– Что? Что такое?

Но она лишь молча прошла мимо меня, не в силах вымолвить ни слова.

Я поспешила следом за ней в кухню. Потом, по-прежнему дрожа, произвела ревизию собственного тела. Чувствовала я себя вполне нормально. В голове – полная ясность. И все же я почему-то проспала. К открытию «Рубки» уже не успеть. Родителям в одиночку придется справляться с утренним наплывом посетителей, потом с обеденным; папа в запарке не вспомнит, что людям нужно говорить о фирменных блюдах, мама начнет твердить, что фирменные блюда больше не нужны, слишком уж дорого, – и этого иногда бывало достаточно, чтобы они вдрызг разругались, хотя такое случалось крайне редко.

Кэннон стоял посреди кухни у островка и что-то набирал на своем ноутбуке.

– Вот, смотри! – бросил он через плечо, очевидно приняв меня за Уитли. – «Нью-Йорк таймс». Точно та же, что и вчера.

Я подошла и остановилась рядом с ним. Он был взвинчен, будто выпил пять-шесть чашек кофе.

– Что случилось?

– Что случилось? – передразнил он, оборачиваясь ко мне, потом схватил меня за голову и повернул лицом к экрану.

– «Сенат настаивает на новой иммиграционной инициативе», – прочла я вслух.

– Ты на дату взгляни! – рявкнул он.

– Пятница, тридцатое августа. И что?

– И что? И что?! А то, что это вчера! – Нахмурившись, он вновь застучал по клавишам, загружая сайт Си-эн-эн. – Си-эн-эн. «Пост». «Тайм». Дата везде та же самая.

Он сунул мне в руки свой айфон. Ничего не понимая, я вытаращилась на дату, светившуюся на экране поверх экранных обоев – фотографии его фехтовальной подружки-чемпионки.

Он был прав. «30 августа. 17:34».

Видимо, с линией перемены даты что-то случилось. Или террористы взломали Интернет. Словно прочитав мои мысли, Кэннон сунул мне под нос свои часы. Стрелки показывали пять тридцать пять. На индикаторе даты стояло тридцатое.

– Как хакеры могли подкрутить мой «Таг Хойер»?

Я лишь молча хлопала глазами.

Тут его телефон завибрировал. Звонила некая Александра. Он схватил трубку:

– Алекс! Не отключайся. Так, погоди, погоди… Скажи, сколько сейчас времени и какое сегодня число. Время и дату. Я тебе все сейчас объясню – ты можешь сказать мне чертову дату? Я же не прошу тебя процитировать мне Декларацию незави… Ну почему нельзя просто заткнуться и сказать мне, какое сегодня…

Не знаю, что ответила озадаченная Алекс, но Кэннон, охваченный яростью, запустил телефоном в раздвижную стеклянную дверь. А потом рухнул на диван, с безумным видом глядя в пол. Я бросилась к своей сумочке, порылась в ней и вытащила телефон, что само по себе было очень странно: ведь в последний раз я держала его в руках там, наверху.

Дата на экране была в точности та же самая. 30 августа. Чувствуя дрожь от подступающей паники, я позвонила маме.

– Привет, Бамбл…

– Мама. Мама? Где вы?

– Едем смотреть «Его девушку Пятницу». А что?

– Вы что, вчера не посмотрели?

– Вчера?

– Мама, какой сегодня день?

– Что? Почему ты кричишь?

– Какое сегодня число?

– Пятница… пятница, тридцатое августа.

– Ты уверена?

– Дата прямо передо мной, на приборной панели.

– Сегодня тридцатое, – вклинился в разговор папа.

– Мама, я звонила тебе вчера вечером, помнишь?

– Вчера вечером? Что?

– Вчера вечером я позвонила тебе и сказала, что остаюсь ночевать в Уинкрофте. А ты попросила меня приехать к открытию, потому что Сонному Сэму надо к зубному.

– Сэм завтра не выйдет? Он позвонил тебе? Сэм завтра не выйдет! – сообщила она папе.

– Он позвонил Би, хотя мы раз двадцать проверили, что у него есть наш номер?

– Би, что у вас делается? Может, мы приедем и заберем тебя?

Я нажала кнопку отбоя, чувствуя, как грохочет в ушах кровь. Мама немедленно перезвонила, но я была не в состоянии с ней разговаривать.

Я уселась на диван и попыталась успокоиться. Наверняка это сон, и все. Очень реалистичный сон. Я велела себе проснуться. «Проснись». Потом стало ясно, что в доме появились Кип с Мартой. Они остолбенело застыли посреди вестибюля, словно только что очнулись и поняли, что ходили во сне. Уитли отступила обратно на кухню. Все ее движения были замедленными, как у того, кто ходит по поверхности Луны.

– Эй, – еле слышно прошептал Кип. – Что тут – землетрясение? Или конец света, о котором мы узнали последними?

И тут в дверь позвонили.

Я не стала дожидаться остальных, вскочила с дивана, метнулась мимо Кипа с Мартой к входной двери и распахнула ее.

– Быть может, теперь меня пригласят на чашку чая, – произнес тот самый старик.

– Главное – сохранять спокойствие, – сказал Хранитель. – Паника ни к чему хорошему не приведет.

Он заваривал чай.

Чая он попросил первым делом, едва переступил через порог, а поскольку все мы пребывали в крайнем смятении и не отреагировали на его слова, он, к полному нашему изумлению, занялся этим сам. Он набрал в чайник воды, поставил его на плиту, зажег газ и достал из шкафчика кружку, точно был частым гостем в этом доме.

– Запомните одну вещь, – возможно, это вас приободрит, – продолжал он, отточенным движением поправляя узел синего шелкового галстука. В этот миг на него упал свет лампы, и я различила на шелке отчетливый орнамент в виде оленей, точно воспроизводивший скульптуру у входа в Дарроу. – Многие попадали в Никогда и до вас. Многим предстоит попасть туда в будущем. Сотни миллионов завершат свой земной путь, так и не получив шанса, который выпал каждому из вас. Считайте это драгоценным даром. Шансом изменить историю, ибо, выбрав того, кто останется в живых, вы повлияете на бесконечные миллиарды будущих мгновений. Вы должны полагаться друг на друга. Каждый из вас – ключ, а все остальные – замки к нему. Это не кошмар и не сон. Это трещина, в которую все вы будете падать, пока не придете к согласию. Чем скорее вы смиритесь со своим положением, тем скорее покончите с ним.

Этот старик в доме, снова в доме, одетый все в тот же темный костюм, говорящий все тем же величавым голосом, настолько не вписывался в реальность, что никто из нас не мог вникнуть в его слова. Уитли с Кипом стояли у кухонного островка и таращились на него разинув рот, словно им явился полтергейст. Марта с каменным лицом сидела на диване, – казалось, будто она собирается упасть в обморок. Я изо всех сил старалась вдумываться в то, что говорит старик: вдруг это поможет понять, кто он такой на самом деле? Но все это время мой внутренний голос буквально-таки вопил: «Это розыгрыш. Просто розыгрыш!» Это не могло быть правдой. Кто-то решил сыграть с нами изощренную и злую шутку – то ли международные террористы, то ли хакеры из «Анонимуса» или из другой группировки.

Еще раньше я заметила краем глаза, как Кэннон скрылся наверху. Теперь он вернулся со спортивной сумкой на плече.

– Я поехал, – объявил он.

– Как?! – немедленно вскинулась Уитли. – Куда?

– В аэропорт.

– Но сегодня вчерашний день, – сказал Кип.

– Нет. Не вчерашний. Да, мы не можем этого объяснить, но какое-то объяснение существует. Наверняка на физическом факультете Гарварда ищут его прямо сейчас.

– Боюсь, на физическом факультете Гарварда ничего не знают о вашем бедственном положении, – вмешался Хранитель, наматывая чайный пакетик на ложку, чтобы отжать его. – Сейчас там ломают голову над квантовой гравитацией. Точнее, над вакуумной катастрофой.

Кэннон послал ему холодный взгляд:

– Я еду домой.

– И что ты будешь там делать? – поинтересовался Кип. – Пожалуешься мамочке? «Мама, сегодня опять настало вчера»?

Кэннон пожал плечами:

– С ним я тут хрен останусь.

Он вышел. До нас донесся хлопок входной двери. И тут Уитли неожиданно со всех ног бросилась за ним. И Киплинг. И Марта тоже. Все разом сорвались со своих мест и побежали, словно узнали, что у старика есть при себе взрывчатка, на ходу хватая ключи от машин, сумочки, кофты, телефоны. Мне не хотелось оставаться с ним наедине, поэтому я тоже схватила сумку и выскочила под дождь. Все наперегонки неслись к своим машинам. Один за другим завелись двигатели; вздрогнув, пришли в движение дворники. К тому времени, когда я раскочегарила свой старенький «додж», остальные четыре машины уже скрылись.