Господин Абэ рассказал, что он родом из окрестностей Киото, и в настоящий момент является владельцем маленького магазинчика фокусов. В Новой Зеландии он был впервые. Разумеется, никто из отряда «Тэта» не упомянул о своей настоящей профессии – Марк заявил, что все они работают в скромной фирме по торговле оборудованием для супермаркетов. По лукавым искоркам в глазах японца Сара догадалась, что тот вряд ли поверил Нейссу, но это странным образом не помешало общению. Даже подозрительный и недоверчивый Гай в обществе мистера Абэ расслабился. Спустя несколько минут все четверо пили ледяной мохито у стойки бара и говорили о достопримечательностях городка, в котором господин Абэ отдыхал уже неделю.

- Ну мы-то залетели в эту дыру исключительно по выбору возжелавшего нас поощрить начальства, - со смехом сказал уже не слишком трезвый Марк. - А что вас заставило выбрать для отдыха именно Гисборн, Абэ-сан?

Японец поднял на Нейсса свои асимметричные глаза, снова опустил их и чуть улыбнулся, едва заметным кивком благодаря за обращение.

- Меня привлекло его название, мистер Нейсс, - ответил он, задумчиво помешивая коктейль в своем бокале и следя за тем, как листочки мяты скользят между ледяными кубиками. – Название связывает то, чему оно дано, придает ему смысл. Общие названия неизбежно придают вещам нечто общее. Поэтому перемена имени подчас меняет судьбу. Вот этот город, например, на языке маори называется Тууранга нуи а Кива, то есть «большая стоянка Кива»…

- В честь птицы киви? – с улыбкой спросила Сара.

- В честь могучего бога океана, - возразил Абэ. - Англичане же дали ему название Гисборн, в честь одного из губернаторов. И мне интересно, не обнаружится ли тут нечто, связанное с этим… словом в его иных значениях.

========== Напарники ==========

Если всматриваться в черную водную гладь, постепенно начнет казаться, что сама черная вода смотрит в тебя. Тому, кто был известен под именем Херна-Охотника, было к этому не привыкать. Необычным было только то, что замок – проклятый замок его заклятого врага – снова можно было видеть в его чаше, он не туманился и не расплывался, как было бесчисленное количество раз до того. Можно было видеть даже самого врага – Охотник сразу узнал его острый профиль, опущенные в вечном презрении уголки губ. Ох уж эта гордость… Да что там – гордыня, как сказали бы христиане, сродни дьявольской. А может и пуще дьявольской.

…Когда-то на пути из Святой земле сэру Саймону, тогда еще молодому наследнику славного рода, долженствовавшему после смерти отца вступить во владение гордым замком Беллем, довелось переночевать у развалин старинного города. Забылось его название, забылось имя народа, некогда возведшего эти стены в иссушенной солнцем пустынной долине, у высохшего в те же давние времена русла реки. Но даже самые отчаянные сарацинские головорезы избегали заглядывать в эту долину, и проезжали мимо как можно быстрее, неустанно бормоча «А’узу би-Лляхи мин аш-шайтани-р-раджими» - слова своей молитвы, отгоняющей злых духов.

И сэр Саймон, конечно, тоже проехал бы мимо, тем более что о проклятом месте он был наслышан и весьма – однако все предвещало хамсин, грозивший смертью всем путешествующим. И молодой рыцарь принужден был укрыться в этой долине, под защитой древних развалин, возвышавшихся безмолвно и зловеще над выжженной солнцем серо-желтой потрескавшейся почвой. Никто не знал, что произошло с наследником Беллема в ту ночь.

Лишь его оруженосец был свидетелем тому, как, влекомый таинственным и непреодолимым зовом, сэр Саймон вошел под полузанесенную песком арку, которая когда-то была входом в исчезнувший теперь бесследно дворец – жилище неизвестного правителя этого канувшего в забытье города.

Вернулся сэр Саймон в Англию совсем другим человеком – исчез веселый жизнерадостный юноша, завсегдатай турниров, искусный воин, неутомимый танцор и мастер слагать мадригалы в честь прекрасных дам. В Беллем вернулся иссушенный солнцем отшельник и молчун, погруженный в свои тайные думы, с острым огнем, которым горели теперь его серые глаза.

…Охотник, отбросив осторожность, всмативался в черную поверхность - Саймон де Беллем встал в позу, предписываемую церемониальной магией и закрыл глаза. Он казался вполне телесным существом, из плоти и крови. Хотя должен был сейчас лежать в каменном саркофаге, куда вернулся после неудачной попытки воскрешения. Тонкие бледные губы барона вздрогнули и до Охотника донеслись обрывки слов, проборматываемых скороговоркой. Охотник их почти не улавливал – как завороженный следил он за лицом барона, неподвижным и спокойным как вода в омуте.

Нет, не с Саймоном де Беллемом проворачивать такие штуки – чернокнижник почуял слежку, и страшный удар буквально отшвырнул Охотника от чаши.

Но теперь Охотник знал. Он успел узнал все, что ему нужно было – цель барона-чернокнижника.

***

Гай Дитрих проследил глазами за Марком, который с трудом освободился от уже утомивших его своим щебетом двух подружек в бикини. Нейсс бросил полотенце на деревянный шезлонг, а потом сам плюхнулся туда, едва не проломив несчастные деревяшки.

- И как ты их так быстро обрабатываешь? – с ленивым интересом спросил Дитрих. – Еще и партиями…

- Э, дорогой, женщина любит нежное обращение – как брюки. Отутюжишь их, отгладишь нежненько – они и сидят на тебе как должно, никуда не стыдно пойти.

Гай, для которого надеть костюм было сродни подвигу, поморщился.

- Ее надо умягчать, как кожу после бритья – кремом, - вещал далее Марк. – Говори им комплименты, и побольше – но следи, чтобы не переборщить со сладостью.

- Ты так только барных прошмандовок сможешь подцепить, - снова поморщившись, ответил Гай. – И насчет бритья – уж кто бы говорил!

Он провел рукой по собственным гладко выбритым щекам и с ехидцей глянул на кудлатую бороду и живописную курчавость Марка.

- Ты в таком виде похож на арабского террориста – так и кажется, что ты сейчас заорешь «Аллах акбар», а в плавках у тебя окажется пояс шахида.

- Он у меня там и так есть, - самодовольно провел Марк по своим чреслам. – А насчет араба – это ты прав, но в этом-то вся и соль. Девки на опасность летят как мухи на мед. Стоит чуть понамекать на горячую кровь и обычаи предков – и она твоя со всеми потрохами.

- Ну да, не на мамины же кулинарные изыски намекать, - хмыкнул Гай: о матушке Марка в отряде ходили легенды, а после каждого проведенного дома отпуска Нейсс возвращался поправившимся фунтов на семь. Как-то раз Гаю привелось гостить в семействе Нееман – такова была настоящая фамилия Марка – и он на своей шкуре почувствовал жизненность любимого Маркового анекдота о том, что жених на еврейской свадьбе не целует невесту, потому что его мама все время говорит ему «кушай-кушай». Мама Марка, госпожа Нееман, готовила божественно – но отличалась дьявольской настойчивостью, когда уговаривала сына и его приятеля «попробовать еще вот этого, еще вон того… вот этот кусочек прямо на вас смотрит… Гай, чтоб мне не соврать, я видела узников концлагерей – таки они были толще вас! Вы смерти моей хотите? Вы хотите, чтобы мое старое больное сердце таки разорвалось?»

- Только не говори, что тебе не понравилась рыба под острым соусом и плэцелэх, и прочее, - с видом оскорбленной невинности заявил Марк. – А что касается женщин – ты с ними вообще не умеешь обращаться.

- Ну конечно, господин профессор, куда нам до вас!

- Не умеешь, - повторил Марк, растягиваясь на шезлонге и почесывая поросший черным курчавым волосом живот. – Для тебя есть либо сиськи-попа, которыми ты пользуешься, либо «свой парень». А должна быть золотая середина. Я бы вообще тебя заподозрил в латентном гомосексуализме, если бы…

- Ну-ну, договаривай, - зловеще протянул Дитрих, приподнимаясь на локте.

- Если бы не тот случай… с Линор*.

- Тьфу! – сплюнул Дитрих. – Тот случай, после которого она тебя … «усвоила».

- Не завидуй! – поднял палец Марк.

- И не пытался. Вот уж с кем бы не стал встречаться под дулом пистолета. Одно дело – раз перепихнуться, но более-менее постоянно… К тому же, она все пыталась меня со своей подургой свести, забыл? Бррр!!