Обратным движением меча второму Волков ударил по древку копья. Тот был не собран, копье держал некрепко, оно упало на пол, звонко хлопнув. Сержант вылупил глаза, схватился за эфес. Волков плашмя шлёпнул его мечом по руке. Сухо и коротко сказал:

– Отрублю.

Стражник, уронивший копье, присел и попытался его поднять. Волков наступил на древко. Стражник упорствовал. Тогда Волков чуть толкнул его бедром, и тот уселся на пол. Мордатый, отплевываясь кровью, потянул с пояса фальшион и заорал:

– Убьем его, он мне зуб чуть не выбил!

Солдат не стал дожидаться, пока тот достанет оружие. Он сделал выпад прямой и быстрый. Меч вошел в мощную ляжку здоровяка на два пальца, и Волков чуть-чуть провернул его. Он знал, какой это производит эффект.

– А-а-а! – Заорал мордатый, роняя фальшион. Кровь залила ему штанину.

Сержант снова было хотел вытащить меч, но Волков снова шлёпнул его по руке, окровавленным мечом забрызгав сюрко и произнес:

– Я не шучу, отрублю руку.

Сержант несколько секунд стоял и смотрел на него.

– Уходите, – твердо сказал Волков.

– Что расселся? – Заорал Ёган и древком копья ткнул сидевшего на полу стражника. – Не зли моего господина!

Стражник встал, поднял копье и подставил плечо раненому товарищу, вывел его. Сержант еще пару секунд постоял, глядя на солдата, затем тоже вышел. Ёган вслед им выкинул из комнаты копье и фальшион мордатого, заорал в трактир:

– Трактирщик, отдай этим болванам их барахло.

– Болванам? – Спросил его Волков. – А что ты будешь делать, когда я уеду?

– Да мне теперь тоже уезжать придется, – отвечал Ёган. – Если останусь, они меня повесят.

– Ну и дурак же ты, – сказал Волков и сел на кровать.

На него вдруг навалилась усталость, как после боя:

– Ты насчет обеда распорядился?

– Нет.

– Распорядись. И коней почистить не забудь.

– Не забуду.

Волков повалился на кровать и вздохнул глядя в потолок.

– А чего вы вздыхаете? Вы молодец. Вон, как этих дуроломов угомонили. Их обе наши деревни и все окрестные хутора ненавидят.

– Надо съезжать отсюда.

– А чего?

– Да ничего, вот только друзей у меня тут все больше и больше с каждым днем. Как бы не убили.

Он сел на кровати, стал вытирать меч от крови тряпкой:

– И найди-ка мне купца. С такой кучей барахла никуда не деться. Может, бежать приспичит. Тогда все это бросить придется. А не хотелось бы.

– Конечно, не хотелось бы. Тут деньжищ-то сколько… После обеда съезжу в Рютте, там всегда хоть какой-нибудь купчина да есть.

Купец и впрямь был «хоть какой». Убогая повозка с драным верхом, в которую был впряжен полумертвый от усталости и старости, почти слепой мерин. Сам же купец был молод, костляв и энергичен. Но после того, как Волков спросил:

– Сколько у тебя денег?

Купчишка как-то сразу сник и даже сгорбился.

– Оборотных денег мало, мой старший партнер не дает мне развернуться.

– Я хотел продать тебе коня. Боевого. Он дорогой. Сколько у тебя денег?

– А как бы взглянуть на коня?

– Пошли.

Они вышли из трактира и зашли в конюшню.

– Вот этого я продаю, – сказал Волков, показывая гнедого.

– Да, это боевой конь, – сказал купец, вздыхая.

– Именно. Я и сам, покупая этого коня, торговался бы. До двадцати пяти. Я бы взял его за двадцать пять. Тебе отдам за двадцать.

– Шутите?! Он что, больной?

Волков поднял с земли кусок навоза, показал его купцу:

– Разбираешься?

– Ну не так, чтобы… Я не конюх… Я…

– А я конюх. Этому коню пять лет. Смотри сюда: все зубы целы. – Он показал зубы коня. – Всю жизнь в стойле стоял, не надрывался. Не ранен, не болен, хорошо кован. Отличная выездка. С умом будешь торговать – двадцать пять за него получишь.

– Да, конь хорош. – Купец разглядывал коня.

– Ну, что, есть у тебя деньги?

– Ну есть… – Купец помялся. – Мой старший партнер…

– Я слышал уже про твоего старшего партнера. Сколько денег у тебя?

– Двенадцать талеров с мелочью.

– Ну, на этом торги можно считать закрытыми.

– Господин, подождите!

– Что еще? – Солдат был разочарован.

– Давайте так – я вам дам двенадцать талеров и еще одежду.

– Ты, дурак, пьяный что ли?

– Подождите, я сейчас все объясню. У меня хорошая одежда. Такую носят богатые горожане и даже благородные господа на севере.

– Ты в своем уме? Что за одежда? Сколько ее, что она стоит восемь монет?

– Это первосортная одежда, – купец вцепился в здоровую руку солдата и поволок его к своей повозке. – Поглядите. Такие куртки носят в Дредбурге и Солле. Даже благородные такое носят.

– Что это за дрянь? – Солдат с удивлением рассматривал куртку. Та была из хорошей ткани, но кургуза, а ее рукава были необыкновенно широки и разрезаны на ленты, под которыми был виден дорогой атлас. – Хозяина собаки драли?

– Нет, что вы? Это специальные разрезы, посмотрите какой внутри дорогой материал.

– Ну уж нет.

– Ну, тогда вот, берет. С пером фазана.

– Убери.

– Посмотрите, какой бархат!

– Я тебя мечом рубану.

– Благородные только такое и носят.

– Я не благородный.

– А вот шелк, рубаха. – Купец достал черную, почти до колен, рубаху из шелка с узорами. – Драгоценная вещь.

– Дурень, это женское платье. Если только подол обрезать. – Рубаха солдату определенно нравилась. – И что это за ворот? Это же женский ворот. И рукава расшиты.

– Нет, что вы, это мужская рубаха. Стоит всего два талера.

– Талер.

– Не могу, – купец молитвенно сложил руки. – Отдал за нее шесть пудов пшеницы и четыре пуда меда.

– А это что? – Волков заглянул в повозку купца.

– Панталоны. Тоже шелк. Их отдам за талер.

– Полтора талера за рубаху и штаны.

– Накиньте хотя бы двадцать крейцеров.

– Замолчи, показывай, что еще есть. Там у тебя что?

– Это ленты, нитки, крестьяне берут перед свадьбой.

– А там?

– Иголки, гребешки, ножи, точила.

– А тут? – Волков ковырялся в вещах купца.

– Пряники, леденцы, соль.

– Перец, гвоздика, шафран есть?

– Откуда? Мой старший партнер…

– Я понял, ничего больше у тебя нету.

– Вот, – купец потянул с пальца крупное серебряное кольцо с красным камнем. – Фамильная драгоценность. Мой отец…

– Не смей мне врать. Стекляшка. Каждый купчина такой таскает. Простака дурачить. Отдает всегда как последнюю ценность.

– Да тут серебра на пол талера.

– По лбу дам. Тут серебра на пять крейцеров.

– Ну, хорошо. – Купчина полез под рубаху и достал оттуда крест, протянул его Волкову.

Волков взял, осмотрел. Золото было настоящим.

– Пять талеров, – сказал купец.

– Ты доиграешься. Золото, конечно, настоящее, но его тут не больше, чем на три.

– Это по весу. А работа? Посмотрите, какая работа. Этот символ достался мне от матушки.

– Так же, как кольцо от батюшки. Ладно, допустим. И того восемнадцать с половиной талеров. Это все, что ты можешь дать за коня, стоимостью двадцать пять?

– У меня больше ничего нет, – чуть не плакал купец. – А давайте так, – он оживился, – я оставлю вам своего коня и товары, возьму вашего и поеду в город, завтра к вечеру вернусь и рассчитаюсь полностью.

– Твои товары стоят пол талера, да и то вряд ли. Лошадь твоя, может тебя не дождаться, сдохнет завтра, а живодер за ее кожу и трех крейцеров не даст. А твоя повозка стоит десять крейцеров, – солдат помолчал. – Ладно, я согласен, поедешь в город на моем коне и привезешь сюда своего старшего партнера, скажешь ему, что у меня товара на сто сорок талеров.

– За сто сорок талеров он приедет, – радостно кивал купчишка, – только вот…

– Что?

– Седло бы мне.

– Ты мои седла видел? Они ламбрийской работы. Два с половиной талера каждое.

– И вправду дорогие, – сморщился купец.

– Лаймбрийская работа.

– Да-да, ламбрийская работа.