Сюда Тейя привела мужа Гай Мельгарда, который охотно присоединился к Подруге Царицы, разгуливавшей некогда голышом в темнице пещеры Исиды и носившей теперь длинное, ниже колен, платье из тончайшего льна с вышивкой по краю и короткими рукавами. У неё был накрашен зеленью прорезь единственного глаза, который она поднимала к мужу с выражением яснейшего доверия и густые чёрные – гиацинтового отлива – волосы. Уши маленькие и крепкие, как её носик, длинно палые руки, одну из которых она прикладывала к спине мужа, когда они вместе шагали по тропе. Нрава, эта женщина была ласкового, приветливость Тейя была в нём. Но на невысокой этой женщине лежала, и тень робкой грусти, ибо учинённое осознание привело её к ответу: она знала причину той роли, с которой она приехала на лунный остров. А причина крылась в троне.

Постоянное такое чувство, стремление к власти, поддерживалось отношением к ней Гай Мельгардом, которое отнюдь не было лишено нежности и определялось решительной целенаправленностью. Так что стратег искал её общества, время от времени горячо и подолгу прижимал к сердцу, называл её супругой, и говорил ласковые слова. Поэтому Тейя привязалась к своему супругу, которым всячески восхищалась. Хотя всякая женщина при виде его улыбалась и поднимала брови, он мог нуждаться в её привязанности. Да и сам Гай Мельгард чувствовал своё единство с этой женщиной в борьбе за трон, это не смущало и не затрудняло его, и даже наполняло счастьем и гордостью. Да, умный и расчётливый стратег доверял ей и как ни старался он вобрать в себя тревогу, она не сгущала в нём тень меланхолии, лежавшей на этом коварном и твёрдом человеке. Рука в руке, подходили они к вымощенной шестигранными камнями поляне.

– Милая Тейя, давай спустимся в этот овраг, в нём тропа более удобная.

– Хорошо, – ответила женщина. – Только не отпускай меня! Прыгать вместе безопаснее и веселей.

Они спустились на дно оврага, и пошли дальше. Достигнув заросшего миртового участка оврага пара, разняла руки и пошагала, друг за другом, тут тропинка между кустами была слишком узка. Гай Мельгард и Тейя Ань Нетери разговаривали и смеялись. Шагая между зарослями зелёного святилища, молодой стратег отламывал от кустов, по-весеннему белевших цветами, ветку – другую, набирая их в руки. Наконец они вышли к храму Мильк-Аштарет²⁷, который составлял лабиринт, блуждание, голышом, в нём всегда забавляло мистов. Верующим было любопытно, далеко ли удастся продвинуться по какой-нибудь петляющей дорожке, прежде чем она упрётся в непроходимые заросли и можно ли в обход пробраться дальше или же нужно повернуть назад, рискуя сбиться и с этой, так далеко уведшей дороги и снова зайти в тупик.

– Нельзя тебе рвать ветки, – сказала Тейя, но и сама она помнила, как запасалась здесь миртом для венков, которые не разлюбила носить в волосах.

Она набрала веток, а супруг попросил сплести венок ему. Однако Гай Мельгард заметил, что Тейя стала недовольной, что она, не высказываясь прямо, оберегала особое своё право на это убранство. Тут крылись тайные женские мысли, которые водились в сознании каждой иерофантиды²⁸, ведь она была ею в прошлом. Гай Мельгард предположил, что невысказанная, но заметная ревность жены к такому украшению, каким-то образом связана с благословением, которое было женским приоритетом, однако этим дело явно не исчерпывалось.

– Не беспокойся, милый! – говорила Подруга Мельгарда, целуя мужа в тёплые щёки лица. – Я сделаю тебе воинский венок из дубовых листьев. Ведь он будет ещё красивее и почётнее, правда? Зачем тебе мирты! Они воину не к лицу. Мужчине нужно выбирать подходящие украшения.

И Гай Мельгард ответил:

– Верно, ты права, и я согласен с тобой, Тейя. Ты безмерно умна, и я не мог додуматься до того, что предложила ты.

– Муж мой, когда ты что-либо говоришь, я вижу и соглашаюсь с твоими мыслями, и они делаются моими, и я, как и ты, слушая меня, становлюсь умной твоим умом.

Гай Мельгард промолчал.

– Я знаю от луноликой Тиннит²⁹ – продолжала говорить Тейя, – что мирт, это символ юности и красоты. Так говорит Тиннит, когда у храма её по весне собираются десятки тысяч юных девушек – девственниц, которым и по звучанью, и по смыслу такие слова подходят. Они юны и красивы, в молитве они вьются у пирамиды так, что весь мир только об этом и говорит. Я же теперь более забавна, чем красива, если поглядеть на мои ноги, то они стали коротки по сравнению со всем остальным. Живот у меня вздутый уже, как у подростковой девочки и щёки круглые, словно я надула их, не говоря уж о волосах на моей голове. Так что если мирт касается красоты, то, конечно, он подобает мне, и я совершу ошибку, не украсив им себя. Я прекрасно знаю, что в таких вещах можно ошибаться и причинить тебе вред. Видишь, я и сама, без твоих слов, кое-что понимаю, но, конечно, не всё, ты уж помоги мне.

– Милая Подруга Царицы, – сказал Гай Мельгард и обнял её одной рукой. – Мне очень нравятся твои выхоленные волосы, да и животик, и щёчки вполне хороши. Ты моя супруга и одной со мной плоти, ибо мы вышли из одной и той же пены пучины… Давай спустимся к камню и отдохнём.

– Давай, – ответила Тейя. – Мы поглядим на рощу женщин, и я объясню тебе о погребении, которому тоже были бы к лицу мирты, ибо они украшают смерть. Да, народ скорбит о юности и красоте, и скорбит по той причине, что Исида заставляет плакать своего избранника Мелькарта и губит того, кого любит. От того мирт и слывёт кустарником Мелькарта и Мота-Смерти³⁰. Вбери его аромат в себя, слышишь у веток острый запах? Горек и терпок миртовый убор, ибо это убор жертвы; он назначен назначенному. «Посвящённая солнцу юность», – вот имя жертвы рождества. Но мирт в волосах женщины – это растение «не тронь меня» и женских месячных. «Теперь ты уже не обнимешь меня», – заметила Тейя. – Ты отнял свою руку, и твоя женщина идёт отдельно от тебя.

– Бери, вот моя рука, – сказал на её слова Гай Мельгард. – Ты моя благонравная жена и ты совьёшь себе новый венок из самых разных полевых цветов.

– Твои слова милы, – говорила женщина. – Дай твой хитон, чтобы я прикоснулась губами к его краю!

– Ты ещё красивее от таких слов и мне не всё равно, откуда исходит этот благовонный запах мирта, который я ощущаю носом, от рощи или от твоих уст.

– Гляди, с прошлого посещения, даров прибавилось. Появились терракотовые божки. Женщины перед гротом поставили садики.

В складке горы Абант была пещера: высокая и с затворёнными медными дверьми. Она то и служила для праздничных обрядов.

– Там ли владыка, прекрасный образ, или он в другом месте?

– Образ Мелькарта³¹ на холсте и целый год его вообще никто не видит, и образ хранится в темнице. Только в праздник рождества выносят холст и иерофантиды правят над ним обряд.

– Женщины хоронят его в колумбарии Мильк-Аштарт?

Гай Мельгард вслушивался в сам тон и ход её хорала, и у него возникало ощущение, что он улавливает упрёки из глиняных кувшинов колумбария – шёпот рассыпанных пеплом юношей.

– Сначала Община Знания ищет его, – ответила Тейя.

Они сидели у подножия камня – Пирамиды Мироздания, чёрного и шершавого. Тейя разглядывала его с боку. Тусклый блеск на подбородке показывал, что Гай Мельгард подбривал курчавую бороду; он делал это с помощью смеси масла и щелока и иберийского кривого ножа. Длинную бороду он не собирался отрастить: всё – таки, что стало бы тогда с его красотой двадцати девяти лет?

– Девушки-девственницы ищут его, – рассказывала Тейя, – ибо Мелькарт, их величественная пропажа. Даже старшие иерофантиды, что спрятали его образ – проявляющийся Величеством на холсте – знают и не знают, где он. Тысячи девушек блуждают, ищут и плачут, плачут все вместе и в то же время каждая в одиночку: