- Окита-сан!.. - услышал он, и вслед за воплем в переулок влетел Сайто в сопровождении троих рядовых. - Вас разыскивают по всему городу, Хиджиката-сан рвет и мечет, а вы тут любуетесь…
Тут Сайто увидел трупы и мгновенно переменил тон на деловой и сосредоточенный:
- Ранены? Их тут было… раз, два, три… четверо.
- Четыре… - тихо ответил Соджи, вспомнив слова актера. Потом посмотрел на Сайто и троих рядовых и улыбнулся: - И вас четверо, Сайто-сан. Четыре…(2)
“Хотелось бы мне взглянуть на посланца смерти…” Это сказал Серидзава, сказал год назад. Чуть менее года - тогда было лето. Душное и докучливое лето.
- Хотелось бы мне взглянуть на посланца смерти… - Серидзава говорит это и смотрит в упор на сидящего напротив него Соджи.
Соджи так и не смог понять, как относился к нему Серидзава. Без расчетливой и холодной ненависти, как к Хиджикате. Без тщательно скрываемой под презрением зависти, как к Кондо. С интересом и каким-то почтением, несмотря на большую, как пропасть, разницу и в положении, и в возрасте.
Однажды после очередной массовой попойки в одном из веселых домов Шимабары(3), когда все уже поднялись уходить, Серидзава вдруг подошел к Соджи.
- Мне хотелось бы еще выпить с вами, Окита-сама, - произнес он с насмешливой преувеличенной вежливостью. Соджи замялся и нерешительно взглянул на Яманами, который стоял чуть позади Серидзавы. Последний уловил взгляд и рассмеялся.
- О, ваши мудрые опекуны могут быть совершенно спокойны.
Яманами на мгновение успокаивающе прикрыл глаза.
- Сочту за честь, Серидзава-сэнсэй, - Соджи чувствовал, как заполыхало румянцем лицо, и про себя обругал Серидзаву последними словами.
Потом они сидели в маленькой комнатке, и Серидзава собственноручно подливал Соджи сакэ. И говорил совсем не так, как говорил обычно - голос его потерял скрежещущую жесткость, стал плавен и тих.
- Иногда мне кажется, что я не умру, как волк, а подохну как собака, в грызне, вгрызаясь в глотку… Смерть - та же любовь. Если уж не нашлась любовь, пусть бы найдется хоть подходящая смерть. Хотелось бы взглянуть на посланника смерти… Я видел как ты дрался в Осаке. Ты хорошо убиваешь, правильно - без гнева, без ненависти. С любовью и спокойствием. Ты такой же, как я, - вдруг сказал Серидзава. - Ты ведь сирота?
Соджи ничего не оставалось как почтительно кивнуть.
- Это видно. Идешь к рукам, которые гладят, надеешься быть необходимым. Как побирушка выпрашивает объедки, так ты выпрашиваешь любовь. Но гордость мешает кидаться к первому встречному, это хорошо.
Соджи побледнел от гнева и стиснул хрупкую чашечку так, что та треснула, и сакэ пролилось на циновку.
- Не надо… не нужно так… - Серидзава с почти отеческой заботой отобрал у Соджи осколки чашечки и протянул ему свою, наполнив ее. После того как прибежавшая на громкий зов девушка-прислужница прибрала и принесла еще одну чашечку, Серидзава продолжил:
- Я тоже был таким. Тоже. Потом перестал. Ничего в том хорошего нет. Волчонок, выпрашивающий любовь - поистине странное сочетание. Ты ведь волчонок, а?
До сего момента Соджи казалось, что Серидзава пьет не пьянея, но теперь он понял, что командир Шинсенгуми пресильно и прескверно пьян. Просто сакэ не бросалось ему в ноги и голову, а лишь снимало какие-то внутренние барьеры, выворачивало наизнанку.
- Все люди так. Все. Люди это просто псы, которым непременно нужен хозяин. Если поймать человека в зеркало, увидишь и песью улыбку, и песью преданность, и виляние хвостом. Волки Мибу, ха! - толстые губы Серидзавы разошлись в ехидной улыбке.
- Волков мало, и они не грызутся между собой с песьим тявканьем. Волки убивают молча. Как Хиджиката. Я видел, как он выслеживает, мы с ним вместе выслеживали… Хорошо выслеживает, тихо. Он чуть не один волк среди всех, и он глава этой своры. Как и я. Я тоже волк.
Серидзава замолчал, плечи его поникли, будто под грузом, и он долго смотрел куда-то мимо Соджи. Потом Серидзава словно встряхнулся громко хлопнул в ладоши и заорал, чтобы привели женщин. Он выбрал самую юную, со слабенькими ножками и испуганными глазами феникса, и принялся накачивать ее сакэ. Скоро девушка уже не могла связать двух слов, и глаза у нее стали словно стеклянные.
- Скучно, - проговорил Серидзава своим обычным жестким скрежещущим голосом, сунув руку девушке за пазуху. Она чуть выгнулась и слабо застонала. - Надо развлечься. Ну-ка, помоги мне!
Он быстро раздел девушку донага, она лежала, безучастно глядя в потолок. У нее были худые руки, крохотная грудь с маленькими светло-палевыми сосками и узкие бедра с острящимися косточками таза. Соджи хотел было отвернуться, но вместо этого, не отрываясь, смотрел на руки Серидзавы, в движениях которых не было и следа чувственности. Девушка обреченно опустила ресницы и чуть отвернула голову. Серидзава был деловит, как ремесленник, выполняющий срочный заказ; он схватил бутылочку сакэ, быстро вылил ее содержимое себе в глотку, потом взял бутылочку за горлышко и раздвинул девушке ноги.
- Это будет весело… - бормотал Серидзава, примериваясь.
- Нет! Не надо! - вырвалось у Соджи. Он бросился вперед, почти ничего не видя перед собой, опрокинув столик, забыв, что перед ним сейчас была всего лишь молоденькая пьяная шлюха - лежащая вдруг напомнила ему совсем другую…
- Не нужно, - уже более спокойно и более твердо повторил Соджи, вынимая бутылочку из рук Серидзавы. Тот отдал сосуд безропотно.
- Тебе ее жаль? Тогда что посоветуешь? Может, позовем Хираяму и Ниими, они горазды на выдумки.
Соджи содрогнулся - Ниими и Хираяма, приспешники Серидзавы, уже прославились в веселых кварталах так, что девушки, слыша их имена, бледнели от ужаса.
- Ну? - Серидзава в упор смотрел на Соджи. И в глазах его вдруг мелкнуло что-то почти умоляющее. Соджи молча развязал пояс и снял хакама. Хираяма и Ниими, сказал он себе, и поднимающаясь откуда-то из глубины злость помогла… Девушка чуть вздрогнула, когда он вошел в нее, но так и не открыла глаз. У нее была очень белая кожа, белая без всяких белил. От ее тела шел легчайший аромат скошенной травы, и губы ее не были накрашены. Соджи никогда раньше не был с женщиной полностью обнаженным, и ощущать всем телом худенькое, слабое и хрупкое ее тельце было странно - будто вместе с одеждой и с него, и с нее сняли кожу. Если не я, то Хираяма и Ниими, думал он, двигаясь и уже перестав замечать внимательный взгляд Серидзавы. Девушка еще раз содрогнулась под ним, когда он подошел к пику, и Соджи почувствовал на своих плечах ее легкие руки.
- Храни вас ками, добрый господин, - прошептали ему на ухо.
Встав, он сначала прикрыл девушку ее же одеждой, а потом, все так же не глядя на неподвижного Серидзаву, оделся сам. Краем глаза уловил движение руки Серидзавы и быстро сказал:
- Дешевая шлюха. Не стоит вам мараться об нее, Серидзава-сэнсэй, - он одним движением вынул гребень из волос лежащей девушки и потянулся к мечу. После одного удара волна черных волос легла поперек циновки. Девушка только устало отвернулась и снова прикрыла глаза.
Серидзава расхохотался - раскатисто, с удовольствием, запрокинув голову. Он хохотал и хохотал - и вдруг словно оборвал себя.
- Ты переиграл меня, мальчик, - сказал он. И прибавил неожиданно мягко и почти ласково: - Я рад, что это будешь именно ты.
Потом они пошли в другое заведение, пили там, долго, почти в молчании, почти свирепо. Соджи не помнил, как он потом добрался до Мибу, помнил только, что ему было так плохо, как еще никогда прежде, и что Хиджиката хлопотал над ним как нянька остаток ночи и все утро почти до полудня.
Первым, что сказал Соджи Кондо и Хиджикате, когда окончательно пришел в себя, было “с Серидзавой надо кончать”. И, увидев облегчение и удовольствие в глазах Хиджикаты, Соджи понял, что участь Серидзавы была решена еще раньше. Поведение командира дискредитировало новосозданное ополчение. Дебоши, вымогательства, страх, - страх, который Серидзава и его клевреты наводили на жителей Киото, - переполнили и чашу терпения магистрата.
