У ворот монастыря, на бревнах и пеньках, сидели люди. В основном бабы с детьми, но были и мужики. Все хворые и один увечный, с замотанной в окровавленную тряпку рукой. Его поддерживал мальчишка.

Ёган спрыгнул с коня и постучал в дверь. В двери открылось небольшое окошко.

– Моему господину нужно к брату-лекарю, – сказал он.

Ворота открылись, и солдат въехал во внутренний двор монастыря. Толстый монах закрыл за ними ворота.

– Отец, а когда отец Ливитус посмотрит раны моего господина? – Спросил слуга у толстого монаха.

– Братья трапезничают, – сообщил тот, – а после будет молебен, а после он вас примет. До вечера примет.

– Мы приехали из Рютте, нам бы до вчера обратно успеть. Может, позовешь отца Левитуса? – Заискивающе произнес Ёган.

– Сын мой, сюда все приезжают издалека. Всем нужен то отец Ливитус, то брат Иорис. А у нас сейчас трапеза, а затем молебен, – монотонно и пискляво бубнил монах. – Хотите, станьте под навес и ждите. Я и так пустил вас внутрь, хотя все страждущие ждут за воротами.

Волкова взбесил этот монах. Возможно, потому что под промокшим плащом, под холодной кольчугой боль в плече заметно усилилась. Он подошел к монаху, наклонился, схватил за шкирку и произнес прямо в лицо:

– Будь добр, жирный брат мой, сходи за отцом-лекарем и скажи, что человек, который получил ранение в схватке с дезертирами, просит его помощь. А иначе этот человек слезет с коня и тебе самому потребуется помощь отца Ливитуса. Ты понял, брат мой?

Монах скорчил елейную физиономию, закатил глазки и смеренным голосом ответил:

– Сын мой, а стоя перед вратами обители Господа нашего, что ты скажешь привратнику, когда спросит он тебя? А не обижал ли ты служителей Господа?

– Мой жирный брат, я отвечу привратнику, что почти двадцать лет воевал с еретиками и пару десятков их отправил в преисподнюю. А кости я переломал только одному жирному, спесивому монаху, который отказывал войну Божьему в сострадании.

– Не пойду я, господин, в трапезную. Пусть ваш холоп сам за Ливитусом идет, – ответил монах и обиженно ушел.

Ливитус был стариком лет шестидесяти, не утративший, в свои года зубов и рассудка. После того, как Ёган и совсем молодой монашек помог Волкову раздеться, отец Ливитус стал трогать и мять плечо. Он поднимал его руку вверх, отводил в сторону, чем причинял солдат боль. Но тот терпел.

– Да, господин, кто же вас так крепко приложил? И, главное, чем?

– Секирой.

– Секирой? И вы выжили?

– Я был в кирасе и бувигере. Знаете, что это?

– Хе-хе-хе, знаю, господин рыцарь, знаю.

– Я не рыцарь. Я простой солдат.

– Ах, вот как. Алчущий сольдо. Брат-солдат.

– Да. Брат-солдат.

– Ну, что ж сказать. С плечом у вас не все так плохо, как казалось.

– А, что, могло быть хуже?

– Осколочный перелом намного хуже. Но хорошего у вас тоже мало. Повреждена суставная сумка. И, кажется, вам, брат-солдат, придется искать другой хлеб, ибо ни щит, ни лук так хорошо, как раньше, вы держать больше не сможете. – Он повернулся к молодому помощнику. – Связывающую тугую повязку на ключицу и плечо и примотать к торсу. Бодягу и выварку шиповника с райской кашей под повязку каждый день. Покажи слуге господина солдата, как накладывать повязку, а я посмотрю ногу.

Молодой высокий монашек с огромными глазами смотрел на солдата с благоговением и начал учить Ёгана, как накладывать повязку. А отец Ливитус, осмотрев ногу, спросил:

– Кто шил? Чем обрабатывали? И зачем рану смазывали дегтем с медом? Вы ж не лошадь. Чем присыпали?

– Чистотелом, – ответил Ёган.

– А шил ты? – Спросил монах у Ёгана.

– Не-е, девка одна, дочь трактирщика.

– Молодец девка, дочь трактирщика. Замуж ее возьми.

– Да я уже женат.

– Слава Богу, рана не воспалилась. Добрый знак. – Сказал монах. – Дегтем мазали? Наверное, коновал насоветовал. Это лишнее, брат Ипполит даст мазь, и ждем три дня. Если жара не будет – значит, все хорошо.

– Я смотрю, вы сведущи в ранах, – заметил солдат, левую руку которого брат Ипполит затягивал широким бинтом.

– Сын мой, как и вы, я ел солдатский хлеб. Правда, солдатом не был. Сначала я собирал раненых, а потом стал помощником лекаря. Так, что ран я повидал достаточно.

– Думаю, вы преуспели в медицине.

– Почему вы так думаете?

– К вашим годам вы сохранили все передние зубы и выглядите бодрым.

– Избегайте излишеств, сын мой. Не ешьте, когда не голодны, не пейте вина и пива до пьяна. Ну, а зубы… Крепкая нитка, мел, мята и щетка. Ну, и сарацинская вода. Чистить два раза в день, и ваши зубы доживут до моих лет. Если, конечно, до моих дней доживете вы, что с вашей работой маловероятно.

– Приготовьте мне все это к следующему визиту, буду хранить зубы.

Юный монах и Ёган помогли ему одеться.

– Не взыщите, сын мой, но деньги я с вас возьму. С крестьян стараюсь не брать, у них нет ничего, а с вас возьму, не побрезгаю.

– Сколько?

– Мне нужны две козы. Вернее, не мне, а одной бабе с двумя детьми, у которой на стройке амбара мужика привалило бревнами. Теперь у нее два ребенка и муж-калека.

– Сколько стоят две козы?

– Девять монет.

– Ух ты, меня еще никогда так дорого не лечили. Но делать нечего, – Волков вытащил из кошеля две монеты по пять крейцеров. – Сдачу отдайте бабе с мужем-калекой.

– Благослови вас Бог, сын мой. Брат Ипполит проводит вас.

После мази и утяжки плеча боль в нем заметно притихла. И солдат стал разглядывать монастырь и, заглянув в одну раскрытую дверь, сразу остановился:

– Брат Ипполит, а у вас здесь, что, библиотека?

– Да, – сказал молодой монах и, помедлив, добавил: – но посторонним туда нельзя.

– И что, много там книг?

– Не перечесть. Сотни.

– А что за книги? На каких языках?

– Книги разные, пращуры наши были мудры. Философы были, геометры, богословы, ботаники.

– Ботаники? Кто это?

– Люди, знающие толк в выращивании капусты и пшеницы.

– А, что, есть и такие? Я думал, в таком ремесле любой мужик разбирается. А что еще есть там?

– Есть древние, воспевающие полководцев и битвы.

– А, историки.

Монах посмотрел на него удивленно. И кивнул:

– Да, историки.

Они вышли во двор.

Ёган помог Волкову сесть на лошадь.

– Ну, спасибо, брат Ипполит, – сказал солдат.

– Через три дня мы вас ждем, а повязку перетягивайте каждое утро.

Выехав из ворот, Волков неожиданно увидел красивый замок, стоявший на холме. Когда они ехали к монастырю, он его и не заметил.

– Чей это дом? – Спросил он у Ёгана.

– Госпожи Анны.

– Хозяйка – женщина?

– Несчастная женщина.

Волкову было неинтересно про чужие несчастья, но Ёган продолжил:

– Коннетабль, которого убили дезертиры, был ее сыном.

– А-а, тот мальчишка? Как там его звали? Хельмут Грюн?

– Нет, его завали Рут. Кавалер Рут.

– Так в этом доме живет его мать?

– Жалко женщину. – Сказал Ёган. – У нее месяца три назад пропала дочь.

– А муж?

– А мужа у нее вообще не было.

– Так бывает, – философски заметил солдат.

– Говорят, что она была это… того… – Он перешел на шепот, – дети ее были детьми старого графа.

– Барона?

– Да графа. Это земля графа, но не этого графа молодого, который сейчас граф, а его отца покойного, старого.

– А-а, Анна была любовницей графа, понял.

– А коннетабль кавалер Рут служил нашему барону. А у него была сестра, не помню, как зовут, вот она и пропала.

– А что это у вас люди пропадают? Девица эта, а теперь сын трактирщика.

– Так у нас, почитай, раз в две недели кто-нибудь пропадает. С зимы началось.

– А что ж граф не наведет порядка? Чем барон занимается?

– Так молодому графу пятнадцать лет, он с дружками своими паскудными охотится, пьет да девок портит. А барон наш так просто пьет. Не до того им.

– Барон пьет, значит?

– Ага, как сын пропал – так и пьет.