И следующие минуты он говорит только о ней. О том, куда она собирается поступать, откуда приехала, что любит. О том, что она приболела, и поэтому не смогла с нами пойти. О том, что в следующий раз обязательно мы вместе куда-нибудь сходим. Сразу всё понятно. Приличная семья должна заботиться о будущем наследника. И это будущее — красивый дом с мансардой, умница-жена из хорошей семьи, ухоженные дети. Не изуродованный антисоциальный элемент типа меня. Резко, несдержанно возражаю, змея внутри одобрительно шипит. Любимый сбивается с мысли, замолкает, обходит меня вокруг, останавливается за спиной и тихо сообщает, что я, в общем-то, прав.

Дикая обида и ярость наперегонки ударяют в голову, сжимаю кулаки, ногти впиваются в кожу, но боль меня не трезвит. Демон внутри меня буйствует, мне только и сил хватает, что промолчать, ссутулиться и уйти. Неважно уже куда.

Разгадав мой манёвр, птенчик хватает меня за рукав, тянет. Но я уже не я прежний, а вырожденец, то самое уродливое существо, что работает с клиентами по ночам и желает смерти собственной матери. Я высвобождаюсь, отталкиваю его… слишком сильно.

Такой ненадёжный снег. Такой предательски-близкий обрыв. Такой неуклюжий птенчик.

Он падает, неумолимо и неостановимо, взмахнув руками в ярких перчатках. Я не успею. Он падает, даже не пикнув. Я только слышу хруст льда, намёрзшего у берега, и влажное чавканье воды. Как будто его сожрал монстр.

Сбрасываю куртку, съезжаю по крутому обрыву вниз. Любимого поглотила чёрная, ледяная, прожорливая бездна. Ныряю не задумываясь, тут не глубоко, и вытащить его, лёгонького, мне на приступе адреналина не трудно.

Потерял сознание, наверное, ударился, но наглотаться воды не успел. Дурацкий колпачок Санты благополучно уплыл. Об этом думать некогда. Расстёгиваю его мокрую куртку, снимаю, заворачиваю в сухую собственную. Тут недалеко. Поворот и за угол. Дороги я перед собой не вижу, только бледное личико любимого с прилипшими ко лбу прядями волос.

Калитку пинаю, мысленно умоляя, чтобы дверь в дом была не заперта. Так и есть, я с хрустом едва не с петель её сношу, и вваливаюсь в гостиную, прямо под ошарашенными взглядами. Все наряжают рождественскую ель. Укладываю птенчика на диван, бормочу что-то невнятное. И в общей тишине вдруг резко ойкает девушка, прикрывая рот рукой. Замерла в дверном проёме и смотрит мне в лицо. Настолько же красива, насколько я — уродлив. Брюнетка с голубыми глазами, стройная, но с тяжёлыми грудками и округлыми бёдрами.

Ярость во мне даже сильнее, чем страх за здоровье любимого. Ему помогут. О нём позаботятся. Так будет лучше. Тихо извиняюсь, и постыдно сбегаю, пока меня не начали расспрашивать.

Это я, и только я виноват. Мысль бьётся в висках, я когда бреду, когда бегу сквозь снег и ветер, дальше и дальше, не замечая холода. Небо озаряется вспышками. Красный. Зелёный. Золотой. Лиловый. Салют, на который мы так хотели посмотреть. Вот только этого «мы» не существует больше. И не существовало никогда. Не для нас.

Что было у меня? Самоуверенная надежда? Болезненная тяга к тому, кто не спрашивал о шраме? Что я хотел от него? Неужели я был настолько дерзок?

Только закрыв за собой дверь собственного дома, и прислонившись к ней спиной, я с удивлением разглядел ледяную корку на одежде, и с трудом согнул пальцы рук. Оказывается, я замёрз, а в ботинках всю дорогу хлюпала вода. Расшнуровав обувь, вылил жижу на пол и, с трудом поднявшись, побрёл в спальню, стягивая влажный свитер. Телефон благополучно намок и умер. Комната встретила меня неуютной тишиной и холодным светом уличного фонаря из окна. Праздник закончился.

Я снова обратился в спокойную зеркальную гладь. Нельзя потерять то, чего у меня и не было никогда. Я, урод, если подумать, не должен был иметь и секунды от счастья. Даже тени его. А я получил его достаточно.

Три года назад, когда мне сняли швы и бинты, и наконец-то разрешили посмотреть на «нового себя» в зеркало, я поверил в свою новую внешность тут же и, стоя на пахнущем дезинфектантом кафеле больничного туалета, ощупывая тёмный шрам, понял одно. Я никогда больше не буду собой. Никогда не буду счастлив. И всегда — одинок.

Вот и сейчас, пока я, голый, сутулый и промёрзший до костей, сижу в пледе, тупо созерцая стену, внутри меня опять бьётся хрупкий ёлочный шар. Как тогда, под Рождество. Я был так мал и так хотел повесить свою любимую игрушку на самую высокую ветку, что отец поднял меня, и я был горд, счастлив, видел всех сверху, и звезду на макушке так близко…

И вот зелёно-синий шар, в котором, как казалось тогда, внутри — маленькое море, целый мир: киты, рыбы, русалки и корабли, выскальзывает у меня из рук и падает. Разлетается на тысячи осколков, сверкающую пыль, в которой сиротливо лежит золотистая верёвочка. Испорченный праздник.

Так и в больнице. И сейчас. Я почти что слышу этот звук, как от лопающегося мыльного пузыря. Треснувший и рассыпавшейся мир.

========== 3. Снеговичок ==========

Я проснулся до рассвета на промокшей от пота кровати. Холодно, дико холодно. Надо прибавить отопление. Резко встал, ноги подкосились, я упал на колени и локти. Голова кружилась, сил совсем не было. Охватило холодом, да так, что зубы застучали.

Стянул с дивана накидку вместо одеяла, завернулся. Опёрся о стену. Встал. Медленно, борясь с шатанием стен, побрёл в потёмках на кухню. Хотелось пить.

Здесь было намного теплее, отпив из чайника, я забрался с ногами на кухонный уголок и снова провалился в сон.

Открыл глаза, когда уже закат освещал комнату алым. Первый день года прошёл. Нужно было собираться, работать. Хоть что-то делать. Доставки, ночные заказы. Я сполз на пол.

За унитаз держался, как за последнюю надежду. А вот ванная подвела, я всё-таки упал, ударившись о борт животом. Вырвало чем-то вязким и едким. Смыл, умылся, прополоскал рот.

Но работать был по-прежнему не годен, даже на таблетках. Снова забрался в кокон на кухне. Нужно было позвонить по десятку номеров, отменить всю работу. Телефон лежал в спальне, промокший и сломавшийся. Как и я.

Не помню, когда последний раз болел, и тут, видимо, жизнь решила отыграться за купание в мороз в реке. Ничего, просто нужно ещё поспать.

Меня пеленали жуткие кошмары, в которых птенчик был таким же беспомощным, как мать, бледным, умирающим. Так и не развернувшим подарок. Красная, зелёная, синяя вспышки. Снеговичок. Салют. Мигалки машин. Я бредил.

Очнулся кристально прозрачным, почти невесомым. Смотрел вверх, а комнату заливал матово-снежный свет. Невозможно только было дышать. Не тяжело, просто вдохнуть глубоко не было сил. Тепло. Светло. Ни страха, ни боли. Только белые лучи. И мне показалось, что мне и вовсе не нужно дышать воздухом, я могу дышать ослепляющей яркостью, цветом белизны. Я закрыл глаза, и дал свету проникнуть в себя…

…вой. Звериный, или ветра, или завывание сигнализаций вдали. Холод, обжигающий. Свет, душащий меня, заполнивший все лёгкие и грудную клетку, рвущийся наружу. Тошнота. Лицо матери, с осмысленными глазами, в сухонькой руке — белая тряпочка, источающая ядовитый свет, что убивает меня. Я не могу им дышать. Я задыхаюсь. Я не в силах выплыть, свет смыкается надо мной, как ледяная вода, в которой живут алмазные змеи, блестящие тысячами граней. Они обвивают меня кольцами, сжимают сильнее и сильнее, больше нет воздуха внутри, свет плотный и вязкий, я не могу вдохнуть то, чего нет, лишь липкая масса заполняет рот и уши, но я бы и хотел ослепнуть, так нестерпимо сияние…

…красный. Золотой. Зелёный. Медленно сменяют друг друга. Из окна на потолок падают разноцветные всполохи. Я могу смотреть только вверх, я связан и спелёнат, как новорожденный. Вдох. Выдох.

В лёгких не свет, а обжигающая боль, внутри — тупой твердый прут от рта до живота. Вдох. Крошечный, нестерпимо болезненный. Внутри хлюпает, я слышу. Выдох, с ощущением, что всё внутри слипается и хрипом.

Рядом что-то тихо гудит, и как только отказываюсь делать очередной вдох, воздух с силой впихивается в меня, раздирая и распирая грудь. Колючий воздух, не свет. Выдыхаю я на всякий случай сам. Через рот, нос забит. Шелест и хлюпанье. Хочется вырваться и крикнуть, что осознал урок, и буду сам дышать, как обычные люди, но рот словно ватой заткнут, а сверху пробка. Хочется пить, челюсть свело усталостью. Синий. Ярко-белый. Лиловый. Красный.