Барнс похлопал по кровати рядом с собой, сам не зная почему медля, не желая вот так вот просто взять и кончить, хотя от Себастьяна у него всегда мозги отключались, а член стоял, как солдат на параде.
Себастьян коротко хохотнул и вытянулся рядом.
Барнс погладил его, такого загадочного и притягательного в неверном свете луны, а потом впился в губы почти болезненным поцелуем, обнял, стараясь не сжать слишком сильно.
— Лучше отсоси мне, а то у меня мозги расплавятся, — попросил Барнс, оторвавшись от губ.
Себастьян только покачал головой и вернулся к его члену.
Если бы у Барнса спросили, чего он мечется, он бы не нашелся с ответом, потому что все разумное осталось за порогом спальни.
Вновь почувствовав желанные губы на своем члене, Барнс обхватил голову Себастьяна руками, забравшись пальцами в короткие волосы, и слегка толкнулся.
Себастьян расслабил горло, пропуская член как можно глубже.
Толкнувшись снова, Барнс, как в пропасть, ухнул в ощущения, накрывшие его с головой. Он тонул в этой простой, но такой крышесносной ласке, мешало только то, что он так же не мог ласкать Себастьяна, они даже не пробовали так. Себастьян попросту не любил “шестьдесят девять”.
Себастьян сосал и облизывал, заглатывал член Баки, втягивая щеки, ласкал яйца и чувствовал, что Баки уже совсем близко к краю.
Замерев на мгновение, Барнс еще пытался продлить удовольствие, поглаживая растянутые вокруг его члена губы Себастьяна, но понял, что больше не может выносить этой сладкой пытки. Он весь изогнулся, толкаясь глубже в этот влажный горячий плен, и кончил, сдавленно застонав.
Себастьян выдоил его языком до последней капли и только потом отстранился и лег рядом, облизываясь и поглаживая собственный член.
Расслабленно вялый, Барнс придвинулся поближе, тоже поглаживая член Себастьяна, поцеловал в плечо, коснулся губ.
— Если я тебе сейчас отсосу, то кто будет меня трахать? — спросил он, укладывая голову Себастьяну на плечо, обвивая его руками и ногами.
— А мы куда-то спешим? — Себастьян погладил Баки по растрепавшимся волосам. — Все будет, котик.
— Или это я сегодня тебя трахну… — пробормотал Барнс, спускаясь поцелуями к члену Себастьяна.
— Или ты меня, — согласился Себастьян. — Как тебе больше хочется, котик.
“Тебя хочу, все равно — как”, — подумал Барнс, обхватывая шелковистую головку губами, обводя языком, точно зная, как заставить Себастьяна забыть обо всем на свете.
Себастьян тонко, жалобно застонал. У него стоял почти до боли, и чувствовать нежную ласку языка Баки было так хорошо.
Барнс принялся сосать, как Себастьяну больше всего нравилось, пропуская глубоко в горло, лаская ствол языком, а на пальцы налил смазки, погладил сжатые мышц, предлагая впустить его.
Себастьян выдохнул со стоном, расслабляясь. Он почувствовал, как Баки вставил ему в задницу сразу два пальца, растягивая, находя простату и поглаживая ее.
— Сейчас взорвусь, — пробормотал он.
— Ну нет, — возмутился Барнс, сжимая член Себастьяна у основания, — не так быстро, мой хороший. Хотя… Я знаю массу способов вновь вернуть твой член к жизни.
И принялся снова сосать, чуть ли не удвоив усилия.
Себастьян подставлялся, разводя ноги шире и даже не зная, какая ласка притягательнее — горячего влажного рта или умелых пальцев. Он тихо стонал и прикусывал пальцы, чтобы не вскрикивать.
К Барнсу вернулось не только желание, которое с оргазмом все равно никуда не делось, но и возможность это желание удовлетворить. Он выпустил изо рта член, поцеловав головку, вынул пальцы и перевернул Себастьяна на живот.
— Мне… встать на четвереньки? — переведя дух, спросил Себастьян.
— Нет, — выдохнул Барнс ему на ухо, целуя в загривок, проходясь поцелуями по каждому позвонку. Спустился к крестцу, сжимая ягодицы в ладонях, раскрыл их, глядя на влажно блестящий вход, и внутри замкнуло.
Барнс приставил головку своего члена и толкнулся внутрь, преодолевая сопротивление упругих, но податливых мышц.
— А-а-а-а-а… — вырвалось у Себастьяна. Он распластался под Баки, покорно принимая его член, напряжение растягивающегося входа, тяжесть на бедрах.
Барнс входил медленно, словно издевался, а войдя до конца, плавно улегся на Себастьяна, обхватил его руками, и толкнулся коротко, глубоко. Снова и снова. Выцеловывая шею и плечи.
Себастьян коротко, со стоном выдыхал при каждом толчке, точно попадавшим в простату. В паху нарастали тяжесть и жар, и Себастьян знал, что скоро кончит — и что Баки может продолжать так очень долго.
Барнс старался растянуть и свое удовольствие, и удовольствие Себастьяна, толкаясь резко, правильно, но не часто, делая паузы, чувствуя, как Себастьян сжимает его внутри себя, как плотно обхватывают его чувствительные стенки, и млел, плавился от наслаждения.
Себастьян не мог даже подаваться навстречу Баки, так плотно тот его придавил. Только принимать, только чувствовать толчки и горячую сладость внутри. Только стонать и чувствовать, как от переизбытка ощущений из глаз текут слезы.
Если бы можно было быть еще ближе, еще полнее ощущать кого-то, Барнс бы нашел способ, и они с Себастьяном был бы еще ближе, но это было просто невозможно, только слиться воедино, стать одним человеком.
Он видел эти прозрачные капельки, делающие Себастьяна полностью беззащитным, обнаженным душой, и еще теснее прижал его к себе, целуя в висок.
— Я люблю тебя, — выдохнул Барнс, продолжая толкаться в горячей, пьянящей тесноте.
— Ба-а-аки… — простонал Себастьян.
Он был распят под Баки, распялен, раскрыт и беззащитен перед накатывающим наслаждением.
— Да, да мой хороший, — горячечно прошептал Барнс. — Давай, кончи для меня, лапушка. Хочу знать, как тебе со мной хорошо.
Себастьян мог уже только стонать. Еще несколько толчков — и его с головой затопило сладостью, жаром, невероятным искрящимся огнем. Он долго, протяжно закричал и обмяк под Баки, время от времени вздрагивая всем телом.
Почувствовав, как Себастьяна накрыло наслаждением, как он сжал в себе его член, Барнс понял, что много ему не надо. Просто осознание, что Себастьяну хорошо с ним, возносило его на вершину блаженства.
Он кончил глубоко внутри, взорвался ощущениями, и приник к Себастьяну, распластываясь на нем.
Двигаться не хотелось, хотелось вот так вот лежать, но Барнс понимал, что он слишком тяжелый, чтобы Себастьян мог легко держать на себе его вес. Скатившись рядом, он тут же снова прижал Себастьяна к себе, не выпуская, не желая выпускать, просто развернул к себе и поцеловал.
Себастьян поднял ослабевшую руку, ладонью вытер слезы с лица и обнял Баки за шею. Он молчал — просто не было слов.
Барнс поймал его руку и слизнул солоновато-горьковатую жидкость, понимая, что не расстроил, что это другое, но что именно другое, сказать бы не взялся. Он устроил голову на плече у Себастьяна, касаясь губами ключицы, шеи, груди, и тоже молчал, потому что слова были не нужны. Они могли обойтись и без слов.
========== 10 ==========
В последние пару недель сон стал редким гостем в их доме. Не спал даже Себастьян, которого Барнс часто не будил, когда дети капризничали по ночам, помогая няням сам. Но сейчас помощь нужна была и им, потому что одна женщина просто физически не могла справиться с двумя плачущими детьми, а Барнс мог себе позволить не спать не больше трех суток, потому что потом включался режим Зимнего Солдата, когда мозги отказывали напрочь, оставляя только оболочку Барнса с выполнением последнего приказа.
Обычно его замыкало на детях, но в таком состоянии он был не очень отзывчивым отцом, поэтому предпочитал спать хотя бы раз в трое суток. Именно потому Себастьян теперь тоже активно участвовал в ночной жизни их семейства. У детей резались зубы.
Обе няни каждый день говорили, что это скоро пройдет, но детям было откровенно плохо, поднималась температура, и если бы Барнс не прочитал про зубы у детей все, что нашел, он был с ума сошел. А так спокойно принимал как данность, что его малышам плохо, им хочется заботы родителей, и давал им эту заботу в полной мере.