– Я поняла, – подрагивающим голосом выдавила Зина. – Что значит – по-хорошему договориться?

– Вот это уже походит на серьезный разговор, – с удовлетворением заметил Дитц. – По-хорошему то и значит, что не по-плохому. Расскажешь все добровольно – обойдемся без пыток и боли. Уяснила?

– А потом? Вы меня… убьете?

– Смотрю, ты умнеешь прямо на глазах. – Начальник службы безопасности криво усмехнулся. – Жить хочешь? Понимаю. Мне вовсе незачем тебя убивать. Подпишешь кое-какие документы и будешь дальше работать на нас. Это называется «сделка с правосудием». – Он снова усмехнулся.

– Я поняла. Не надо меня отдавать Курту. – Зина всхлипнула и, окончательно сломавшись, расплакалась. – А что… что именно я должна… рассказать?

– Все, что касается твоей шпионской деятельности. Кто тебя надоумил копировать секретные материалы и зачем? Кто твои подельники? И так далее. Я спрашиваю – ты честно и детально отвечаешь… И учти – обмануть меня не получится. Слышала о сыворотке правды?

Зина кивнула.

– Так вот, у нас есть своя такая сыворотка. Мы ее тебе вколем сразу после нашего разговора. Для контроля, так сказать. И если выяснится, что ты соврала или о чем-то умолчала, тогда не обессудь. Тогда с тебя сдерут кожу.

Дитц посмотрел на Курта и распорядился:

– Свяжись с профессором. Пусть через часок подошлет сюда своего помощника. Этого, как его…

– Гавела, – подсказал Курт.

– Ага, его. Скажи, что нам вскоре понадобится АВ-13, чтобы разговорить одного… хм, пациента.

Лифшин добрался до центра Петербурга в одиннадцатом часу вечера, изрядно постояв в пробке на Ленинском проспекте. Конкретного плана действий он так и не придумал, хотя и перебрал в голове с десяток вариантов. Но первый пункт в плане значился и не вызывал сомнений. Семен должен был напиться, чтобы снять стресс и вообще… В общем, сначала напиться.

Оставив свой внедорожный Land Cruiser на платной стоянке, он забурился в ночной клуб на Садовой, где считался завсегдатаем. Там первым делом принял на грудь подряд три дринка излюбленного «Чиваса», после чего жизнь изменила цветовую гамму. Нет, в розовом цвете она выглядеть не стала, но черный цвет сменился серобуромалиновым в крапинку.

В конце концов, главное, что он сам не попался, – рассудил Семен. А чего там Зина наговорит на допросе, так это все бабушка надвое сказала. В концерне шума поднимать не будут, он им самим ни к чему. То, что Зина не успела передать флэшку, так это даже к лучшему. Получается, что никаких секретов он не знает, значит, и предъяву ему кидать не за что.

Ну да, секретные материалы раздобыть хотел, так журналисты этим и живут. Но не раздобыл же! И не опубликовал. А то, что намеревался на этом срубить бабла, так это вообще ни о чем – недоказуемо и ненаказуемо.

Единственное обстоятельство, мешавшее жизни окончательно порозоветь, упиралось в Зину. С любовницей вышло некрасиво. Именно он втянул ее в авантюру, следовательно, подставил. А затем еще и, в некотором роде, предал. Теперь ее судьба покрыта мраком неизвестности.

Но что делать? Не обращаться же в полицию, признаваясь в организации промышленного шпионажа? Тут самому можно срок схлопотать. А Зина…

Ну, выкрутится как-нибудь. Не убьют же ее за одни намерения передать флэшку с инфой. Максимум, выгонят с работы. Прессанут, конечно, изрядно, так он предупреждал о том, что дело рисковое. А за риск надо платить.

Нет, пора еще добавить вискаря. А то стремно как-то и на душе будто камень какой. А ему нужна расслабуха. Он же, считай, с боевой операции вернулся.

Семен закинул в рот четвертый стопарь, закусил бутербродом с икрой, и двинул на танцплощадку обжиматься с потными телками.

Допрос Зины продолжался около двух часов. Дитц работал добросовестно и пунктуально, вытягивая из «шпионки» все подробности и самые мелкие детали. Он знал, что прокола допустить нельзя. Идея подловить на Зину, как на живца, ее сообщников, принадлежала лично ему и была, в некотором роде, самодеятельностью.

Он не согласовывал операцию с вышестоящим начальством, собираясь подать ее, как экспромт. Блестящий экспромт. И рассчитывал на большую награду. Но и наказание за провал могло быть очень суровым. Поэтому следовало выяснить все, вытащив из девки подноготную (так, кажется, в России выражаются?), и зачистить концы.

Убедившись, что методы обычного допроса исчерпаны, Дитц позвал Гавела и тот вколол девчонке АВ-13 – он же, на профессиональном сленге, «болтушка» – психотропный препарат, расслабляющий волю и развязывающий языки даже самым стойким и упертым субъектам. А Зина уж точно не входила в их число – так, обычная смазливая бабенка с претензиями на исключительность и завышенными запросами.

Вот почему операция с «болтушкой» оказалась излишней. Быстро «поплывшая» после укола Зина ничего важного к предыдущим показаниям не добавила, разве что просветила Дитца по поводу своих личных взаимоотношений с блогером Семеном и бывшим мужем Данилиным. При этом блогера девица несколько раз обозвала козлом, а Данилина охарактеризовала, как «хороший самец» (в непечатной формулировке).

Услышав эту формулировку, Дитц решил, что затянувшийся допрос пора заканчивать. После чего сказал Гавелу, участвовавшему в процедуре на правах специалиста по медицинской части, что девушка службе безопасности больше не нужна.

– В каком смысле – не нужна? – уточнил врач.

– В прямом. Отведи ее к профессору, пусть делает с ней, что хочет. Для нас она отработанный материал, а вам для экспериментов еще сгодится. Впрочем, я уже разговаривал об этом с профессором.

Распоряжение Дитца означало, что Зина по сути приговорена к смерти. Секретность экспериментов предусматривала, что «подопытные кролики» должны затем умолкнуть навсегда – после того как пройдут все круги ада под «чутким» присмотром профессора Шмутко.

Таким образом, начальник службы безопасности не выполнил своего обещания перед Зиной. И не собирался выполнять. Наблюдая за тем, как Гавел выводит шатающуюся девушку из кабинета, Дитц подумал: «Ауфидерзейн, крошка. Этим славянам, давно перемешавшимся с азиатами, нельзя доверять. Непредсказуемые люди с непонятными принципами. Да и не нужны мне больше стукачи – скоро начнутся дела поинтересней».

Вечер в ресторане прошел отлично. А ночь с опьяневшей Лизой и вовсе обещала стать божественной. Поэтому Павел не расстроился, не сумев приткнуть автомобиль во дворе дома – обычная история, когда приезжаешь поздно. Народ помаленьку привык существовать в кредит – некоторые уже и по три тачки на семью умудряются иметь, а дворы-то не резиновые. Тем более что Данилин обитал в доме еще брежневских времен, со двором, рассчитанном, в лучшем случае, на десяток «жигулей» и «москвичей» с парочкой «запорожцев» в придачу.

Круг по двору Павел все-таки сделал – а вдруг да повезет? Однако не повезло, машин набилось, как сельдей в бочке. У соседней парадной Павел даже чуть не зацепил бампер бордового джипа – тот припарковался настолько неудачно, что на полметра перекрыл и без того узкий участок проезжий части.

В автомобиле сидели два парня, и в другое время Данилин обязательно сделал бы им замечание и попросил перепарковаться. А не послушались бы – начистил бы репу, чтобы не быковали и уважали, как любят выражаться по телеку, права других участников дорожного движения. Наглецов и хамов Павел на дух не переносил, и не только на дороге – у таких, пока в пятак не заедешь, мозги не вправятся.

Но в этот раз Данилин сдержался – не до нравоучений и разборок, когда разгоряченная Лиза под боком. Тут до постели бы скорей добраться, остальное подождет. А для начала надо куда-то тачку приткнуть.

Приткнул в итоге прямо на улице, рядом с круглосуточным магазином. Едва вылезли из машины, Лиза, потерявшая последние остатки нравственности, полезла целоваться взасос. Так и добирались до своей парадной рывками – два шага вперед, один шаг назад. Или как там у классика марксизма-ленинизма?