«Почему ты спас меня?» — спросила она тогда. Наивная.
«Потому что ты пахнешь сандалом и морским ветром. Потому что глаза твои — чёртова бездна, в которой я готов утонуть. Потому что я сам желаю завладеть тобою. Даника», — её имя отдавало мёдом на языке, пробуждая бурю в груди. Каких-то пять дней, а он уже утратил власть над собой, угораздило же…
Из леса, что начинался сразу за городскими стенами, послышался крик сыча, потом ещё один. Пора.
«Сейчас, братцы, будет вам дверка».
Он выбрался из своего укрытия и спокойно двинулся к воротам крепости. Доспех, снятый ещё вчера с зазевавшегося солдата, сослужил хорошую службу. Обеспокоенные боем в порту, дозорные на башнях даже не взглянули на него. Два метательных ножа один за другим блеснули в свете заходящего солнца, и у лебёдки городских ворот не осталось никого, кто смог бы ему помешать. Большое деревянное колесо глухо заскрипело, подчиняясь силе противовеса, и створки качнулись, звеня тяжелыми цепями. Прежде чем, кто-либо успел сообразить, что происходит, пять сотен новгородцев с боевым кличем уже ворвались в город. В считанные минуты те несколько десятков солдат, что оставались на стене, пали под ударами меча и топора.
Увидев Тихомира, Сорока швырнул ему заплечный мешок:
— Переоденься, а то не признают и убьют на радостях. — Тот благодарно кивнул, уже сбрасывая с себя византийский доспех. — Прям хлебом-солью встретил, молодец. Как у вас тут?
— Борич уже высадился в порту, от Златы вестей не было.
— Не мудрено, кто ж рабыне позволит весточки слать? О, а вот и хозяин её, — Радогор едва не полыхал от гнева.
— Где она?
Тихомир молча указал на дворец архонта, и тот без промедления повёл туда своих воинов, оставив одну сотню на городской стене.
Надо отдать должное защитникам города — сражались они славно. Хоть их и было много меньше, а сумели задержать северян, чтобы жители города успели скрыться в домах.
Комментарий к Хочешь жить - пляши
P.S. Танец Златояры и Марибора в этой главе представляет собой подобие фланкировки шашками. И мне нравится думать, что плясали они под что-то похожее на “Сибирский хоровод” из известного флэшмоба или на песню “Млада” группы Грай.
*Парамерион - византийское длинно-клинковое оружие, представлявшее собой саблю с клинком небольшой кривизны, общей длиной около 90 см.
*Гиргис - древнее название реки Дон.
========== Ты не одна ==========
За дверью императорских покоев послышался шум боя. Маркиан, до этого лежавший в своих подушках ленивым мешком, задёргался в надежде, что его это гвардия рвётся к нему на помощь. Но его надежда угасла при виде забрызганного кровью темноволосого варвара, который вломился в комнату, едва не сорвав двери с петель. За его спиной маячили ещё четыре фигуры в кольчугах с топорами наперевес. Златояра и Марибор выдохнули с облегчением.
Радогор подошёл ближе, чтобы рассмотреть человека, ради пленения которого его жену продали в рабство.
— И это наследник престола? — спросил он, презрительно глядя в испуганные поросячьи глазки. — У нас он и дня не прожил бы. Ты цела? — обернулся он к Злате, придирчиво оглядывая её, так называемую, одежду.
Та кивнула в ответ, про себя радуясь, что с ним всё в порядке. Хотелось броситься ему на шею, обнять так, чтоб кости затрещали. Радогором владели те же чувства, да нежиться в объятиях любимой времени пока что не было. Они давным-давно условились, что на войне чувства лишние, и давать им волю не следует.
— Надо доложить Боричу, — он коротко кивнул Марибору, в благодарность, что был рядом, и отправился на поиски воеводы.
Злата обвела взглядом своих потрёпанных после боя ребят, понимая, что остальных из десятка уже никогда не увидит. Парни тем временем уже открыто посмеивались над младшим из-за его «одежды». Хохотали, мол, добавить ещё венок да косу, и от женихов отбоя не будет. Не повезло парню, теперь ему ещё долго эту юбку припоминать будут.
Их крохотный островок веселья очень скоро захлестнуло волной безрадостных забот. Переодевшись в принесённые Карином простые рубаху да штаны, Злата поспешила в нижние залы дворца, куда уже начинали приносить раненых. Работы было много. Верея и другие девушки, которых дружина Борича сегодня освободила от рабской судьбы, сразу же вызвались помочь. В благодарность за то, что новгородцы не стали убивать и грабить мирных жителей, к ним присоединились и городские лекари. Раненых ромеев и русичей разделять не стали. Бой был окончен, город захвачен, и воины снова обратились обычными людьми, которым сейчас требовалась помощь.
Злата заканчивала зашивать неглубокий порез на чьём-то плече, когда к ней подбежал перепуганный дружинник из сорокиного десятка. Уже по его виду она догадалась, что стряслось что-то страшное. Быстро указала одной из девушек промыть и перевязать зашитую рану и поспешила за парнем.
Чутьё подвело её ровно на половину — от увиденного у неё задрожали руки и сердце сжалось в ужасе. Сорока лежал на одной из кушеток белее полотна, бедро было спешно перетянуто каким-то поясом, кто-то прижимал к его животу окровавленную тряпку, доспех в нескольких местах зиял дырами, будто его ножом с дюжину раз ткнули, левая рука была явно сломана.
— Он сцепился с целым десятком, мы подоспели только последнего из них добить, — как-то виновато пояснил дружинник.
— Я бы и сам его прикончил, — прохрипел Сорока, ухмыляясь.
— Ты поможешь? — надежды в глазах парня было ничтожно мало.
— Найдите мне Марибора, быстро!
Проведя всё детство в доме бабки-знахарки, Марибор научился от неё всему, что она знала, и теперь мог бы посоперничать с любым опытным лекарем. Злата встряхнула руками, пытаясь прогнать дрожь, и принялась срезать с Сороки одежду.
— Полегче, женщина, у меня невеста есть! — даже в шаге от смерти он не мог перестать паясничать. — Гиблое дело, да? — голос десятника слабел с каждым словом.
— Молчи.
— Я всегда знал, что твоё лицо последним увижу, ещё от Избора.
— Тише, тише, — Злата пока и сама не знала, сможет ли ему помочь. Старалась держаться спокойно, да страх всё больше сжимал сердце, а тут ещё Сорока сам свою смерть закликает.
— Одно плохо — голубка моя опечалится…
— Закрой рот! — не выдержала.
— Злая ты… — по-доброму нахмурился он, — ты же скажешь ей?
— Сам скажешь, а пока молчи.
Марибор замер в нескольких шагах, будто боялся подойти ближе. Он сам за сегодня уже не одному воину с такими ранами глаза смежил.
— Злата, мы не… — заговорил было.
— Правильно, парень, вразуми её.
— Сорока, да когда ж ты заткнёшься?
— Когда сдохну.
«Да как он ещё и улыбаться может?»
Злата глубоко вздохнула и повернулась к Марибору:
— Мы справимся, должны справиться. Только делать всё надо быстро.
Парень мало верил в успех, но решимость в её голосе заставляла действовать, хотя бы попытаться. Злата уже принялась осматривать рану на животе, Марибор начал промывать проткнутое насквозь бедро.
— Ты там не увлекайся, парень, а то твоя мамка жениться заставит, — Злате уже хотелось вставить кляп Сороке в зубы, лишь бы не отвлекал, но ей важно было, знать, что он всё ещё дышит.
— Я тебя, наверное, добью сегодня, — пробурчала недовольно, готовя нитку с иголкой.
— Добьёшь, как же… сейчас иголками своими истычешь, а если выживу, ещё и травы горькие пить принудишь.
— Если выживешь, на вине отвары делать буду, — пробормотала в ответ, уже загоняя иглу в кожу.
— Вот это уже другой разговор, за такое и побороться можно.
Сорока сцепил зубы, понимая, что терпеть придётся долго. Несколько раз он от боли впадал в беспамятство. От одного вида его синего от кровоподтёков и бледности лица Злате становилось жутко. Она старалась всё делать быстро, но рана была серьёзной, надежда на успех тонкой, как шёлковая нить в её руках. За работой она невольно вспоминала, как сама его убить хотела, и удивлялась, насколько страшно ей теперь его потерять. Наглый, жестокий насмешник, он как-то исподволь стал для неё другом. На глазах изменился. То Агнию из лап смерти вырвал, то саму Злату собственным телом от опасности закрыл. И как только заметил её в безумии боя под стенами Тумен-Тархан? Ей потом рассказывали, что они с Радогором, чуть ли не через всё поле к ней на выручку прорывались. За те месяцы, что их дружина провела вдали от дома, десятки воинов сложили головы на пути от Вльги до Таврики. Только златин десяток уменьшился вдвое. Много их осталось в тех степях, она ни одного не оплакивала, но Сороку отпустить не могла, с самой Марой за него биться готова была.
