И ради того момента, как Дэниел нерешительно сжимает в руке край одеяла в похрустывающем от чистоты пододеяльнике, не зная, что же ему предпринять и как реагировать, я готов пожертвовать ночью весьма бурного секса, которая мне была уже давно недвусмысленно обещана.

Вместо неё — несколько торопливых поцелуев, когда мы с любимым сменяем друг друга в душе, и бесконечно нежных — в постели, в темноте. Просто сплетаемся в объятьях, прикоснувшись, наконец, друг к другу жизненным теплом, открытой кожей, прижавшись… и замерев. Даже змея — не шипит, почувствовав между нами нечто более ценное, чем похоть и страсть. Нечто бесконечно хрупкое, тонкое, то, что невозможно описать старым и потасканным словом «любовь», а нового, которое бы хоть немного соответствовало ощущениям — не придумал ещё никто.

Тихо мурлыкнув, любимый сворачивается, почти как котёнок. Сон победил его, маленького. А я, немного очарованный, лишь притягиваю его поближе, и долго лежу в темноте, почти без мыслей, прежде чем меня тоже укутывает сном.

Но — чутким, потому что просыпаюсь я от сухого щелчка. Приподняв голову, втягиваю знакомый запах. Глубокая ночь ещё, а Дэниел, без сомнения, курит на кухне. И неплохо было бы составить ему компанию. Да, привычка — вредная. Но такая приятная!

Аккуратно высвобождаю руку из-под любимого, тот только сонно переворачивается, и снова замирает. Нашариваю на комоде какие-то джинсы, надеваю. Я бы и трусами ограничился, но мороз, кажется, прижал сильней, и в доме довольно холодно.

Так и есть, Ди — курит, но кухня освещена не только огоньком его сигареты и тусклым фонарём за окном. Посреди стола — один из снеговичков, кажется, не мой, включён, и источает свой мягкий разноцветный свет.

— Их нельзя разлучать, — тихо говорю я.

Ди вздрагивает, поднимает глаза:

— Прости, я не знал. Это талисманы какие-нибудь?

— Не совсем, — подсаживаюсь я за стол. — Просто больше не трогай.

— Сигарету? — предлагает мне Дэниел.

В ящике стола лежит пара-тройка начатых пачек, насколько я помню, но не отказываюсь. Ди подкуривает мне, и несколько затяжек проходят в молчании.

— Теперь я понимаю, — Дэниел наконец решается начать разговор.

— И что же?

— Тебя. Вас. Мне… да кому угодно, до него… я не знаю, с чем сравнить.

— Я себе так представляю, — отвечаю на это, — есть линия, по одну сторону — он. По другую — остальные семь с половиной миллиардов человек. И над ними надпись: «хуже».

— Немного крутовато, кажется. Если не знать его лично. Ты не боишься за него?

— Что его уведут? — затягиваюсь до треска. — Боюсь. Но кто сказал, что я планирую его отпускать?

— Но мне казалось, что… — тоже делает быструю и нервную затяжку.

— Казалось. И одно дело, — поясняю, — когда он сам кого-то другого выберет. И совсем другое — когда его будут уводить.

— Знаешь, — нервно усмехается Ди, гася окурок и ища в пачке ещё сигарету. — Я бы и пытаться не стал. Ты ж на вид — вылитый преступник!

— Не напоминай, — морщусь, — мне и так грозят судебные разбирательства. Надеюсь, что всего два.

— А второе — из-за той девушки? Как её…

— Не пытайся вспомнить то, чего не знаешь, — обрываю я парня. — Сэм. Мы звали её Сэм. И я, признаюсь, хотел бы знать не сколько то, кто её убил, а то, как это связано с Беком.

— Мне кажется, надо его самого расспросить. Конечно, ему давали наркотики, но он не мог ничего не запомнить! — неожиданно разумно рассуждает Дэниел.

Давали. Как бы он не сам брал. Полукровка — человек, который может моментально потерять всю свою волю только от одного обстоятельства — отсутствия рядом белобрысого Чара. Отдавался же он мне, будучи явно достаточно вменяемым, и вовсе не флажок проставил!*

— Ну, это будут субъективные показания, не имеющие никакой юридической ценности. У меня, кстати, пока ещё такие же.

— То есть, — тянет Дэниел, — если я тебя сейчас соблазню, а потом скажу, что ты меня изнасиловал, тебя посадят?

— По такому обвинению могут посадить кого угодно, — выдуваю дым, — а если ещё и мою сперму где не надо найдут — то всё, здравствуй, неволя. Говорят же, что если хочешь кого-нибудь упечь — завали в койку.

— Ну, с предыдущего раза ничего не осталось, я слишком тщательно моюсь, — усмехается Ди. — Но я знаю, как достать ещё.

— Тебе так не терпится меня засадить? — перегибаюсь я к нему через стол.

— Мне не терпится, чтобы ты мне засадил.

И повисает пауза, в которой — только отблески цвета на наших лицах, только дым, плавающий вокруг, только напряжение, повисшее в воздухе. И то, что он предлагает — взывает к моей внутренней змее, раскрывающей алую пасть с шипением. Да. Опереть его руками на стол, прогнуть в пояснице… толкнуться вовнутрь резко, грубо, чтобы он охнул, расставил ноги пошире и закусил губу… Через несколько секунд и… никогда.

— На самом деле ты этого — не хочешь, — я стараюсь, чтобы наружу не прорвалось ничего, что является не моим, а змеиным.

— Ты можешь сказать эту правду, — отвечает мне Ди, глядя прямо в глаза, — потому что ты — сильней меня. Но твоя сила — спит в соседней комнате. Останься мы только вдвоём — всё было бы по-другому, но… мы не должны видеться наедине. Это — единственный способ.

Отворачивается. Сигарета, которой он пренебрегает, дотлевает в пальцах. Белый. Лиловый. Голубой. Красный. От этих всполохов — разные выражения, пляски теней на одном и том же лице.

А я — не сильней, чем он, отнюдь. Даже тогда, когда за стеной — любимый, змеиные желания едва не затмили разум. Но я — не сексоголик, дело не в сексе как таковом. Просто очень сложно возвести запреты, построить стену там, где была ровная пустошь. Даже не так. Оживлённая трасса. Чтобы все эти мысли расшибались об неё, как мухи о лобовое стекло. Размазывались, издыхали и высыхали, как и положено кусачей дряни. Но прежде, чем пытаться удержаться, соблазняясь, не лучше ли, как советует Ди — ограничить себя?

— Спокойной ночи, Дэниел, — говорю я максимально вежливо, и гашу сигарету в груде пепла.

Полное имя. Решительный разворот, несколько шагов туда, где и в самом деле свернулась и спит моя сила. Сила сотворить что угодно. Мне в ответ — только тишина, и блёклые пятна света на стенах…

Комментарий к 49. Наследник

________________

Флажок проставил - ориг. “just to check the box”, т.е. “для галочки”

========== 50. “Stan” ==========

Трель дверного звонка –знак тревоги и опасности. Вызывает лишь раздражение, особенно когда будит. И даже страх. И не унимается же! Птенчик сонно возится, проснувшись. Значит, мне, как герою, придётся опять защищать этот дом.

Надеть доспехи — джинсы, и отправляться на бой. Конечно, напрягает, что у меня нет никакого оружия — его, естественно, пришлось оставить в Норвегии, Чар сбыл, наверное, так же, как и приобрёл. Но, может, и опасности никакой нет?

Киваю Дэниелу, который, проснувшись, сидит на краю дивана с весьма озабоченным, хоть и крайне сонным, видом, и шарит рукой по ближайшим горизонтальным поверхностям в поисках сигаретной пачки.

Ну, как бы и обошлось. Всего лишь почтальон. Но даже не с письмом, и не с судебным извещением, хотя я ждал именно этого. С посылкой, явно отправленной частной службой доставки — бежевая коробка с сетчатым рисунком, фирменный скотч. И она — гигантская.

А ещё я ничего не заказывал, совсем. И понятия не имею, что внутри. И адреса обратного — тоже нет, метки незнакомые. Расписываюсь, что я и есть Наэйдр — хотя бы моя фамилия написана без ошибок — и заношу ящик в дом. Его тут же окружают Ди и любимый, потирающий заспанные глаза.

Упаковано всё так, как будто там какая-то контрабанда: внутри коробки– ещё одна, уже в другом скотче. И рисунок на нём и на наклейках кажется мне подозрительно знакомым — чёрно-красно-жёлтая драконья морда.

— Я даю вам тысячу долларов, и мы не открываем этот ящик, — предлагаю я почти серьёзно.

— Всё мы открываем, — возражает птенчик, — у тебя всё равно нет столько свободных денег.