Колонны солдат продолжали подходить из контингентов войск, собраных для штурма Пан Капуи. В этот час наступающих сумерек под ярким освещением пламени, под резкими и холодными порывами зимнего ветра, разбрасывающего снопа искр с костров на пляшущий народ. Воины впадали в неконтролируемую оргию, валились с ног и снова подымались. В такой день всегда неживая масса теснилась и кучно приближались к живым всё ближе и ближе. Рукояти мечей, щитов и дротиков сжимали костяные кисти рук человеческих скелетов, черепа венчали железные шеломы, а от костей сиянием веял ужасный отблеск. К живым шли те, чьи кости сотлели на погребальных кострах.
– Моту48 не нужна ваша кровь! Моту не нужны ваши сердца! Светоч Ночи49 требует! Пропустите нас и следуйте за нами, – те же знакомые требования.
От резкого взмаха крыльев Тиннит дрогнули языки факелов и погасли. Люди пытались зажечь их. Напрасно. Тишина нарушилась постукиванием огнив.
– Мертвые к нам идут! – кричал Алорк. – Воины, кони, копья словно кусты зимних зарослей мирты в ночной мгле. Мертвецы желают быть с нами в час тяжелого испытания.
Народ накрыла черная тень скрывая от него звезду за звездой. Слышались вскрики:
– Светоч! Владыка мертвых! Владыка Ночи садится на трон! Велик Свет Ночи и нет ему равного!
Незадолго до полуночи, в непроглядной тьме, Мот-Смерть оказался у коронков стен обреченного жилья. Протрубил серебренный рог, всего один раз и в ответ послышался отзвук многих тысяч труб и вновь наступила тишина. Люд чувствовал: здесь, совсем рядом, под коронками высоких стен крепости Пан Ти Капуи, собралось огромное Небесное Воинство. Клубился облаком их леденящий ветер. Всё поглотила тьма. Гасли последние огни. Наступало торжественное ожидание мистерии.
Внутри храма имелось священное место, куда могли входить только жрецы, ибо только им принадлежало право и честь знать внутренность святилища. У ряда скамей, выставленных для встреч жреческой коллегии, тянувшихся вдоль вышитых орнаментом матерчатых стен, стояла жрица девственница.
– Ничего не произошло из того, что может внушить тревогу… Ни крика тревожной птицы… «Ни резкого выдоха Владыки Жара…» —Сказала она.
Колонны солдат квадратом окружали дом Светоча. На аккуратном земляном цоколе стоял походный храм. Над черным балдахином господствовал небесный свод с яркими звездными крапинами. Прозвучала серебренная труба Тиннит. Каждый воин стоял на своём месте. В проходе, оставленном в построении когорт, появились жрецы. У них бритые головы. Одеты в черные льняные одежды отделанной широкой белой полосой. Это была основная храмовая корпорация из простых жрецов и жриц, игравших главную роль в отправлении культа. Процессию возглавляли три человека, а рядом мальчик: он вёл телицу. Телицу вели к жертвователю, дело, которого заключалось в умении заклать поднесенную жертву. По агонии животного и по его печени предстояло предсказателям донести до народа благоприятную волю богов.
Возле алтаря Тиннит Пене Баал остановились девушки чей девственный характер не вызывал сомнения. Наступал момент торжественного песнопения:
«Взываем владыку жара, – взываем тебя, того кто на пылающей упряжке, огненной колесницей сверкаешь. Восстань из недр на добрый день, добрым вестником. Яви лучи над ханнаанеянами.»
Хор закончил петь. Родитель явился на медный свод небес, что б блистать теням и людям, черным и белым небесам земли. В шеренгах громкие возгласы не сдержавшихся солдат. Мальчик и девочка помогают. Они вливают в пламя душистое масло. Величество вдыхает аромат радушными вспышками пламени. Жертвователь омыл руки водой из обложенной цветами лохани. Мальчик держал короб с ячменем. Он подошёл к молодой телице. В руке острый топор.
Гордый за честь, ратоборец изготовлялся поразить жертву. Осыпал ячменей спину телицы, обрезал клок шерсти с её головы и бросил в огонь алтаря. Огонь тут же поглотил жертвенный дар. Наконец могучий ратоборец ударил в шею, глубоко вонзенный топор пересек жилы. Телица повалилась и забилась тяжелыми конвульсиями смерти. Её подняли и крепко держали. Горящие огнем глаза животного, излучали сияние. Живое существо начинает жить только круглыми широкими глазами, все остальные чувства отключаются. Ратоборец довершил дело. А когда истощилась черная кровь и не стало жизни в костях, мертвую телицу разрезали на части. Отделили бедра и разложили на алтарях, сверху их покрыли кусками кровавого мяса, обвитого жиром. Мясо с шипением пожирало пламя. Оросили келем. По рядам солдат пронесся невнятный шепот. Дым с алтарей убирался в небо, жертва принималась благодарным Творцом.
Разнеслись слова первопророка.
– Владыка внял! Хвала Владычице!
Шепот солдат: «Велик Господин … Нет равной Госпоже…»
Гет Бел Ра Амон слушал, как по навесу шатра хлопали крупные, капли дождя. Холодные порывы ветра проникали через щели во внутренние покои, колыхая и грозя затушить огоньки фитилей роскошных канделябр. Копоть, исходящая от фитилей, выкручивала всевозможные кольцевидные зигзаги образуя чуть заметную дымку со своеобразным запахом, который не заглушался даже щедрыми порциями благовоний из курильниц. Он куталась в шерстяной плащ, служанки возились с жаровнями расставляя их в отведенных для них местах. Они пылали жаром углей нагревая остывающий покой. Наконец он поднялся, ополоснул пальцы в сосуде с тёплой водой, что стоял на треножнике. Вытер пальцы о поднесенное полотенце и подошёл к столу. На широкой плоскости стола лежал свиток пергамента. Гет Амон в привычке вспоминал в тиши покоев блестящие свои победы. Он читал строки письма Пади Сака:
«Пади Сак шлёт привет Гет Бел Ра Амону. Все те, кого просят принять участие в войне, должны подумать, будет ли им тогда дозволено сохранить мирные отношения, затем прояснить для себя, достаточно ли справедливо, безопасно или же беспечно то, что у них испрашивают. Что касается тебя, хранимого Баалат, то если взятие славной крепости именуемой вами названием Угурт, а местными жителями называемой именем родного предка и отца Арсе, не должно принести тебе необычайную славу, какой искренне тебе желаю, то я не осмелился бы просить тебя о союзе и напрасно надеялся бы связать свои несчастья с твоими счастливыми обстоятельствами…»
Гет Амон прервал чтение. Он вытянул ноги. Тут он вновь поднес к глазам свиток:
«Что тебя может остановить? Моё затруднительное положение? Гнев на мои неудачи, вызванные волей некоторых недоброжелательных ко мне? Если ты здраво оценишь ситуацию, то это побудит тебя более всего.»
Пади Сак не приведёт свою армию к стенам Пан Ти Капуи. Дела осады затянутся. Он читал следующий свиток:
«У Кийи есть лишь одно и очень давнее основание для войн со всеми племенами и народами – глубоко укоренившееся в них желание владычества и богатств. Вот почему они сперва подчинили Тартессию, Килликию, Вифинию, а за тем предъявили притязание на мои края, предварительно овладев Ка Ра Амандом. Теперь, прошу тебя, рассуди, что будет в случае моего поражения: станешь ли ты сильнее чтобы оказать давление на Ань Ти о Кийю, или же, по – твоему, войну завершишь ты без моего участия? У тебя большие силы в людях, оружия и серебра, поэтому я и стремлюсь заключить союз с тобой, а раамоняне – стремятся тебя ослабить. Но моё намерение, коли будешь верен мне и твои силы будут сохранены, и будешь ты предан мне полезными советами, то мои солдаты искушены будут в военном деле. Закончат они войну вдали от своей страны, малыми твоими стараниями и при моём личном участии. Помни в войне с Ань Ти о Кийей мы не можем ни победить, ни быть побежденными без опасности для себя. Помни, раамонянам путь преградит только водный край океана. Все, что у них есть – похищено: дом, жены, земли, власть. Ведь им человеческие законы не запрещают ни предавать, ни истреблять союзников, друзей, людей, живущих вдали и вблизи. Если немногие народы желают свободы, то большинство – законных властителей. А ты владеешь величайшим простором с его знаменитым богатством. Чего ждешь ты? Коварства ныне или войны в будущем? У них оружия против всех. Больше всего им ненавистны те, победа над кем сулит им несметные богатства. Переходя от одной войны к другой, они и стали хозяевами. Действуя таким образом, они всё уничтожат. Или падут – это возможно если ты пойдешь на север призывая народ. Настоятельно советую тебе так и поступить, а не предпочесть ценой нашей гибели отдать собственную победу вместо того, чтобы благодаря союзу с нами стать победителями.