«Отпусти меня, Мира, или с собой забери. Невмоготу мне так жить. Словно у края пропасти чёрной стою, и ни спрыгнуть, ни к жизни вернуться».

— Отец, как думаешь, Любомир с той волчьей шкурой закончил? — спросил Изяслав.

— Полагаю, готова уже.

— Эх, точно куплю, уж очень красивый мех.

— Дарьяне подаришь?

— Для неё у меня колты золотые припасены, это для сына.

— А коль девчонка будет?

— Нет, сердцем чую, что сын — воин.

Кузнец слушал разговоры вполуха, всё витая в своих мыслях. Изяславу с отцом всегда было что обсудить. Они вдвоём торговлей занимались — с севера на юг пушнину везли, возвращались с возами зерна и соли. Радогор в их дела не вмешивался, у него своё ремесло было, и семья им за это гордилась. Нередко и мечи да украшения его работы отец в град возил, всегда с хорошей выручкой возвращаясь.

За деревьями уж и подворье охотничье показалось. Лесной воздух с запахом дубового отвара и мочёных шкур смешался. Изба у охотника небольшая была, простая, за ней станки дубильные со шкурами виднелись. Стол праздничный прям под открытым небом для них накрыли — жаль в такую погоду под крышей сидеть. Родители невесты гостей хлебом-солью встречают, а рядом девочка лет тринадцати кланяется.

— Эта что ль невеста? — спросил кузнец брата.

— Нет, это сестра её, Велена.

— А где же наша наречённая? — спросил с улыбкой Велеслав, с коня спешиваясь. Он с Любомиром давно дружен был, его меха на ярмарках первыми раскупали, и снова встретиться с ним было и приятно, и радостно.

— Здесь я!

Все обернулись на голос и обомлели, когда Златояра из-за деревьев вышла. В руке её лук тугой был, с пояса три зайца свисали. Одета по-мужски, поверх рубахи телогрейка волчья, из сапога рукоять ножа охотничьего торчит. Сама растрёпанная, лицо и руки пеплом и кровью перемазаны. Смотрит на гостей прямо и гордо, глаз не отведёт, не застыдится.

«Такого позора они точно не примут, — улыбнулась про себя Злата, — вот сейчас разгневаются и уйдут, ещё и в деревне расскажут, какая я».

Любомир уж хотел кланяться сватам в пояс да прощения просить, но Велеслав хмыкнул тихо и первым заговорил.

— Да она у вас и промысел знает! — подошёл ближе, чтоб добычу её рассмотреть. — Три зайца и всех в глаз подстрелила, ни одной шкурки не испортила. И замараться не боится. Радогор, видал, какое сокровище я для тебя нашёл?

Злата не знала, что и думать. Воздух из груди, будто исчез весь — ни слова молвить, ни пошевелиться. Хотела напугать да разозлить, а тут воно как вышло — ещё больше понравилась. Только и смогла она, что поклониться да за избу уйти, зайцев свежевать.

— Сынок, ступай, потолкуй с невестой своей, а мы пока сыр разрежем да про свадьбу побеседуем, — услышала она за спиною.

Радогор посмотрел вслед своей невесте:

«А девка-то не лыком шита… и замуж, похоже, не рвётся».

Достал подарок из сумки седельной и следом за ней направился. Присел на лавку у стены, наблюдать стал. А Злата знай, своё делает — зайцев к перекладине ловко подвязывает, хмурится, смотреть на него не желает.

— Что, не вышло отвадить? — заговорил он тихо. — Другие сбежали бы уже, верно? Да только вот отцу моему всё одно, хоть кривая, хоть юродивая — лишь бы женить меня. Так что впустую всё. Да и хороша ты слишком, чтоб за такую выходку он от невестки отказался.

— И тебе всё равно? Лишь бы баба в доме была? — прорычала в ответ, даже не повернулась к нему.

— Мне и самому неплохо жилось.

— Почему не откажешься тогда?

— Не хочу против слова отцовского идти. Да и не отступится он, — помолчал недолго. — Меня Радогором кличут.

— Златояра, — она, наконец, перестала делать вид, что работает и обернулась.

Сердце в груди отчего-то заколотилось, когда янтарные глаза взгляд её поймали — хорош собой. Плечи широкие, руки сильные — и право кузнец. А может воин? Волосы у него по бокам выбриты, в косу собраны да очельем бронзовым охвачены. Злата однажды и себе так сделать пыталась.

Как-то зимой у них в избе сказитель странствующий останавливался и рассказывал про страну, что далеко на севере лежит. Там женщины, сильные и гордые, наравне с мужчинами на охоту и в бой ходят, а волосы, чтоб не мешались, в мелкие косы заплетают или сбривают вовсе. Злате тоже захотелось смелой воительницей стать. Она тогда только и успела, что пару прядок остричь, прежде чем её мать поймала. Ох и крику-то было! У нее и до сих пор эти прядки короче остальных.

— И тебя принудили? — смягчилась немного.

— И меня, — ответил.

— А что если сбегу? В лесу укроюсь.

— Думаешь, в лесу тебя отец не сыщет?

— Тогда в другую деревню, в град убегу, — сквозь зубы прошипела и так на Радогора взглянула, что его, будто холодом обдало.

«Ошибся ты, брат. Не туман в её глазах, а сталь калёная».

— Тебя ещё на дороге разбойники поймают и в рабство продадут, — отвечал спокойно.

— Уже продали, — ещё больше разгневалась. — Откажись. Скажи, что не по нраву я тебе, что другую выберешь! Тебе ведь всё одно…

Радогору даже интересно стало. Не раз он видел девиц, что замуж идти не хотели, но чтоб упирались так яростно — никогда.

«Златояра… — мысленно покатал по языку её имя, — и правда, ярая, как солнце».

— Ну, отвадишь ты меня, а дальше что? Другой сосватает.

— Придумаю, что сделать. Тебе-то какое дело?

Кузнецу вдруг почудилось, что она нож у его горла держит, такой свирепый взгляд у неё сделался.

«Никогда ей не стать примерной покорной женой».

— Знаешь, любой другой тебя высек бы, уже за взгляд такой.

— А ты?

— А я не люблю, когда женщин бьют.

Радогор поднялся на ноги и ближе подошёл. Злата от неожиданности даже назад отступила.

«Ещё и высокий какой… да я ему чуть выше плеча буду, как лисица против медведя».

— Дай руку, — она смотрела на него с опаской, но повиновалась. — Не бойся, не обижу.

— Я не боюсь, — нахмурилась, да так забавно, что Радогор улыбки скрыть не сумел.

— Подарок для тебя, — надел на неё украшение, что всё это время в руках вертел. — Увидимся на свадьбе, — сказал и ушёл на том.

Златояра ещё долго ему в след смотрела, и только потом взгляд на подарок перевела. Витой серебряный браслет с золотыми волчьими головами мягко поблёскивал на её тонком запястье — искусная работа.

***

Свадьбу летом назначили, после Ярилина дня. А подготовка уж в травне кипела. Златояра молча выполняла всё, что велено. Как бы она ни ярилась, что бы ни делала, а всё уже решено было. В одиночку бороться против всех было невозможно, ещё и Радогор этот на их сторону встал — жениться согласился. Она никак не могла в толк взять, почему он так поступил, не мог же он влюбиться в неё в тот день.

Матушка её три дня, не переставая, щебетала о том, какой жених Злате хороший попался. Стоило ей в Ладожье на смотрины съездить, она зятя будущего ещё больше полюбила, ведь кроме того, что он статный да красивый, Радогор ещё и зажиточным оказался. И дом-то у него большой, и для хозяйства на подворье всё есть, и кузница у него своя, и в деревне его все знают и уважают — прямо мечтать о таком, да и только.

Злате пришлось со всем смириться — по рукам уже ударили, значит пути обратного ей не было. Она ездила с родителями на ярмарки, ткани выбирала, приданое в ларцы складывала. Среди мехов и бархата умудрилась лук со стрелами спрятать, чтобы хоть часть себя уберечь. А нож её отец ещё в день смотрин отнял, сказал, что негоже бабе оружие носить. Она даже пояс для наречённого ткать начала, хоть душа, по-прежнему, надвое рвалась: сбежишь — родным боль да печаль принесешь, останешься — самой в печали жить придётся.

— А что это ты делаешь? — спросила Велена старшую сестру, разглядывая бронзовую бляшку.

Это Златояра на ярмарке нашла — четыре бляшки с символом Сварога, и еще четыре с Перуновым знаком.

— Пояс, — отвечала та, внимательно вглядываясь в переплетение нитей, чтоб узор оберега правильно выткать.