Инструментарий методологического космополитизма

Социальная теория космополитических климатических изменений. Наконец, в рамках данного тематического комплекса будут разрабатываться различные направления эмпирического и методологического анализа, результаты которых лягут в основу социально-политической теории космополитических климатических изменений. В дополнение к национальным конструктам «мы» – «они» можно идентифицировать три дуалистические пары модерна (представляющие основные направления в социальной теории), посредством которых мы можем наблюдать процессы космополитизации в климатической сфере (8).

1. «Природа – общество»: различие между естественным климатом и климатом антропогенным (искусственным) иллюзорно; это область онтологии.

2. «Глобальное – локальное»: глобальный климат и локальная погода стали взаимосвязанными категориями; запутанность метеорологических прогнозов оказывает значительное влияние на формирование смыслов и идентичностей; это область географии.

3. «Настоящее – будущее»: настоящее и будущее взаимодействуют по-новому, на непознаваемом будущем делается особый акцент; это эпистемология.

Три указанных направления являются плодотворными линиями социологического исследования. Они могут позволить нам лучше понять, почему климатические изменения имеют такое значение как для отдельных обществ, так и для всего мира в целом.

1. Albrow M. The global age: State and society beyond modernity. – Cambridge: Polity, 1996. – 246 p.

2. Appadurai A. Modernity at large: Cultural dimensions of globalization. – Minneapolis: Univ. of Minnesota press, 1996. – 229 p.

3. Beck U., Grande E. Cosmopolitan Europe. – Cambridge: Polity, 2007. – 311 p.

4. Giddens A. The politics of climate change. – Cambridge: Polity, 2009. – 264 p.

5. Gilroy P. The Black Atlantic: Modernity and double consciousness. – L.; N.Y.: Verso, 1993. – 261 p.

6. Glick Schiller N. Beyond methodological ethnicity and towards the city scale: An alternative approach to local and transnational pathways of migrant incorporation // Rethinking transnationalism: The meso-link of organisations / Ed. by L. Pries. – L.: Routledge, 2009. – P. 40–61.

7. Grande E. Vom Nationalstaat zum transnationalen Politikregime – Staatliche Steuerungsfдhigkeit im Zeitalter der Globalisierung // Hrsg. von U. Beck, Ch. Lau Entgrenzung und Entscheidung: Was ist neu an der Theorie reflexiver Modernisierung? – Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2004. – S. 384–401.

8. Hulme M. Why we disagree about climate change: Understanding controversy, inaction and opportunity. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2009. – 392 p.

9. Levy D. Recursive cosmopolitization: Argentina and the global human rights regime // British j. of sociology. – L., 2010. – Vol. 61, N 3. – P. 579–596.

10. Sassen S. The global city: New York, London, Tokyo. – Princeton: Princeton univ. press, 2001. – 447 p.

11. Stern N. The economics of climate change. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2007. – 692 p. 12. Tyfield D., Urry J. Cosmopolitan China? Lessons from international collaboration in lowcarbon innovation // British j. of sociology. – L., 2009. – Vol. 60, N 4. – P. 793–812.

Потребление по ту сторону кризиса 5

«Мы» как потребители несем свою долю ответственности за «Великую рецессию», начавшуюся в конце 2007 г. Но фокусироваться только на том, что мы сделали как потребители, значило бы – как минимум в какой-то степени – «заклеймить жертву» (1). Я не говорю, что мы ни при чем, что мы не сыграли значительную роль в создании своих экономических проблем (жадностью, проявившейся в слишком большом потреблении и колоссальном долге; наивностью в отношении проблем, которые мы сами себе создали). Но есть и другая сторона медали, и это то, что «они» сделали «нам». «Они» в данном случае – финансовые кудесники, банкиры, чиновники кредитных организаций, магнаты и брокеры в сфере торговли недвижимостью, воротилы маркетинга и рекламы, остатки наших «капитанов промышленности» (2, с. 209) и «капитаны коммерции» (например, те, кто рулит торговой сетью Wal-Mart, и те, кто рулил почившей сетью Circuit City). Конечно, фокусировка на том, что сделали «они», столь же однобока, как и интерес исключительно к тому, что сделали «мы». Тем не менее обратиться к тому, что сделали они, вполне резонно. В конце концов, именно они:

– создали блистательные новые финансовые инструменты (деривативы, кредитные дефолтные свопы);

– создали инновационные новые ипотечные закладные (закладные с устойчивым процентом и даже такие, при которых выплату процентов можно переносить на следующий месяц с добавлением этих процентов к основному, неснижаемому платежу; кредиты с плавающей процентной ставкой; кредиты для лжецов, подталкивающие людей предоставлять ложные сведения о своем финансовом положении, особенно о своем доходе);

– создали маркетинговые и рекламные кампании, призванные побудить нас к покупке всякого рода вещей (компактный гриль GEORGE FOREMAN, «Виагра»), которые нам не нужны и которыми мы часто не пользуемся;

– умудрились угробить такие крупные корпорации, как GM, Chrysler, AIG, Lehman Brothers и др.;

– изобрели такие храмы потребления, как Wal-Mart, IKEA и Carrefour, чтобы подтолкнуть нас к гиперпотреблению, например с помощью «ценовых лидеров» и иллюзии низкой цены («дорогое по низкой цене», «дешево»);

– изобрели другие храмы потребления – казино-отели Лас-Вегаса, гигантские круизные лайнеры (новейшие из них вмещают до 6 тыс. туристов), Диснейленды, мегамоллы – дабы завлечь нас в них крупными зрелищами (и побудить тратить в них большие денежные суммы);

– были и остаются неотъемлемыми элементами капиталистической системы (особенно крайностей американской капиталистической системы), жадность и алчность которой поставили ее на грань саморазрушения.

Итак, я хочу сосредоточить внимание на том, что они сделали нам, хотя должно быть ясно, что мы тоже несем значительную долю ответственности за «Великую рецессию»; ведь во многих отношениях мы – это они, а они – это мы (переиначив известные слова коммодора Перри «мы встретили врагов, и они оказались нашими», мы могли бы сказать, что «мы встретили врагов, и они оказались нами»).

Хотя в американской экономике все более преобладает потребление (им объясняется около 70% американской экономики), журналистское и научное внимание к ней чаще всего фокусируется на вещах, относящихся к производству: на производительности труда, заводах, работниках физического труда, профсоюзах, уровне безработицы и т.д. Хотя вопросы эти остаются важными, мы часто мыслим экономику в терминах, больше пригодных для 1950 г. или даже 1900-го. В двух словах, предприятие уже не находится в центре американской экономики; скорее в центре ее находятся места (или храмы) потребления, такие как торговый молл, гипермаркет (типа Wal-Mart), ресторан быстрого питания и шопинг, все более переходящий в онлайновый режим. Поэтому если мы хотим по-настоящему понять «Великую рецессию», мы не можем опираться только на объяснения, относящиеся к производству, а нам нужно также взглянуть на роль потребления в этом едва ли не полном коллапсе экономики.

Я сосредоточусь на роли, сыгранной храмами потребления, которые являются одним из главных моих интересов; однако у «Великой рецессии» есть и другие связанные с потреблением причины.

В течение десятилетий рынок США наполнялся дешевыми продуктами (например, блестящими электронными гаджетами из Азии), часто стоящими в странах, которые их производят, гораздо дороже. Этому оказалось трудно и даже глупо сопротивляться. Как показали многие исследователи, в том числе совсем недавно Эллен Шелл в книге «Дешево» (2009), низкие цены дорого нам обходятся (эта идея чаще всего ассоциируется с Wal-Mart), и в числе этих издержек – их роль в подстегивании гиперпотребления.