Миры, утопшие в стенаниях и плаче, так и не обрели обещанного равновесия – но теперь, спустя годы, что-то менялось, светлело, словно обещая приближение долгожданной весны. Я надеялся, что успею увидеть ее первые цветы и ее юное далекое небо, спускающееся за горизонт, прежде, чем мой бессмертный дух унесут священные воды.

Он пришел, и он сказал – его кошмары подошли к концу.

– Вы тоже чувствуете это?

Я лишь смотрел на него, не зная, но смутно догадываясь – о чем он; о приближении тепла или же о возвращении всего – на круги своя.

– Я хотел предупредить вас, – сказал он, и я увидел, как сильно он изменился; время отныне не сотрет печалей с его лица, не вернет прежнюю молодость, но, возможно, и возможность та представлялась мне отчего-то зеленеющей своей близостью, именно оно расставит все на свои места. – Когда все закончится, вы не будете помнить меня, вы не будете знать меня. Но вы будете жить.

Я по-прежнему не осознавал, о чем он, но осознавал в его словах главное, необходимое.

– Вы нашли способ, как сказать ей?

Всегда отстраненный и далекий, он все же кивнул, и впервые я почувствовал в нем то, что уже не надеялся в нем отыскать никогда – надежду. Он обвел взглядом комнату, будто зная наверняка – он больше не вернется сюда, и камень на его шее, прежде мной незамеченный, тот самый, что, наверное, и вернул зелень его взгляду, загорелся ярко и призывно, и у него был цвет той самой – его – надежды.

На сегодня все, сказал Локи, и голос его был наконец-то спокоен.

Спасибо и прощайте.