Незнакомец одним щелчком отправляет сигарету в полёт, снова переводит взгляд на Луку:
— Слезь, ты простудишься. Сегодня не тот день, чтобы умирать.
Лука кашляет, горло почему-то сжимается и не желает выпускать слова:
— Разве для этого может быть тот день?
— Смерть сама выбирает тот день, — усмехнувшись, говорит незнакомец, вздыхает и продолжает. — И человека тоже.
========== Глава 4 ==========
«Смерть сама выбирает тот день».
Слова незнакомца не дают покоя, почему-то зацепились в голове, как глупая и заезженная песня, звучащая по всем каналам. Как будто у смерти есть возможность выбирать, как будто она живая.
Хотя… такое предположение выглядит заманчивым. Очеловечить смерть, наделить её качествами живого существа… подружиться?
Лука усмехается — отличная вышла бы пара. Нерешительный суицидник и смерть. Отличная тема для романа — самое время стать писателем.
Странный парень на чужой крыше. Кто он? Он не живёт в этом доме, Лука знает в лицо соседей. Как он попал сюда и зачем? Зачем заговорил с ним? Лука морщится — глупости, просто случайный собеседник на пару фраз — зацепивший необычностью места встречи и темой для разговора. Больше они никогда не встретятся, и думать о нём ни к чему. Да и само понятие «никогда» тоже скоро закончится — Лука устал медлить. Надо набрать в грудь побольше воздуха и сделать решающий шаг вперёд. Как много значит этот вовремя сделанный шаг.
Страшно ли умирать? Каждый, кто задаёт себе этот вопрос, до конца не понимает всей его сути. Думать о смерти — это одно. Смерть можно романтизировать, сделать её привлекательной, посвящать ей стихи и сочинять песни — но от всего этого она не перестаёт быть смертью.
Смерть — это время, которое пошло назад.
Ты думаешь: «Вот, я просто перестану быть.
Я стану «не быть».
Так просто… казалось бы.
Но это не то, что ты представляешь. Это совсем не то, как если бы кто-то просто щёлкнул выключателем и твой мир в мгновение перегорел. Ты не машина, ты всё это почувствуешь. Ты прочувствуешь, как ты умираешь. Каково это? Никто из живых не знает. А те, кто знает, не могут этого рассказать.
Наверное, это страшно. Такой кристальный в своей чистоте ужас. Момент, когда ты летишь с моста и вдруг понимаешь, что хочешь жить. Вот он — самый страшный момент. Время пошло назад — и процесс этот необратим. Ты уже не можешь ничего изменить, и ты больше не Властелин своей жизни, ты просто летишь с моста. Несколько секунд, которые превращаются для тебя в тысячелетия.
Прежде чем решить умереть, ты должен знать наверняка — хочешь ли ты этого. Как будто можно это наверняка знать. Человек существо иррациональное.
Жизнь пуста, в ней нет ничего такого, что заставило бы сомневаться в своём решении. Смотришь вокруг и удивляешься, откуда люди черпают своё вдохновение.
Ты слишком устал, потому что умер, не успев родиться. Только люди не поняли, что ты умер, или забыли — оставили тебя, покинутого и одинокого, и ты вынужден пытаться существовать в мире живых, подражать им, что-то делать и к чему-то стремиться, пытаешься быть похожим на них, но тело твоё и твой разум мертвы — они функционируют механически. И ты каждый день, подчиняясь этой, записанной один раз программе, встаёшь и идёшь, и стараешься хоть немного походить на них. А у тебя нет даже сил на то, чтобы упасть лицом в пол и разрыдаться от отчаяния.
«Какие у тебя могут быть проблемы в твоём возрасте?»
Глупые взрослые люди. Проблемы могут быть в любом возрасте. Не все рождаются жизнеспособными. Только в животном мире этот процесс отлажен в совершенстве — выживают те, кто может выжить — естественный отбор. В человеческом обществе не можешь жить — тебя научат. И твоё желание тут не учитывается.
Лука поднимается вверх по лестнице, едва касаясь рукой гладкой поверхности перил — трогает, пытаясь представить, что всё это в последний раз… хочется запомнить все ощущения, потому что скоро их не будет.
Скоро — это должно произойти.
Последний пролёт.
Какой день ты выберешь? Какой день выбрали для тебя? Всё, что ни происходит в нашей жизни — происходит вовремя.
И если тебе суждено полететь именно сегодня, то ты полетишь, даже если в этот момент ты будешь находиться посреди бескрайней и отвратительно ровной степи.
Прежде чем выйти на крышу, Лука по привычке зажмуривается, а где-то по кромке сознания мерцает вспыхивающий огонёк — что если… он снова будет не один. Теперь, когда это произошло один раз, невольно думаешь о повторении, что твоё одиночество вновь будет нарушено. Болезненная мысль.
Очень медленно Лука открывает глаза, пытается подсмотреть сквозь ресницы… хочется — не хочется…
«Поиграем?»
Раз, два, три, четыре, пять — Мальчик хочет полетать,
Шесть, семь — не умеет совсем,
Восемь — у кого совета спросит?
Девять — он уже тут… Как его зовут?
Десять… будет игра — кто из них доживёт до утра?
На крыше никого. Лука недоверчиво оглядывается по сторонам. Бывает так, что ты совершенно один, но все твои рецепторы голосят, что рядом что-то есть… кто-то есть. И ты нервно вздрагиваешь, пытаешься заглянуть себе за спину, и вместе с тем боишься, а вдруг увидишь там кого-то.
Никого.
«Ты сегодня самый смелый».
Лука привычно взбирается на парапет. Руки в стороны, полная грудь воздуха, ветер в лицо и… по спине озноб от резко прижавшегося к нему твёрдого и напряжённого тела…
— Не оборачивайся, — тихо, в самую душу, и ноги подгибаются то ли от страха, то ли от неожиданности.
Руки по-прежнему раскинуты в стороны, а в его пальцы вплетаются чужие, длинные и холодные.
— О чём ты мечтаешь, когда приходишь сюда, и вот так стоишь часами, забыв обо всём? — голос почти бесплотный, кажется, что звучит он внутри головы.
Лука молчит, бездна тянет его вниз, а тело за его спиной, кажется, разгорается пламенем, передавая этот жар самому Луке.
— Ты хочешь сделать этот шаг, туда, вниз. Ты хочешь полететь…
— Хочу, — мысленно подтверждает Лука.
Сознание туманится, фантазия дорисовывает к раскинутым рукам иссиня-чёрные крылья. И ощущения — будто это не наяву, будто сон вдруг перенёс тебя в зачарованную страну.
И крылья эти твои, и ты, только сейчас, умеешь летать.
— Ты боишься, человек? — сухой смешок за спиной.
— Да, — как можно этого не бояться, даже если только об этом и думаешь.
— Не бойся, — успокаивающий шелест. — Летать — это счастье. Я подарю тебе это ощущение. Хочешь?
— Хочу, — вот он — момент истины, когда за спиной крылья. И не стоит сейчас задумываться, чьи они. Это всё не самом деле. Это сон.
— Полетели?
И рывок вперёд… вперёд, и да, это полёт… счастье, в переполненных внезапностью лёгких… эйфория… а потом вниз…быстро, ещё быстрее… стремительное падение в никуда… ужас…удар… раздирающая тело боль… вспышка… пус-то-та…
========== Глава 5 ==========
Пустота сжимается, накапливается и тут же расширяется, словно живая студенистая масса… разрывает усиливающимся давлением черепную коробку, долбит по барабанным перепонкам так, что закладывает уши… свист, переходящий в ультразвук… вдо-о-о-ох…
Разряд…
Выы-до-о-о-ох…
Боль…
Разряд…
Удар…
Пустота взрывается… вдо-о-о-ох… ещё один сокрушающий удар в грудь… тело содрогается в бессознательном рывке вперёд… и Лука, словно выныривая после долгого погружения, прогибается на мокрых насквозь простынях, задирая назад голову.
Воздух, насильно затягиваемый внутрь сокращающимися лёгкими, раздирает горло… он давится, кашляет, рефлекторно хватаясь пальцами за грудь… задыхается, снова кашляет…боль растекается по телу, пузырится по поверхности кожи…
Вы-до-о-ох…
Судорога отпускает… и Лука расширившимися от ужаса глазами немигающе смотрит в стену перед собой…
Кошмары, которые приходят из ниоткуда и терзают твоё беспомощное сознание, имеют уникальное свойство — они могут казаться реальностью. И тебе никак не догадаться во сне, что это не ты, не с тобой… что это кино, страшное, жуткое кино, которое заставили смотреть тебя силком, привязав крепко-накрепко к стулу и оттянув веки вверх, приклеив их намертво, чтобы не закрывались — смотри, мальчик, этот эксклюзив только для тебя. Совсем бесплатно — акция — безвозмездно, то есть даром.
