Как-то неловко, говоря о поэте, ограничиться обращенностью исключительно к прозе и будто бы забыть о нем как о большом мастере версификационных форм. А ведь его «Комедия» – вещь поэтическая, стихотворная. Вот он, итальянский силлабический бесцезурный женский 11-сложник в дантовском исполнении! Это из области ритмики и метрики. Далее: вот какова терцинная цепь – строфика (или субстрофика?) «Комедии». И вот они, рифмы – безукоризненно точные и почти все женские. Наконец, приметы дантовского языка и стиля: символика, архаика, неологизмы и пр. Дело доходит до таблиц и схем. Читающему большинству скучновата лингвостиховедческая цифирь. Но обойдясь без нее, далеко вперед не двинемся.
Итак, желательно по возможности восполнить этот текст недостающим, т.е. расцветив и завершив его цитацией Дантовых стихов из трех кантик «Комедии» – из Ада через Чистилище в Рай.
В сентябре 1999 г. пересказчику-преложителю довелось читать свой перевод 14-й песни «Ада» (Равенна, Базилика ди Сан Франческо в нескольких шагах от захоронения Данте) – текст фрагмента диалога между Вергилием и Капанеем:
«Как жил, таким я и пребуду мертвый!
Зевсов кузнец пусть потеет у горна,
Выделывая стрелы громовые, –
Разить меня, как было встарь, упорно,
И пусть потеют мастера другие
На Монджибелло в кузнице померклой
Под крик «Вулка-ан! Помоги-моги-и» –
Как это было в оны дни над Флегрой, –
Меня не сломит полновластный мститель,
Сколь ни кидайся он лавой изверглой».
Тогда воскликнул страстно мой учитель
Так громко, как я не слышал доныне:
О Капаней, ты сам себе мучитель,
Ты непомерной исполнен гордыни,
Нет тебе пытки злей и непристойней,
Чем твоя ярость, – нет такой в помине».
Кто из них громче – Вергилий или Капаней? Оба громче. Взрыв ярости, негодование, перекричать бы всех, включая всесильных мучителей-богов, – такова она, роковая патетика Ада, и таков он, неистовый богоборец Капаней, язвимый свыше острыми стрелами-молниями, но отстоявший свою царственную независимость.
Куда спокойнее обретаться в Чистилище, временные обитатели которого искупят или искупили свои земные грехи, после чего им позволено переселиться сначала в Земной, а потом в Небесный Рай. Изысканная тонкость и деликатность чувствований порой становятся атмосферою второй кантики. Примечательные тому образцы – некоторые терцины 8-й и 27-й песней «Чистилища»:
Настал вечерний час, когда желанья
Влекут отплывших обратно, к любимым,
И вспоминаешь горький миг прощанья;
Когда владеет печаль пилигримом
И слышит он, как перезвон далекий
Плачет навзрыд о дне невозвратимом.
………………………………………
Нам предстояло в правый путь пуститься,
Ведущий вверх меж скал, и видно стало,
Как предо мною тень моя ложится.
Вверх по ступеням продвинулись мало –
А солнце село: тень моя исчезла
И сумеречной мглы пора настала.
Ночь догнала нас и на скалы влезла,
И сонно глядя, как небо мрачнеет,
Мы на ступени сели будто в кресла.
В высотах Небесного Рая Данте потерял свою возлюбленную Беатриче. Она неизмеримо далека от него, но он видит ее издали и взывает к ней (песнь 31-я третьей кантики):
О донна, ты, в ком все мои надежды
Сбылись, коль скоро, помощь мне даруя
Пресекла Ада роковой рубеж ты,
Где след остался твой! Во всем, что зрю я,
Твоея силы и твоего блага
И доброту и доблесть признаю я.
По твоему, не замедляя шага,
Пути я влекся от рабства к свободе:
Дана тобою мне эта отвага.
Храни меня и впредь в своей щедроте,
С тем чтобы дух мой, исцелен отныне,
Тебе угодным сбросил бремя плоти.
«Солнце италийской поэзии», или У истоков дантологии (Комментарии к «Комедии» в эпоху Треченто)
Аннотация
«Комедия» Данте – первое произведение на народном языке, вокруг которого непосредственно после его создания возникла обширная экзегетическая традиция, возводящая поэта в ранг auctor. В статье дается обзор важнейших комментариев XIV в., прослеживается эволюция аллегорического толкования поэмы, а также отмечается постепенное усиление поэтологических мотивов в ее интерпретации.
Ключевые слова: «Божественная комедия» Данте, комментарии, аллегория поэтов и аллегория теологов, accessus ad auctores, Якопо делла Лана, Пьетро Алигьери, Якопо Алигьери, Бенвенуто да Имола, Джованни Боккаччо, Гвидо да Пиза, Франческо да Бути, Грациоло Бамбальоли.
Lozinskaya E.V. «The sun of Italian poetry», or At the rise of Dante studies (The Trecento commentaries on the «Commedia»)
Summary: Dante’s Commedia was the first work written in the vernacular that produced a rich exegetical tradition soon after it had been composed, elevating the poet to the status of auctor as a result. The paper surveys the most important Trecento commentaries on the Commedia in the context of the evolving principles of allegorical exegesis and the rise of the poetological themes in the interpretation of the poem.
Итальянская литература отличается от всех прочих европейских литератур тем, что почти при самом ее зарождении было создано поистине классическое произведение, остающееся точкой отсчета для всех последующих поколений поэтов. Более того, оно было осознано как таковое уже младшими современниками и ближайшими потомками Данте. Практически сразу после своей смерти Данте стал восприниматься как «auctor» – великий автор, который заслуживает внимательного изучения, и чьи труды могут служить источником разнообразных энциклопедических сведений, а также доктринальных, философских и научных истин. Приобретение этого статуса выразилось в первую очередь в создании многочисленных комментариев к тексту «Комедии», аналогичных комментариям к текстам Священного Писания, древних философов и античных классиков.
Необычность этой ситуации заключалась в том, что «Комедия» была написана на volgare, «народном» языке, традиционно противопоставленном латыни – языку высокой культуры, к которой, как правило, принадлежали труды «auctores». Существовала даже легенда о существовании латинского начала «Комедии», воспроизведенная Боккаччо1 и Бенвенуто да Имола2. Она восходит к так называемому письму брата Иллария, в котором цитировался латинский зачин поэмы3 и рассказывалось, что Данте перешел на народный язык, увидев, в каком небрежении находятся латинские поэты у его современников. Боккаччо вставил это письмо в один из собственноручно созданных манускриптов4, но вопрос об аутентичности этого текста остается открытым: многие исследователи считают, что оно было сфабриковано либо самим Боккаччо, либо в кругах, близких Джованни дель Вирджилио5.