— И ты решила дать ему время? — спросила Элин.

— Да, — кивнула Джинни, — когда он со мной говорил, то выглядел почти нормально, я подумала, что, может быть, все образуется... Ну, то есть он сделал ужасные вещи, но ведь никто не умер, верно? Но сегодня он попытался натравить змею на Джастина...

— Он не пытался ее натравить, — возразил Гарри. — То есть, сначала он и правда приказал ей «убить грязнокровку», но тут же поправился и велел его не трогать. А потом он сказал «сгинь» и змея сгинула... Да что я тебе говорю, ты же сама все слышала.

Гарри остановился, увидев, что Джинни в ужасе зажала рот руками, а Элин и Гермиона смотрят на него, как будто он объявил себя наследником Гитлера.

— Я сказал что-то не то? — удивился он.

— Как бы тебе объяснить, братец, — осторожно сказала Элин. — Видишь ли, никто из нас не понял, что именно Рон сказал змее, потому что никто из нас не владеет змеиным языком. А змеи по-человечески обычно не говорят.

— Давайте проверим, все ли я понял правильно, — произнес Гарри. — У змей есть свой язык, парселтанг, который почти никто не знает. По легенде, первым змееустом в Британии был сам Салазар Слизерин, и достоверно известно, что некоторые (но не все) его потомки тоже умели говорить со змеями. И, наконец, предполагается, что последним волшебником — змееустом был Том Риддл... То есть, Сама-Знаешь-Кто, — добавил он, заметив недоуменный взгляд Джинни. — Все правильно?

— Еще говорят, что на парселтанге говорят только темные волшебники, — тихонько добавила девочка.

— Это глупость, — решительно возразила Элин. — Люди просто боятся змей, вот и выдумывают невесть что. На самом деле змеиным языком владели очень сильные волшебники, но далеко не только темные... Тот же Салазар Слизерин, который вовсе не был темным магом.

— И еще Гарри, — добавила Гермиона. — Ты же не думаешь, что он — темный маг?

Джинни покачала головой.

— Хорошо, вернемся к Рону, — сказал Гарри. — Мы знаем, что в нем словно боролись два человека и что у него вдруг проснулось умение, которое есть у Тома... О чем это говорит?

— В него вселился дух Тома! — осенило Гермиону. — Он пытается им завладеть, а Рон сопротивляется. Должно быть, когда дух вылетел из Квиррелла...

Она осеклась, вспомнив, что прошлогодний визит Тома Риддла в школу — это вообще-то секрет.

— Надо идти к профессору Спраут, — решительно заявила Элин. — Джинни, извини, но сейчас речь уже не о том, чтобы оставить Рона в школе, а о том, чтобы сохранить ему жизнь.

— Я уже поняла, — грустно сказала Джинни. — Надо сказать, пока он никого не убил по-настоящему. Может быть, тогда ему хотя бы палочку оставят и разрешат учиться дома...

Но этим планам не суждено было сбыться. Кабинет профессора Спраут был пуст, как и кабинеты Флитвика, Макгонагалл и Снейпа. Посовещавшись, ребята решили идти к Дамблдору, но уже возле самой горгульи их перехватил Филч.

— Вы в курсе, который час? — ворчливо спросил он. — А ну, марш в свое общежитие!

— Мистер Филч, нам очень надо к директору, — попыталась было спорить Элин.

— Директор занят, — решительно произнес завхоз, — он с вечера с деканами совещается, и нечего его отвлекать. Марш-марш, я сказал, у вас две минуты до отбоя! Если пойдете очень быстро, я вас так и быть, не успею догнать.

— Может, прокрадемся обратно под мантией? — предложил Гарри, когда они отошли от Филча достаточно далеко.

— Бродить по школе по ночам, когда рядом может оказаться неведомое чудовище? По-моему, это не лучшая идея, — ответила Гермиона.

— Что ж, — вздохнула Элин, — будем надеяться, что за ночь ничего не произойдет. Ох, не нравится мне это, но ничего не поделаешь. Но завтра с утра первым делом — к профессору Спраут! И Джинни... Попроси Луну, чтобы она с тобой посидела, пока ты не заснешь, хорошо? Она умеет успокаивать.

— Я знаю, она отгоняет нарглов, — впервые за много дней Джинни улыбнулась.

Рон сидел в опустевшей гостиной, неотрывно глядя на языки пламени в камине. Сразу после возвращения в общежитие вокруг него образовалось пустое пространство, как вокруг прокаженного, но ему было все равно. Он не обращал внимания ни на косые взгляды и перешептывания за спиной, ни на попытки близнецов с ним заговорить, ни на требовательный писк голодной Коросты. Можно было подумать, что он вообще умер, если бы не рука, тихонько поглаживающая тонкую тетрадь в потертой черной обложке.

Только когда последний ученик покинул гостиную, Рон пришел в себя. Согнав с колен обиженную крысу, он подсел к столу, на котором кто-то из одноклассников оставил перо и чернильницу, открыл тетрадь и вывел на первой странице:

«Том, что ты творишь?»

«А ты сам как думаешь?» — ответил дневник.

«Я думаю, ты хотел убить Джастина. Если бы я тебе не помешал, змея бы его растерзала».

«Она бы ничего ему не сделала, — возразил дневник. — Я хотел его лишь напугать, чтобы он сбежал из школы обратно в свой поганый мир».

«Ты врешь», — написал Рон.

«Да, — после паузы ответил дневник. — Прости, я должен быть честен с тобой. На самом деле я просто сорвался. Это было глупо, мы навлекли на себя подозрения, но в тот момент я не мог мыслить здраво. Все потому, что я ненавижу таких, как он, магловских аристократов![13] Я вырос в приюте, Рональд, и очень хорошо помню, как туда приходили все эти разодетые в шелка дамочки со своими детишками, чтобы изобразить благотворительность. Это было трудное время, каждый день тысячи людей теряли работу и стояли в очереди за бесплатной баландой. А эти богачи, наживавшиеся на чужом горе, раз в год заявлялись к нам в приют, чтобы показать, какие они щедрые! Однажды на Рождество такой вот Джастин со своей мамашей вошел в нашу комнату и начал раздавать подарки. Все остальные дети радовались, но когда очередь дошла до меня, я швырнул плюшевого медведя ему в лицо и сказал, что мне не нужны подачки. Сказал, что однажды стану великим и тогда он сам придет ко мне за милостыней. А этот урод лишь рассмеялся и ответил, что это ему суждено стать великим, а моя судьба — умереть в нищете...»

Рон не отвечал.

«Ты ведь прекрасно меня понимаешь, — продолжал дневник. — Тебе повезло больше, чем мне, у тебя есть семья. Но посмотри, как приходилось пробиваться твоим старшим братьям, как лезет из кожи вон Перси, лишь бы стать лучшим. И все ради чего? Ради того, чтобы такой вот Джастин просто пришел на все готовенькое и купил бы то, что по праву принадлежит настоящим волшебникам? Разве это справедливо?»

«Это из-за Малфоя у нас нет денег, — ответил Рон. — Джастин не чистокровный, но он мне ничего не сделал».

«С Малфоем ты тоже разберешься, — заверил его дневник. — Ты же видел, что я могу, когда ты не сопротивляешься. Немного тренировок, и мы размажем его по стенке. Но для этого ты должен мне довериться».

Рон задумался.

«А Джинни? — написал, наконец, он. — С ней ты тоже предлагаешь разобраться? Она ведь думает, что это я открыл комнату. Она вот-вот расскажет все директору».

«Джинни — член семьи, — поспешно ответил дневник. — Мы должны о ней заботиться, даже если она и делает глупости. Просто дай ей поговорить со мной, я сумею ее убедить».

Рон откинулся на спинку кресла и начал задумчиво грызть перо.

«Ну же, Рональд, решайся! — появилась в дневнике новая запись. — С моей помощью ты возьмешь то, что тебе положено. В тебе есть все, что нужно, — ум, сила воли, решительность, отвага... Все то, что делает тебя настоящим гриффиндорцем!»

«Том, а на каком факультете ты учился? — спросил вдруг Рон. — Ты ведь никогда не говорил об этом».

«На Слизерине, — после некоторого колебания ответил дневник. — Видишь? Я честен с тобой, Рон. Я знаю, что ты не любишь наш факультет, и знаю, почему. Но поверь, пятьдесят лет назад он был совсем не таким, как теперь».

«Я знаю, что ты слизеринец, — ухмыльнулся Рон, выводя ответ. — Я видел табличку с твоим именем в Зале наград».