И когда впереди показалось лавировавшее против свежего бокового ветра встречное судно, на котором скоро стали хорошо видны знаки императорского флота, все на корабле почувствовали почти облегчение. Корабль подошел, с него на хеландию по сходням перешли двое – перешли так спокойно, будто находились у себя дома. И даже императорский посланник, увидев их, сразу почувствовал себя гораздо лучше – исчезла давившая на сердце тяжесть, с которой он думал о своем поручении. Не его дело, разумеется, да и государю в любом случае виднее. Только жалко было эту измученную, с помертвевшим лицом девушку, оказавшуюся принцессой так невовремя.

И этериарх Парда, доверенное лицо императора Льва, спустился в каюту, где находилась августа Анна. Бывшая августа, подумал посланник, проводив этериарха взглядом.

***

- Госпожа, - Феодора, которой впервые разрешили поговорить с принцессой, не решилась назвать Анну по имени. - Прибыл этериарх Парда, сын Николая. Может быть…

Господин Парда уже намекнул ей, что государь верит в заговор варангов, и что, возможно, он готов простить дочь, если она укажет заговорщиков. И Феодора с жаром начала говорить, что государь милостив, он любит дочь, но высота его положения не позволяет вот так сразу проявить милосердие. Он ждет, чтобы дочь сделала шаг навстречу, пала в раскрытые отцовские объятия…

- Ты должна принести жертву, августа! - настойчиво, все более и более увлекаясь своею миссией, говорила Феодора. Она чувствовала что-то сродни вдохновению - тайное желание разлучить подругу, дочь императора ромеев, августу Ромейской империи с недостойным ее человеком, снова овладело ею. Анна ведь так любит отца! Она не перенесет отцовской ненависти. - Ты должна покаяться, должна выказать покорность отцу и вернуться…

- Фео… - Анна очень постаралась улыбнуться, но улыбки не вышло. Губы почти не слушались, их стянуло в неподвижную маску. - Ты лучше меня знаешь Святое Писание… “оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут двое одна плоть”. Двое - одна плоть, - наконец у нее получилось улыбнуться. - Разве могу я пожертвовать этим?

- Значит, ты готова отказаться от отца, чтобы остаться с этим воином? - голос Феодоры зазвучал как-то непривычно уверенно. Исчезли рыдающие нотки, исчезла дрожь. Словно голосом Феодоры говорил сейчас кто-то другой. Но Анна ничего этого не заметила.

- Нас везут в столицу? - тихо спросила она.

Феодора кивнула.

- Так что, принцесса - готова ли ты отказаться ото всего ради того, чтобы умереть с ним? Подумай.

- Я не буду лгать, Фео, - тихо сказала Анна. - Я люблю жизнь, я безумно люблю жизнь именно теперь, когда я знаю, как она хрупка… Дай Господь тебе узнать когда-нибудь то, что узнала я. Как светят звезды сквозь прорехи в крыше и как хорошо смотреть на них поверх укрывшего тебя плеча… И я хотела бы, чтобы отец позволил мне любить его, сейчас когда меня переполняет эта светлая, солнечная сила… сила, которую дал мне Бьерн. Но отдать что-то взамен… отдать… Я не могу, Фео.

- Ну что ж, ты сделала выбор, принцесса, - все тем же чужим голосом ответила Феодора.

Анна проводила глазами подругу. Бывшую подругу. Но уже столько всего стало для нее “бывшим” за последнее время, что еще одна потеря отозвалась в груди лишь легком всплеском тупой ноющей боли. Скоро боль затопит ее, подумала Анна. Слишком большим подарком было бы умереть первой… такого подарка ей ждать не приходится. Его казнят на ее глазах, так сказал сегодня этериарх Парда. Его казнят на ее глазах - она должна быть готова. Если бы только им дали увидеться! Хоть разочек, хоть одним глазком…

- Фео! - крикнула она вдогонку. Но Феодора даже не обернулась.

Анна без сил опустилась на бедное жесткое ложе - Господи, такое похожее на то, в хибарке. Все произошло слишком быстро, чтобы она успела в полной мере ощутить перемены - еще совсем недавно, какой-то год назад она даже не знала Бьерна, не знала, что такой человек живет на свете. Она была веселой и беззаботной девчонкой, любящей дочерью и властной августой. Впрочем, власть ее не привлекала - она лишь хотела облегчить слишком тяжелую ношу отца. Слишком поздно она стала осознавать, что в таковое ее стремление почти никто не верил. Всем казалось, что августа тоже хочет урвать кусок от властного пирога. Глупая девочка, сказала себе Анна. Глупая девочка, погубила и себя, и его.

Если то, что рассказал ей Бьерн, правда - что он был перенесен сюда из совсем других мест и времен, что он отказался возвращаться, чтобы разыскать ее, и обрек себя на гнев своих богов… Господи, разве может она предать его?! И даже если все, рассказанное им, неправда - только сейчас Анна в полной мере осознала, как сильно они связаны, и как по-живому, одной лишь кровью и смертью может быть разорвана эта связь.

- Двое - одна плоть, - не обращаясь ни к кому, проговорила Анна.

***

Скорбный путь продолжался, Анна уже потеряла счет времени, ей казалось, что они плывут уже целую вечность, и Пропонтида стала Стиксом, а хеландия - ладьей мрачного Харона.

Феодора больше не приходила. Стефана, видимо, держали в трюме. Возле Анны безотлучно находился стражник из прибывших с Пардой и немая прислужница.

Однажды ночью ее разбудили беготня и гомон. Судно, казалось, встало на якорь - сильной качки не было, корабль лишь едва заметно поднимался и опускался на меленьких волночках. Охранник, не говоря ни слова, набросил на Анну принесенное служанкой плотное покрывало,вывел на палубу и провел на самый нос. Вблизи темнела громада берега, огней заметно не было. Это не Город, подумала Анна. Это какая-то рыбачья бухточка. Нас даже не казнят на гипподроме, Бьерн, просто удавят втихую и сбросят тела где-нибудь тут.

Из-за какого-то утеса вынырнула целая процессия с факелами, и Анна напряглась. Безумная надежда всколынула ее - что это государь, отец сжалился и прибыл сюда, в потаенную бухту, чтобы поговорить с ней. Отец! Батюшка!! Анна задрожала и вцепилась пальцами в борт хеландии.

***

Бьерн старался расшатать запоры колодок, но у него ничего не получалось - то ли он ослабел от того зелья, то ли запоры были очень прочны. Он ни на что не надеялся, он только желал, чтобы казнили его одного, не тронув Анну. Заговорщик? Ну пусть будет заговорщик - хотя всю жизнь он был неспособен к таким хитростям. Недаром покровителем его был Тор, а не зловредный Локи. Впрочем, Стирбьерн понимал, что ему не из-за чего злиться на Локи - если бы не рыжий бог, гнить бы его костям на поле Фири. И не было бы ни удивительного мира, открывшегося ему, ни… Анны.

Нет, жалеть ему было не о чем. И даже мысль о близкой смерти стала уже такой обыденной, что почти не волновала. Обрушиваться с высот в пучину ему было не привыкать - это как прыгнуть в ледяную воду, сначала обжигает, а потом кровь вскипает в жилах и делает воду не такой уж холодной.

Не к лицу воину перед смертью думать о женщине, но он уже успел сделать столько таких “не к лицу”, что одним больше, одним меньше. Хорошо бы умереть с мечом в руках, но и тогда рассчитывать на Вальхаллу ему не приходилось.

Корабль встал на якорь. Бьерн, сразу почуявший это, ждал дальнейшего с неимоверным напряжением - боевой азарт вскипал в нем хорошо знакомыми пузырьками. Нечего терять - а значит и нечего бояться. Хорошо бы подороже продать свою жизнь. Хорошо, если каким-то образом удасться оправдать Анну - он не силен в интригах, но у него нет выбора. Она должна жить.

Но вот того, что произошло, он никак не мог предвидеть или предугадать. Да что там, Бьерн не знал даже того, кто была женщина в белом мафории, которая в окружении четырех охранников с факелами вышла на крохотную пристань и к которой его вывели.

- Ты изменился, - лицо женщины было скрыто. Как и тогда. Но ее голос Бьерн узнал. - Перестал быть мальчишкой.

Менее всего Бьерн думал о том, что был мальчишкой во время встреч с этой женщиной. Узкая рука ласково провела по его руке и сделала знак стражникам. С Бьерна сняли колодки.