Чарли стоял у стола и смотрел мимо старомодной лампы, свисавшей с картонного потолка, - картон настелили прямо на шесты, державшие кровлю.

Он сказал:

- Не стоит зря тратить воду, девочка.

Желтый дождевик так и оставался висеть у него на руке, а сзади, за дверью, в комнату заглядывало небо, повисшее от тяжести дождевых туч.

Она принесла железный тазик с водой, которую нацедила из бидона на столе, и он снова уставился на ее свободно покачивающиеся бедра и колышущуюся под халатом полную грудь и улыбнулся ей.

- Я вправду соскучился по тебе, Фрида, - сказал он.

Она поставила тазик на стол и сказала:

- Garn, поди ты. Поэтому никогда и не зайдешь?

Она стояла рядом, одной рукой захватив то место на рубахе Чарли, где еще оставались пятна от грязи, и, натянув материю, смывала их, и он вдыхал запах ее тела. От нее веяло теплом и чуть-чуть потом, и он чувствовал у себя на шее ее горячее дыхание. Фрида отжала в миску намоченные места на рубахе и сказала:

- Чего ты ввязался в драку? Нашел удовольствие драться на улице, вот уж...

Он посмотрел на нее и сказал немного даже с гордостью:

- Они цеплялись к моему брату. Должен же человек заступиться за собственного брата или нет?

Она отмыла грязь с рубахи и нагнулась к его джинсам, и, опустив глаза, он увидел две гладкие коричневые в голубых жилках округлости ее груди. Он положил ей руку на спину, обнял за плечи, но она, выпрямившись, отодвинулась от него. Глаза у нее заблестели. Она сказала совсем тихо:

- Ну-ну, не будь таким горячим, уж больно ты скор на руку.

Он не чурался такого рода тем и ответил улыбаясь:

- О, Фрида, ты бывало сама мне показывала, где что лежит.

- Заткнись, - сказала она, и под ее темной кожей разлился румянец. - Ты воображаешь, что можешь ходить сюда, когда тебе вздумается, а потом носу не казать, развлекаться где-то?

Она пошла к шкафу, а он спросил:

- Завела себе нового дружка? А, Фрида? - В его голосе прозвучало беспокойство.

- За кого ты меня принимаешь? - бросила она через плечо рассерженно. Она отыскала тюбик с вазелином и отвинтила колпачок.

Чарли сказал примиряюще:

- Ну ладно, bokkie, деточка, ладно. Я ничего такого не хотел сказать, чего ты сердишься.

На улице неожиданно потемнело и хлынул дождь. Они слышали, как он зачастил по крыше и с шумом припустился по дорожкам вокруг дома. Дети вбежали в дверь и смотрели на дождь с порога, зажав в руках недоеденные корки. Фрида озорно улыбнулась Чарли, зная, что присутствие детей разрушило все планы, которые у него могли быть на ее счет.

В лачуге было тепло и сухо. Стены изнутри были обшиты листами картона от бакалейной тары и обклеены полосками бумаги с типографской свалки, так что, сидя в тепле от примуса, можно было сколько угодно читать обрывки реклам и разглядывать цветные этикетки.

- Дай-ка мне, - сказал Чарли, протягивая руку за тюбиком. - Я сам. Что я тебе, маленький? - Он взглянул на нее нахмурившись и потом кивнул на завесу дождя за дверью. - Мне еще предстоит добираться до этого гаража. Надо подыскать что-нибудь на заплатки для крыши. - Он поморщился от боли, когда стал смазывать ссадину на лице.

Фрида сказала:

- Я хотела попросить тебя починить примус. Он плохо горит. Горит-горит и погаснет.

Чарли пошел к столику, взял примус, потряс у себя над ухом. Одна ножка давно отпаялась, и, чтобы примус не падал, Фрида что-нибудь подкладывала под низ.

- Наверно, засорился, - сказал он. - Загляну в следующий раз, посмотрю.

Он поставил его - примус накренился.

Фрида сказала:

- Подожди немножко, пока дождь перестанет. Присядь, ты теперь чистый.

Он ухмыльнулся.

- Ты действительно хочешь, чтобы твой Чарли присел?

Она сложила на груди свои полные, гладкие руки и сказала певучим голосом, кокетливо отводя глаза:

- Поступай как знаешь.

Он снова ухмыльнулся и сел на диванчик, а она, вдруг что-то вспомнив, повернулась к нему спиной, открыла кухонный шкаф и достала с полки плоскую флягу. Она посмотрела ее на свет, и Чарли увидел, что бутылка почти наполовину полная.

Фрида сказала:

- Вот. Смотри, что я даже приберегла для тебя. Все думала, зайдешь как-нибудь. Вот и стоит здесь все время, тебя ждет... - Она взяла с полки толстый стакан.

Чарли расплылся в улыбке.

- О-го-го, Фрида, деточка, козочка. Вот это ты здорово придумала.

- Я принесла это от миссис еще несколько недель назад, нашла на столе у хозяина. У них хватит, не обедняют.

Она поставила бутылку и стакан на стол.

- Садись рядышком, bоккie, - сказал Чарли.

Но она только улыбнулась и, отойдя к двери, встала рядом с детьми, наблюдая, как хлещет дождь.

- Похоже, надолго зарядил, - сказала она. - Теперь пойдет хлестать.

- Да нет, он переменный, пойдет-пойдет и перестанет, - авторитетно заявил Чарли, отвинчивая пробку. - Тем дождям еще рано.

Она повернулась, прислонилась к дверному косяку и, скрестив руки на груди, смотрела на Чарли.

- Бывает, что он хлещет и две недели подряд.

Чарли налил себе немного в стакан.

- Ничто так не согревает кровь, как капелька крепкого, а? - Игриво подмигнул ей. - Налить тебе на донышко?

- Ты же знаешь, что я не пью.

- Да ладно, крошка. Ну давай по одной, а?

- Не валяй дурака. Пей себе.

Он улыбнулся и оглядел ее. Она вскинула голову и отвернулась, а он засмеялся, когда она отвернулась и стала смотреть на серую стену дождя.

- Gesondheid, будьте здоровы, - и он залпом выпил. Коньяк обжег его, согрел желудок, и он почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Он достал сигарету и закурил. Налил себе еще и сказал с искренней благодарностью: - Очень мило с твоей стороны, Фрида, поднести человеку стаканчик. Хороший коньяк держит белый босс.

- Я так и думала, что ты как-нибудь зайдешь.

Он улыбнулся.

- Знаешь, как условимся? Я вот оставлю немного в бутылке, а как приду в следующий раз, допью.

Она насмешливо хмыкнула.

- Вот увидишь, - уверил ее Чарли, - приду. И вообще мы станем теперь чаще видеться, Фрида. - Он поднял стакан и сказал: - Удачи, Фрида.

За дверью шумел и плескался дождь. Со вторым стаканом проснулось желание, и Чарли смотрел на женщину, счастливо улыбаясь, и не подавлял в себе этого желания, распускавшегося внутри пышным цветом. Он стал вспоминать ночи, которые провел с ней за этой занавеской. Дети жались на пороге и смотрели на дождь, и он подумал: "Вот черт, надо же..." Но тут он почувствовал к ней что-то большее, чем желание, и это мешало ему.