По спине девушки пробежал холодок, и она на цыпочках попятилась от окна. Рослый незнакомец, притворявшийся немым, говорил совершенно свободно на языке южан, но в каждом его слове явственно звучал характерный и многим известный грубоватый говор северных варваров.

Вернувшись в свои покои после беседы с наставницей жриц-воительниц, Сефира устало опустилась в кресло и уронила голову на руки. Кто бы мог подумать, что этот день выдастся таким трудным! Ничто не предвещало беды, и утренняя улыбка Богини, посланная ей, была светлой и ласковой, а потом… словно темные ветры принесли сюда танарийского царя, и все завертелось, рассыпалось, разразилось громом и молнией. Впрочем, нет: гром и молнии будут позже, когда сюда явится государь Ангус и потребует объяснить, почему она, Верховная жрица Тривии, ничего не сделала для спасения его единственной дочери.

А что она могла сделать? Нет, в самом деле, что?

Слава Богине, все обошлось и решилось более-менее мирным путем. Что бы там ни говорили об Искандере, он человек чести и сдержит слово. Девочка будет в безопасности, и тогда царю Ангусу не придется…

Снаружи послышался топот, дверь распахнулась, и в покои атемис ворвалась красная, запыхавшаяся атикайя Джива.

– Что еще случилось?! – Сефира страдальчески заломила брови.

– Госпожа, – вытирая лоб рукавом, прохрипела жрица и вытолкнула вперед одну из Непосвященных, – вы только послушайте, что болтает эта девчонка!

Солнце садилось, и толпа паломников во дворе храма заметно поредела. Когда светило скроется за истрийскими холмами, последние «серые плащи» выйдут за ворота и те закроются за ними с протяжным скрипом. Накануне вечером Солан слышала этот скрип, лежа в уютной постели в маленькой комнатке Герики, и когда створы шумно захлопнулись, улыбнулась, ощущая себя в безопасности. Сегодня все будет иначе. Когда ворота закроются, она останется снаружи, среди чужеземцев, незнакомых и опасных, и только Богиня знает, где и как ей придется спать в эту ночь… Солан вздохнула, наклонилась и подставила деревянную флягу под тонкую струйку, бежавшую из фонтана. Нужно набрать с собой побольше воды и еды, взять теплые одеяла и не забыть щетки и гребень для конской гривы. Что еще обычно берут в дорогу? Царевна не знала. Ее вещами и припасами всегда занимались служанки.

Услышав шаги, девушка выпрямилась и увидела быстро идущую, почти бегущую к ней Сефиру, которую сопровождали четверо вооруженных жриц, высоких, коротко стриженных, в одинаковых темно-синих туниках с разрезами по бокам. Солан не успела и рта раскрыть, как атемис схватила ее за руку и шепотом приказала:

– Следуй за мной.

Они поднялись по ступеням в святилище, а оттуда по узкому коридору прошли к лестнице, ведущей в подвальные помещения храма. Спустившись вниз, Сефира зажгла факел и передала его одной из девушек.

– Куда мы идем? – не выдержала царевна. – Что происходит?

Верховная жрица подошла ближе и мягко коснулась ее щеки.

– Под возвышенностью, на которой стоит храм, есть проход, ведущий на берег Второго Зубца. Там спрятаны лодки. Жрицы переправят тебя в Кадокию, а потом проводят до столицы. Путь неблизкий, но мы приготовили все, что необходимо. Ты должна уходить отсюда, Солан, и уходить немедленно.

– Подождите, – сбитая с толку девушка отступила на шаг. – Я не понимаю…

Вниз по ступеням сбежала пятая жрица, самая молодая, смуглолицая, с красивыми миндалевидными глазами и пышной шапкой коротких черных кудрей.

– Атемис, служанок царевны нигде нет, – доложила она. – Их вещей тоже нет. Я обыскала двор и все помещения. Похоже, они сбежали.

– Спасибо, Тайлин. – Сефира вздохнула. – Выходит, они оказались прозорливее всех… Послушай, Солан, танарийский царь лишился разума и заключил союз с северянами. Скажу больше: он привел сюда одного из них, и этот мерзавец успел надругаться над Непосвященной. Я не знаю, что Искандер задумал, но он лгал, обещая заботиться о твоей безопасности. Значит, и ты можешь забыть о данном ему слове.

– Нет, – покачала головой Солан, – если и я нарушу обещание, данное в храме Тривии, Богиня покарает нас обоих. Я должна…

– Девочка, ты понимаешь, кто такие северные варвары? – жестко оборвала ее Сефира. – Знаешь, как они поступают с женщинами? Можешь представить, что чувствует девственница, когда ее насилуют двое, трое мужчин – по очереди или одновременно? – Солан широко раскрыла глаза и нервно сглотнула. – А вот я знаю. – Верховная жрица горько усмехнулась. – Я родилась на границе Зиона и Истры, наше поместье находилось за Первым Зубцом, но однажды они добрались и туда… Мне было шестнадцать, и моих первых мужчин было четверо. А моей младшей сестре – всего десять… – Она замолчала, отвернулась, а потом вытерла покрасневшие глаза и ровным голосом договорила: – Насилие – самое страшное, что может случиться с женщиной. Это не только физическая боль, но и ощущение, будто твою душу изваляли в грязи. И ты ее никогда не отмоешь, как и память – от тяжелых воспоминаний. Поверь мне, дитя, и беги, не теряй драгоценное время.

– А как же вы? – робко спросила девушка. – Когда царь обо всем узнает, он не обрушит свой гнев на вас?

– О, нет! – усмехнулась Сефира. На этот раз торжествующе. – Я – Верховная жрица Тривии, и больше ни один мужчина на свете не причинит мне вред!

Герика стояла на коленях перед статуей Тривии в полном смятении. Впервые она не знала, о чем просить, и не понимала, что происходит в ее жизни. Кусочки мозаики никак не хотели складываться в единую картину. Что означали увиденные ею в священной чаше пламя и кровь? Почему атемис Сефира так странно вела себя сегодня? И эти двое мужчин – кто они для нее и для Солан? Какую роль они должны сыграть в судьбах друг друга?

Жрица прижалась лбом к холодному постаменту, стараясь успокоиться и собраться с мыслями. Она так давно не плакала, а сейчас ей хотелось разреветься, как маленькой беспомощной девочке.

«Великая Тривия, не покинь меня, укажи мне путь в минуты отчаяния! Мне некого больше просить о помощи и заступничестве!»

Она подняла на богиню влажные, умоляющие глаза. Но бронзовый лик был спокойным, даже отрешенным, и Герика вздохнула.

«Что ж, значит, придется распутывать все это самой… Прости, что потревожила тебя глупыми жалобами. Я уже не ребенок и должна быть сильной. Лучше пойду поговорю с Солан, подбодрю ее – и попрощаюсь. Вряд ли теперь мы с ней скоро увидимся».

Уходя, девушка мельком оглянулась, и отчего-то ей померещилась странная, немного лукавая улыбка на губах Великой Богини.

Она не нашла ни царевну, ни ее служанок, ни их вещей. Только соловый мерин стоял на том же месте у стойла, лениво переминаясь с ноги на ногу и встряхивая недоплетенной гривой. «Неужели уже уехали?» – удивилась Герика, но потом покачала головой: вряд ли царевна отправилась бы в Кадокию пешком. Ее конь был старым и толстым, но удивительно добрым. Девушка любила его и ни за что не бросила бы.

Нехорошее предчувствие сжало ее сердце, но Герика успокоила себя мыслью о том, что, вероятно, атемис велела Солан и ее служанкам прийти к ней за благословением или последними наставлениями. Немного поколебавшись, мелья направилась к Верховной жрице.

Дверь в ее покои была приоткрыта. Прежде, чем постучать, Герика на всякий случай осторожно заглянула внутрь… и обомлела. Атемис Сефира, расслабленно откинувшись в кресле, пила вино. Не разбавленное для церемоний или подачи к столу, а настоящее, крепкое и прямо из бутыли. Неужели она совсем не боялась гнева Богини, запрещавшей своим дочерям употреблять хмельные напитки?

Звание мельи не позволяло девушке выказывать недовольство поведением старших жриц, но Герика желала получить объяснение происходящему, поэтому постучала для приличия и, не дожидаясь приглашения, вошла. Еще больше ее удивило то, что Верховная встретила девушку совершенно спокойно, даже не попытавшись спрятать злополучную бутыль.