– У вас есть контакты этой девочки? – прервала я поток собственных размышлений.

– У Бори должен быть номер ее телефона, – устало отложила вышивку несчастная мать. – Хотите, я попрошу Нину Васильевну, чтобы она принесла его ежедневник? Муж по старинке все записывает, полностью не доверяет электронным носителям. Говорит, что с компьютером внезапно может случиться любая поломка, и нужно дублировать важную информацию в записной книжке.

Я кивнула, и Лена позвала чопорную дом-работницу, которую я про себя окрестила «миссис Хадсон». И правда, в облике двух дам явно было нечто схожее – посмотришь на Нину Васильевну, и сразу вспоминаешь Рину Зеленую в образе хозяйки дома с Бейкер-стрит.

В пухлом, потрепанном ежедневнике я без труда отыскала телефон и адрес Насти Казаковой – подруги дочек бизнесмена. Благо Борис строго придерживался алфавитного порядка, в котором и записывал фамилии людей. Значит, следующую посещу эту вылечившуюся анорексичку – думаю, она сможет мне рассказать про клинику много всего интересного.

– И все-таки, Елена, что вас насторожило больше всего в лечебнице? – продолжала допытываться я. – Вы навещали Карину?

– Каждый день, – кивнула женщина. – Мы все ездили. Боря даже на работе отпуск взял. Знаете, он много работает, это кажется, что бизнес – легкое и прибыльное дело. Было время, когда дочки даже забывали, как выглядит их папа. Свидания там разрешаются с одиннадцати утра до пяти вечера. Как раз после завтрака и до ужина. Мы приезжали обычно в тихий час, после обеда. Правда, Карине было тяжело с нами разговаривать. Она сидела и молчала, ничего не рассказывала. Я спрашивала ее, Сабрина говорила об учебе, она ведь узнавала даже Каринины задания, все надеялась, что они отвлекут… но она будто не слышала нас. Мы спрашивали ее про сеансы психотерапии, но она молчала. Так и сидела, а потом говорила, что устала, и возвращалась в палату.

– А с лечащим врачом вы разговаривали?

– Да, постоянно. Сначала за Кариной наблюдал Борин знакомый Антон Николаевич, которого мой муж называл хорошим врачом. Мне он тоже понравился – вежливый, внимательный. Я тогда поверила, что Карине помогут. Он говорил, что подобное поведение, как у моей девочки, не редкость среди больных. Знаете, вроде пациенты клиники живут в своем отдельном мире. Они там общаются друг с другом – даже Карина сдружилась с соседкой по палате. Я ее не знаю, но врач рассказывал, что это немолодая женщина. Диагноз, естественно, не называл. Еще он говорил, что когда Карине станет лучше, можно будет выводить ее на прогулки. Это не всем разрешают. В клинике лечатся не только от анорексии и психических расстройств. Там есть другое платное отделение – туда попадают с алкоголизмом и наркоманией. Я, когда услышала, в ужас пришла – моя дочка лежит в одной больнице с пьяницами и дегенератами! Но оказывается, туда не всех кладут – лечат анонимно, и людей состоятельных. Хотя, сами понимаете, меня это не успокоило – я даже настаивала на том, чтобы Карину перевели в другую больницу.

– А почему ее оставили? – удивилась я. На месте Лены я бы живо забрала свою дочь из такой сомнительной компании.

– В другом отделении врач незнакомый, – пояснила та. – А Боря хотел, чтобы Карину лечил именно этот психиатр, потому что у него почти все с таким заболеванием выздоравливают. Я возражала, но окончательное решение всегда принимает муж.

– Сколько времени Карина провела в больнице? – перешла я к выяснению фактов.

– Две недели. Все случилось внезапно. Дело в том, что Каринин врач вынужден был уйти в отпуск. Он сказал Борису, что Карину будет вести его заместительница, Анна Викторовна. Описал ее как грамотного специалиста. А потом… Потом, в субботу, мне позвонили из больницы.

Лена резко замолчала на половине фразы. Я ждала продолжения, но она будто забыла обо мне – уставилась в одну точку на стене и смотрела в нее, не мигая. Прошло, наверно, с полминуты, когда я решилась нарушить молчание и позвала собеседницу по имени. Никакой реакции – Лена меня не слышала. Я окликнула ее громче, с тем же успехом. Набралась наглости, помахала рукой прямо перед ее носом, но Елена даже не моргнула. Всерьез испугавшись за женщину, я нажала на звонок – вызов домработницы. Нина Васильевна появилась тут же, как чертик из табакерки. Мельком взглянув на свою хозяйку, она, не задав мне ни единого вопроса, молча, отточенными до автоматизма движениями, подхватила Лену на руки, как будто та ничего не весила, и уложила ее на диван. Все это происходило быстро, точно по сценарию. Можно было подумать, что подобное в этом доме в порядке вещей – как, скажем, обыденный завтрак или вечерний просмотр электронной почты. Нина Васильевна положила на Ленин лоб мокрую повязку, а рядом на столик поставила граненый стакан воды и какие-то таблетки. Я скосила глаза, пытаясь прочитать название, но ничего не разглядела. Потом домработница кивком попросила меня выйти из комнаты.

– Не волнуйтесь, у хозяйки это нервное, – объяснила мне спокойно «миссис Хадсон». – После смерти Карины приступы случаются постоянно. Елена Сергеевна запретила мне разговаривать с вами, иначе я предупредила бы вас. Ей нельзя слишком много вспоминать о трагедии. Если вы располагаете временем, можете подождать Бориса Васильевича. Он возвращается в половине восьмого вечера и ответит вам на ваши вопросы, если они у вас имеются. Я больше не имею права вам ничего говорить, думаю, вы меня понимаете.

Вопросов у меня оставалось множество, и я кивнула.

– Можно мне побеседовать со старшей дочерью Елены Сергеевны? Она дома? На этот-то вопрос вы можете ответить?

– Сабрину отправили на неделю в спортивный лагерь, – пояснила Нина Васильевна. – Хозяйка боялась, что смерть сестры окажется для девочки слишком тяжелым ударом. А скоро похороны, Сабрине не нужно этого видеть. Вчера она уехала.

Ладно, через неделю нанесу семье Семиренко повторный визит, решила про себя я и тихо стала ждать возвращения главы семейства.

Ленин супруг задержался на целых полчаса – когда в дверь позвонили, за окном стояла глухая темнота, даже снег, и тот казался черным. Я сидела в коридоре и от нечего делать листала какой-то молодежный журнал, судя по всему, собственность Сабрины или Елены. Наверно, несмотря на одержимость серьезной учебой, дочь миллионера иногда позволяет себе расслабиться за подобным чтивом. Домработница ко мне больше не подходила, я ее увидела только когда она направилась открывать дверь главе семейства. В доме стояла гнетущая тишина.

Борис Васильевич оказался крупным импозантным мужчиной лет 45–50. Он был облачен в строгий темно-синий костюм, в тон которому был подобран галстук и даже оправа дорогих, стильных очков. В одежде не было ничего кричащего о богатстве, но если человек разбирается в дорогих вещах, он поймет, что костюм бизнесмена стоит целое состояние. Увидев меня, он сдержанно кивнул, не выказывая никаких эмоций. Похоже, у них в семье это принято – держать свои мысли и чувства за глухой печатью. Я отметила про себя, что у него, как и у Елены, жутко усталый вид, который, как ни старайся, не скроешь от внимательного взгляда.

– Частный детектив Татьяна Иванова, – представилась я для порядка. – Я буду расследовать убийство вашей младшей дочери Карины. Нина Васильевна сказала, что вы можете ответить на мои вопросы.

– Вас Лена наняла, так? – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес бизнесмен. – Она думает, что Карину убили.

– Вы так не считаете? – вопросом на вопрос ответила я. – Ваша жена, напротив, убеждена, что Карина не кончала жизнь самоубийством.

– Лена сейчас переживает страшное горе, – пояснил Борис Васильевич. – Конечно, и я, и Сабрина тоже. Но жена совершенно не может себя контролировать, она подавлена, и ей надо найти виноватого – чтобы не казнить себя. Ведь, как ни крути, психическое заболевание ребенка – прежде всего вина родителей. Я слишком много времени уделял работе и проводил с девочками в лучшем случае редкие выходные. Лена… она старалась сделать так, чтобы дочери ни в чем не нуждались и чувствовали родительскую заботу. Но увы. Что сейчас толку говорить, кто прав, кто виноват – ничего уже не исправишь.