9. На федеральном уровне национальная политика фактически отсутствует, в регионах же губернаторы и мэры реагируют на проблемы ситуативно и постфактум. Общепринятых эффективных моделей предотвращения межэтнических угроз до сих пор не создано. В то же время развитие средств массовой коммуникации повышает требования к скорости и публичности реакции власти, и это необходимо учитывать.

10. В настоящее время государство в сфере урегулирования межнациональных конфликтов пока лишь усиливает карательную функцию, эффективность которой спорна. Карательные меры применяются интенсивно, но беспорядочно, а понятие «экстремизм» трактуется произвольно. В отдельных регионах за относительно безобидные записи в социальных сетях выносится большое число обвинительных приговоров, что вызывает возмущение граждан. В итоге относительно спокойная ситуация становится напряженной.

11. В результате отсутствия общей практики правоприменения за одни и те же правонарушения в разных регионах применяется разная мера наказания. Отсутствует единый стандарт реагирования должностных лиц на инциденты в межэтнической сфере, что приводит либо к попыткам их замалчивания, либо к неуместным высказываниям, которые лишь провоцируют межэтнические конфликты.

12. Анализ межэтнических конфликтов в регионах показывает, что их число заметно снижается при высокой динамике политико-экономических процессов. Так, в период Олимпийских игр и политического конфликта на Украине число конфликтов существенно уменьшилось.

13. Принцип субсидиарности можно реализовывать, передавая часть полномочий и ответственности общественным советам при органах власти и мотивируя их к участию. Подобная стратегия вовлечения позволит наладить сотрудничество, в том числе с умеренными националистами и выиграть борьбу за молодежь.

14. В отсутствие государственной политики активного вмешательства идеологический вакуум интенсивно заполняется различными организациями, в том числе исповедующими деструктивные, антисоциальные идеи. Необходимо помнить, что националистические идеи носят во многом абстрактный характер, поэтому одна лишь борьба с организациями не даст желаемого эффекта. Вовлечение молодежи в регионах в общественно полезные проекты становится не благим пожеланием, а жизненно необходимым средством снижения риска спонтанных социальных извержений.

Как показывает опыт прогнозирования геополитической обстановки последних лет, зарождающиеся кризисы и конфликты не поддаются своевременному распознаванию и диагностике. Примерами тому являются многочисленные «цветные революции» и протестные движения, имевшие место на постсоветском пространстве и Ближнем Востоке, к которым экспертное политологическое сообщество было не готово, несмотря на повторявшиеся предпосылки и сценарии организации подобных «революций». Волны «арабских революций» в государствах Северной Африки и протестных движений на Украине, в Киргизии, Грузии и Молдавии даже привели к устранению правящих режимов в результате применения технологий манипулирования сознанием человека. Образно говоря, триумф социальных сетей обусловил фиаско политической прогностики, которая использовала компаративный подход к анализу и прогнозированию политических процессов, применявшийся еще в эпоху биполярности, когда две сверхдержавы определяли основные параметры мирового развития, а страны – участницы военно-политических союзов соблюдали блоковую дисциплину и активно поддерживали политику США или СССР на международной арене. В те времена в прогнозировании применялась линейная экстраполяция развития обстановки от текущего состояния на государственном и международном уровнях. В настоящее время ситуация коренным образом изменилась. Социально-политические процессы, протекающие в государственных и международных системах, приобрели свойства нелинейности развития и турбулентности проявления из-за появившихся возможностей практически для всех членов социальных сетей влиять на развитие политических процессов. Все это значительно осложняет выявление и диагностику зарождающихся конфликтов и кризисных ситуаций.

Как показывает анализ, в 90-е годы прошлого века в мире насчитывалось 170 конфликтных зон, из которых 30 – в активной фазе. Однако в начале нынешнего века их число начало снижаться и в настоящее время стабилизировалось на отметке 5–7 вооруженных конфликтов1. Зато возросло число внешних и внутренних их участников.

Главной особенностью современных кризисов и конфликтов внутригосударственного и регионального масштабов является широкое прямое или косвенное вовлечение в них заинтересованных внешних субъектов международной политики, стремящихся оказывать военную, финансовую и информационную поддержку одной из сторон в своих интересах, а также влиятельных международных организаций. Как показывают события в Ливии и Сирии, это не позволяет властям страны считать такой конфликт своим внутренним делом, даже если он и оказывается таковым с международно-правовой точки зрения.

Второй особенностью большинства современных конфликтов является их ценностное измерение, реализуемое в форме борьбы этнических и культурно-конфессиональных идентичностей. При этом ценностный фактор часто используется в качестве идеологического обоснования и пропагандистского прикрытия для сторон конфликта. Вместе с тем сегодня можно привести немало примеров, когда несовместимость интересов преодолена, а конфликт не утихает из-за иррационального стремления лидеров радикальных движений сражаться до конца «за веру» или «во имя подлинной независимости нации». Объясняется это тем, что идеи защиты национальных интересов и достоинства нации, «истинности веры» сегодня можно использовать в качестве мобилизационного резерва.

Третьей особенностью современных конфликтов является их тотализация, означающая вовлеченность в конфликт широкой международной общественности. При этом инструментом тотализации выступают СМИ и социальные сети, создающие общественное мнение, которое влияет на позиции глав государств и международных организаций.

Таким образом, значительное число внешних и внутренних участников конфликта, его нечетко очерченные географические границы, взаимообусловленность многих социально-экономических, конфессиональных и гуманитарных аспектов делают его развитие труднопредсказуемым и превращают его анализ и прогноз в сложнейшую задачу со многими неизвестными. Частота конфликтных и кризисных ситуаций в современном мире обусловлена высоким уровнем конфликтогенности внутригосударственных и международных отношений, который определяется следующими факторами:

– соперничеством ведущих мировых и региональных субъектов международной политики за сферы военно-политического влияния, источники сырья и рынки сбыта на постсоветском пространстве и в регионах Ближнего Востока с использованием стратегий непрямых действий и «мягкой силы»;

– возросшей активностью дипломатических, неправительственных организаций и специальных служб, поощряющих, организующих и финансирующих оппозиционные силы в их борьбе с действующей властью, причем организаторы протестных движений иногда привлекают для участия третьи страны (как это было в Ливии и Сирии), вербующие и обучающие наемников и финансирующие их деятельность.

Сценарии политических переворотов были успешно реализованы на Украине, в Грузии, Киргизии и Молдавии, а также в государствах Северной Африки, надолго дестабилизировавших социально-политическую обстановку в этих странах. При этом движущей силой подобных «революций» является молодежь в возрасте до 30 лет, доля которой в общей массе населения растет. Ожидается, что к 2020 г. она составит в Азии 47%, на Ближнем Востоке и в Северной Африке – 57, к югу от Сахары – 70%2. При этом в большинстве стран данных регионов в ближайшей перспективе условий для успешной социальной интеграции молодежи в общественные структуры не предвидится, что сделает ее источником грядущей социально-политической нестабильности и конфликтов.