между двумя мысами, на одном из которых и стоял дом, а до второго можно было легко дойти и погулять. С третьей стороны поднимался довольно крутой поросший джунглями склон, а с четвертой берег подпирал океан.
Сумерки стремительно рассеивались, и скоро должно было выглянуть солнце, но пока его не было, воздух еще был полон ночной прохлады, и Барнс вошел в воду, теплую, как парное молоко. Зашел по пояс, глядя на дно сквозь прозрачную толщу, увидел, как прыснули от него в разные стороны какие-то маленькие рыбки, вдохнул и нырнул.