Долгий день на этом закончился. Верона ушла в свою комнату и взялась за Volume Двенадцатый:

«Всё это очень запутанно. Я говорю о Джоне. Он подтвердил, что мы встретимся. И это был он, оказывается… тот, кто был моим „подсознанием“. И что я сейчас испытываю? Мне страшно теперь встречаться с ним. Страшно по той причине, что я понимаю главное – он мною манипулирует. Кто он? Чего он хочет? Он – „эртаон“, получается, согласно мистеру Марвенсену. А кто они, эртаоны? „Сверхсущества“ из будущего? Нет. Скорее всего гуманоиды. Так и выходит логически, с этим другим измерением, с порталами, с телепатией… Но в Иртаре о них умалчивают. Гордятся своей „независимостью“… Хотя все они в курсе, естественно. Все их медитералы, начиная с экдора Таерда…»

Режина, в своём ноутбуке, тоже оставила запись – чуть более содержательную:

«У Вероны есть карты с картинками, называются «саматургические». А на картинках – созвездия и разного рода символы – какие-то змеи, ящерицы и морские звёзды с улитками. Эти карты можно раскладывать и получать информацию на экстрасенсорном уровне. В Иртаре она таким образом узнала о брате Гренара, который считался умершим. На деле он жив, оказывается. Но с Генри не получилось. Зато получилось с Джоном. Он наконец сообщил ей, что он с ней не расставался и общался телепатически, через картину в школе. «Бресвиарский Маяк»… (её копию). Верону это расстроило. Она теперь полагает, что Джон её контролирует. И ещё он сказал ей сразу, что его не вполне устраивает, что она «собирается пользоваться этим подарком Таерда». Он ей сказал дословно: «Сейчас я против единственного. Не гадай на отца, пожалуйста. Этим ты мало что выяснишь. Сперва доберись до Дублина…»

«Дублин… – Режина задумалась. – Дублин… А что?.. А если… Гамлет себя оправдывал исключительно в том отношении, что иртарский портал был рядом и Верона могла попадать сюда, когда ей заблагорассудится, а теперь, раз портал – в Ирландии, как часто мы будем видеться? Два раза в год, на каникулах? Но этого недостаточно. И что меня здесь удерживает? Дороти Робинс с Маггуайером? Жертвовать нечем, в сущности. Дом продадим за месяц. Та же Робинс его и выкупит. Как часто она предлагала? Уже раз триста, наверное. Сто тысяч меня устраивают. Месяц на оформление, затем мы летим в Ирландию и там покупаем что-нибудь… такой же маленький домик где-нибудь в дублинском пригороде…»

* * *

Идея покинуть Гамлет и перебраться в Ирландию, высказанная Режиной непосредственно перед завтраком, вызвала у Вероны секундное замешательство и реакцию бурной радости. Обсуждение длилось долго – с обращением к сайтам с недвижимостью, составлением списка с «объектами» и даже письмам к риелторам, после чего Режина собралась с предложением к Дороти, а Верона, с романом Кристи, отправилась в сад, под яблоню, на уютный топчан с подушечками. За калиткой, на полдороги, Режина была остановлена – звонком – от Джона, как выяснилось.

– Дом продавать не надо, – сказал он без предисловия. – Пусть стоит как стоял до этого, со всеми вещами и книгами. Сохранность я обеспечу. И оплату счетов и прочего. А теперь послушай внимательно. Я только что перечислил на твой счёт в «Калифорния Фе́дерал» несколько тысяч долларов на два билета до Дублина и на оплату гостиницы. Когда вы туда приедете, выбирайте, что пожелаете. Или коттедж на море, или квартиру в городе. Стоимость несущественна. И вещей берите по минимуму…

– Нет! – возразила Режина.

– Да, – сказал Джон. – Не спорь со мной. Ведь ты же против суггестии? А твоя дочь тем более. И передай ей, пожалуйста, что до конца июля на портал заходить бессмысленно. Проход всё равно не откроется.

– А вы с ней встретитесь в Дублине?

Джон произнёс: «Конечно!» – и разговор закончился. Спустя пять минут примерно, проверив свой счёт на компьютере, Режина едва не ахнула – капиталы её увеличились с суммы в тысячу долларов до суммы в сто тысяч долларов. Ещё через три минуты Верона, узнав об этом, равно как об оставшемся – о пожеланиях Джона в отношении домика в Гамлете и покупки дома в Ирландии, отставила книгу в сторону:

– Какой он сейчас? Изменился?

Режина присела рядом:

– Нет, внешне он всё такой же. Чуть похудел, мне кажется, и теперь у него косички. Собирает их в хвост до пояса.

Верона шмыгнула носом. Глаза её покраснели:

– Я не хочу встречаться с ним!

Режина взяла её за руку:

– Не сердись на него, пожалуйста. Он любит тебя, я знаю. И вместе вы будете счастливы…

* * *

Письмо от экдора проректора прибыло девятнадцатого – наружный конверт от FedEx, содержащий внутри послание в синем конверте с тиснением – с серебристыми инициалами. Верона, укрывшись в комнате, ознакомилась с содержанием – опять исключительно личном и написанном в прежней тональности:

«Здравствуй, моя драгоценная! (Обращение устоявшееся).

Я крайне тебе признателен – и за всё, что ты рассказала мне, и за твои фотографии. Прости, что я напугал тебя этим своим «появлением», когда ты была в гримёрной и уже готовилась к вечеру, но в целом я не жалею о принятом мною решении. И ты не жалеешь, я думаю. Остальное не обсуждается. Оставим всё это в прошлом – всю эту ситуацию. И Марвенсен, кстати, сказал мне о подарке экдора Таерда. Я рад за ардора Рейверта и за его родителей, но будет намного лучше, если эти карты с инструкциями перейдут теперь в моё пользование. Так мне будет намного спокойнее. Отправь мне их завтра, пожалуйста, с ответным письмом и – желательно – с новыми фотографиями – вашего дома в Гамлете, если такие имеются. Я хочу увидеть веранду, ваш сад, твою детскую комнату, сарай и вид на дорогу… Можно, я процитирую? «Каждый день залезала в детстве – смотрела и представляла. Представляла, как он появляется. На машине, пешком, на автобусе…» Знаешь, я тоже представил. Он пришёл бы пешком, я думаю. Прошёл бы через калитку, снял бы тебя с той крыши и больше не отпускал бы. Надеюсь, ты не расстроилась? Это настолько личное… то, что случилось в Лондоне между твоими родителями, и то, что случилось впоследствии, что я очень боюсь огорчить тебя каким-то напрасным высказыванием…

Хотя всё-таки я скажу тебе. Ты родилась – это главное. Это действительно главное. Как и то, что любовь твоей матери… её чувства остались прежними… то, что она ему предана… экдору Генри Блэкуотеру. И это – её заслуга – твоё к нему отношение. Ты вырастала, любя его. И я вижу, какой ты выросла. И знаешь, что я добавлю? Что всё, чем я жил эти годы… последние десятилетия – эта сложная квантомеханика процессов мыслительной деятельности, теряет своё значение, поскольку теперь моя жизнь наполнилась новыми смыслами, гораздо более важными… Но об этом не стоит, наверное. Об этом ещё успеется.

Давай-ка я расскажу тебе о наших преподавателях… о тех, с кем я лично связан дружескими отношениями. Так – в двух словах, не больше, для общего представления. Джошуа Брен Маклохлан – тридцатилетний дублинец. Наш «самый великий скептик». На деле – раним, чувствителен и компенсирует скепсисом недостаток самоуверенности. Прекрасный скрипач, фотограф, увлекался бальными танцами, читает журнал «Философия», играет в футбол с семикурсниками. В целом хороший парень. Должен тебе понравиться. Дальше – Грегори Акройд. Он происходит из Англии. Ему тридцать шесть в июле. Умный, крайне ответственный, надёжный в любом отношении. При этом – «душа компании». Сангвиник по темпераменту. В силу своей специальности окружён ореолом загадочности. Он – саматург, одним словом. Ещё у нас есть два химика, тоже альтернативщики: Саймон Хогарт и Джеймс Джонсон. Хогарт у нас шотландец, ему пятьдесят без малого, а Джонсон, как Акройд, из Англии, и ему тридцать три будет осенью. Хогарт тоже сангвиник, но он не эстет, как Грегори, и не такой загадочный. Обожает экспериментировать (в плане химических опытов с опасными реактивами), всегда говорит, что думает и студенты его побаиваются, но на деле он очень добрый – жизнерадостный и приветливый. Мы, шутя, зовём его Colonel – «Полковник», с подачи Акройда. Что до профессора Джонсона, то он – меланхолик по духу и немного педант по характеру, но при этом сентиментален. Любопытное сочетание. И к тому же он – аналитик, если сравнивать с Саймоном Хогартом. Саймон – практик, а Джеймс – теоретик. Он любитель классической музыки и различной древней поэзии. И пятый мой друг – арвеартец, но о нём я пока умалчиваю. Я хочу, чтобы ты составила своё собственное представление. И вот ещё что, Верона. Я должен сказать заранее. Нормы нашего общества достаточно пуританские, из чего, разумеется, следует, что все арвеартские девушки одеваются скромным образом и ведут себя соответственно – в плане манер и так далее. На тебя, как на альтернативщицу, это не распространяется, но я бы хотел тем не менее, чтобы ты приняла это к сведению. Ну вот, на этом заканчиваю. Только ещё добавлю – твои стихи мне понравились. (И Дривару бы тоже понравились, несмотря на твои опасения). Я проглотил их залпом, а теперь начинаю читать их… усваивать информацию… один или два за вечер. Сегодня дошёл до третьего: