А когда я, выбежав в общий коридор и не найдя его и там, вернулась обратно в комнату, чтобы взять телефон, Джулиан сидел на подоконнике раскрытого окна. Он был обнажен, и ветерок чуть шевелил его волосы, и солнце всходило за его спиной, озлащая его светлую кожу.
“Где ты был? - Есть вещи, которые ты не знаешь”, - ответил он.
Я едва не ударила его тогда - жестоко, не жалея. Как меня учили на курсах самообороны, хотя несмотря на курсы ни одна женщина в наше время не спустится на улицу или, по крайней мере, ниже третьего этажа. В залившем нижние этажи и улицы густом смоге, говорили, чего и кого только нет.
“Пока не знаю, - вздернула голову я. - Пока”.
Потом я привыкла к тому, что он иногда исчезал. Просто подумала, что становлюсь такой же, как сестра, настырно лезущая в мою жизнь. А может, поняла, что не хотела бы, чтобы меня останавливали, когда я сама, сильная и свободная, подставлю обнаженное тело вечернему ветру и позволю подхватить себя…
Солнце уже задело краем самый дальний из хорошо видимых дом. В его сплошных стеклах закат пламенел как пожар, ощутимо накаляя воздух. Я бросила последний взгляд на этот объятый закатом дом, взяла кота и пошла к лестнице. Пора была ужинать.
Где-то взвыли пожарные сирены, не по-обычному громко, но, судя по звуку, все же не слишком близко.
Оливия
Лейден поднялся.
- Не волнуйся, бога ради. Мы правильно сделали, что подождали, пока твоя сестра не придет в норму.
- Моя сестра нормальна! - вскинулась я.
- Да успокойся, - Лейден оглянулся, по-кроличьи пожевал губами. - Я же не имел в виду, что она ментал или что-то в таком роде. Ты убила единственного парня, который соизволил обратить на нее внимание - ясно, что она была расстроена. Сама подумай, каково ей жить на твоем фоне.
Мог бы и не говорить - будто я виновата, что старше, что во мне почти шесть футов, длинные ноги и хорошо подвешен язык. Я легко схожусь с людьми, и мне это нравится.
- Мы подождали пока она сможет нормально дать показания, - терпеливо напомнил Лейден. - Ее показания значат очень много, и она знает, что ты просто защищала ее. А теперь расскажи мне о ней так, как будешь говорить в суде.
- Джинджер была моей единственной семьей, - терпеливо начала я. В сотый, мать его, раз. - И я была ее единственной семьей. А Джулиан Рассел… - Я даже думать о нем не могла без ненависти. - Рассел пытался подчинить ее и сделать своим орудием. Джинджер словно подменили. Она перестала отвечать на мои сообщения, а потом и вовсе исчезла. Я просто хотела найти мою сестру.
Я не собиралась говорить с ним, клянусь богом. Я собиралась просто найти мою сестру и спасти ее от него - я успела узнать о Джулиане Расселе достаточно, чтобы понимать, что он просто опасен.
И я отправилась на вечеринку, где такой популярный в университете красавчик, как о нем говорили, просто не мог не появиться. Он должен быть там, твердила я как заклинание. Я даже не взяла флаер, я пошла по улице, продираясь сквозь смог - смог, мне казалось, расступался с моего пути.
- Я могу вам помочь? - мне не пришлось искать Рассела на вечеринке, он сам возник передо мной из толпы. На долю секунды мне даже показалось, что он соткался из темного пропитанного громкой музыкой и смогом воздуха университетского клуба. До того я не видела его никогда, но на руке у него была татуировка с именем “Джу” и я сразу поняла, что это он.
Разумеется, я же новое лицо, а разве первый парень университета, каким его считали, может пропустить новую юбку? Да, возможно, он даже знал, кто я такая, видел меня в новостях.
“Что ты сделал с моей сестрой?!” - хотела бы рявкнуть я. Но он, конечно, ничего бы не ответил, я бы сделала только хуже. И слава богу, я умею играть.
Через десять минут мы мило ворковали - вернее, ворковала я, а Рассел слушал с внимательной улыбкой на некрасивом худом лице. Вероятно, и он тоже говорил со мной, но я была так зла на него, что ничего из его слов не запомнила. И что они все в нем нашли, что в нем нашла Джинджер?
Он очень удачно отвернулся к подошедшему приятелю, дав мне возможность всыпать захваченный с собой порошок в его бокал и долить бурдой, которую они называли шампанским.
Господь свидетель, я не хотела его убивать! Я только хотела узнать, что с сестрой.
К стоянке я едва не тащила его на себе, мы сели в машину - я специально взяла напрокат простенький флаер, - и он отрубился прямо на сидении.
Он был высокий, не слишком крепкий, но спортсмен, судя по твердости мускулов под кожаной курткой. И я связала ему запястья и щиколотки - так крепко, как могла.
Я отвела флаер подальше, за город, к голому лысому как череп холму, куда не достигал смог, где только издали видны и слышны были глухие подземные удары и рев - и тут увидела, что он очнулся. Но даже не пытается вырваться, просто сидит рядом и смотрит на меня со все той же улыбкой. И мне вдруг стало страшно до умопомрачения - показалось, что ему ничего не стоило просто заставить веревки исчезнуть без следа.
“Где моя сестра?!! - заорала я, схватив его за плечи. - Где Джин??”
“Возможно, она не хочет встречаться с тобой”, - негромко ответил Рассел, продолжая улыбаться - все тою же спокойной улыбкой.
“А я, господь свидетель, очень хочу вышибить тебе мозги”, - прошипела я, потеряв терпение.
“Никто не в силах помешать человеку сделать то, чего он хочет”, - ответил Рассел. Язык его к концу фразы стал заплетаться, глаза закатились. Я схватила его за плечи и изо всех сил ударила затылком о подголовник сидения - раз, другой, третий. Он не просыпался. Он не просыпался, мать его!
Джинджер
Есть не хотелось. Я включила чайник, закрыла компьютер и закрыла жалюзи.
Завтра суд.
Сядут трое в париках и будут судить, по какой причине Оливия убила Джулиана. Я могла бы не идти, и не давать показаний, по закону никто не может принудить меня свидетельствовать против родной сестры. Но Лейден считает, мои показания могут ей помочь.
Пусть.
Джулиана этим не вернешь.
Но почему? Я до хруста в пальцах сжала подлокотники кресла. Где-то за окном вспыхнуло зарево и глухо дрогнуло от взрыва. Но мне на это было совершенно наплевать. Пусть этот мир летит ко всем чертям - Джулиан прав, есть множество других.
Я на секунду прикрыла глаза и увидела Джулиана, лежащего, запрокинув голову и разбросав руки, на взлобье голого холма. Увидела его тело на цинковом столе, освещенном ярчайшей лампой. Он же мог, мог просто встать и…
- Тогда - не мог, - прозвучал голос и я вскочила, разом проснувшись. Голос Джулиана - мягкий и чуть усталый. Он возился с кофеваркой, как будто никуда и не исчезал - а ведь когда мы жили вместе, он никогда не готовил кофе. Я приходила на кухню и неизменно видела две дымящиеся кофейным ароматом чашки, и никогда не слышала, как работала кофемашина. Но сейчас он включил ее, не запустив цикл прогрева, и она сердито зажужжала, а потом запищала и замигала красной лампочкой, требуя выполнения всех подготовительных процедур.
Джулиан смущенно улыбнулся, когда я обняла его - крепко, так крепко как могла, вдохнула знакомый, такой, оказывается, знакомый запах его кожанки.
- Ты никогда, что ли, не варил кофе? - я вдруг отчетливо осознала, как мне его не хватало, и готова была нести любую чушь, чтобы только он не исчез снова.
- Я подумал, для кофе еще не слишком поздно, - сказал Джулиан.
- Ты же сам знаешь, это можно сделать гораздо проще! - воскликнула я. Прикрыла ладонями чашку и отняла, когда ощутила дохнувшую мне в руку горячую жидкость. - Вот.
Он взял чашку - обеими руками, словно чашу, - и осторожно отпил. Его глаза сияли.
- Это здорово! - сказал он и отпил снова.
- Джу… - я его едва видела из-за прихлынувших слез. Не плакала с тех пор, как погибли родители. - Так должно было случиться?
Он медленно кивнул и взглянул мне в глаза. И снова, как раньше, меня пронзила его сияющая красота - но лишь на мгновение, а затем я увидела вспаханное поле и двоих, братьев, пастуха и пахаря, которые ссорились, стоя на этом поле. И увидела, как пахарь, подняв свою мотыгу, опустил ее смаху на голову пастуха, и кровь вперемешку с мозгами брызнула на застонавшую землю.
