— Вы знакомы? — однако происходящее не переставало удивлять всесведущего в аду Виктора.
— Ещё как знакомы! — задорно произнёс Айзек, даже не дав шанса ответить судье, — Когда мы были вынуждены перебраться в Париж, он был единственным известным Хайвэлу французом, который помог нам обустроиться и наладить торговлю!
— Это правда?
Бадлмеру вдруг стало не по себе и им овладела безграничная благодарность, сменившаяся ещё большим чувством вины перед человеком, который когда-то был его другом, человеком, которого он когда-то предал. Ситуацию усугубляло красноречие лорда, которое по неизвестным ему причинам, решило отойти в самый дальний уголок его сознания.
— Я обещал, Виктор, и твоё дезертирство не отменило моего слова.
Чувству вины все же было суждено отойти назад после речи судьи. Виктор уже успел позабыть, по какой причине ссоры между ними двумя не являлись редкостью: седоволосый любил построить из себя влиятельную персону, важность которой была на голову выше короля, а лорд, в свою очередь, определял себя птицей не менее низкого полёта. И не усиделись бы они вдвоём на одном троне, если бы не имели общую цель.
— И наша очередь подошла, — на выдохе подытожил Айзек, заметив, как писарь махнул рукой, — Вы не идёте? — в голосе его звучало беспокойство, понять смысл которого судья не мог, — Она будет рада Вам.
И Фролло направился в сторону супруги, совершенно позабыв о беспокойстве, что ещё лишь минуту назад не желало покидать его. Мужчину абсолютно не интересовал пейзаж вокруг него, красоту которого не смог бы передать ни один художник. Он наблюдал за выражением девичьего лица, что уже совсем потеряло юность. Но даже возраст на фарфоровой коже казался таким очаровательным и морщинки лишь украшали это маленькое личико, делая его ещё более прекрасным. Мужчина никогда не смел забывать её, и женский образ всегда был у него перед глазами. Он так долго ждал этой встречи, что важность её стала пугающей и всё, что мог сделать судья — идти в её сторону, смотреть на милое, столь родное ему лицо, не позволяя себе проронить даже единое слово.
Он не знал, но Теа ждала его. Она заботливо гладила ладонь матери, но продолжала искать глазами его и от того уголки губ её не смели даже немного разойтись в стороны. Элисон ждала его, вспоминая данное им обещание. Ждала, как никогда прежде. И едва заметив мужчину, она, как безумная, бросилась к нему в объятья и застыла, не решаясь поверить в то, что это был действительно он. Аристократка не смогла сдержать улыбки, поскольку в памяти мгновенно вспыхнул эпизод многолетней давности, когда она в последний раз чувствовала тепло его тела, когда в последний раз засыпала на его плече.
— Клод… мой ангел, моё сердце, — как заворожённая бормотала девушка дрожащим от волнения голосом, — Я так боялась, Клод, так боялась, что больше не увижу Вас.
И как только родные руки легли на хрупкий стан, женское сердце готово было разорваться от сильного биения, и кровь пламенным потоком разливалась по телу с ещё большей силой и казалось, что она впервые чувствовала себя настолько живой.
— Тише, тише, — повторял мужчина, прижимая к себе хрупкое тельце, которое так доверчиво и нежно дрожало в его власти, — Всё хорошо, Элли, всё хорошо.
Пожалуй, Фролло и сам не знал, кого пытался успокоить. Он слишком сильно боялся, что девушка в одно мгновение растворится, как дым и вновь наступит темнота, которая вернёт его обратно в окружение колоколов собора. Но брюнетка всё ещё была рядом и сердце её отбивало чёткий ритм, который поспешно передавался в крепкую мужскую грудь. И все его ошибки, все сожаления, все страдания — всё обрело смысл, когда он вновь смог почувствовать аромат её кожи. Такой лёгкий, воздушный, нежный, пленяющий. Она пахла весной, дождём, жизнью. Мужчину переполняло такое блаженство, казалось, что он впервые за всё своё существование смог вздохнуть полной грудью. От того он и не чувствовал гневный взгляд Элизабет, которая, как казалось, была готова испепелить его прямо сейчас на глазах у сына, бывшего супруга и ангела.
— Я полагаю, что вам обоим есть что обсудить, — Айзек поспешно встал перед матерью, — Ведь так, отец?
— Разве должны мы чего-то ждать теперь? — радостно воскликнула Элисон.
Даже не позволив судье осознать происходящее, она взяла его за руку и поспешно направилась в сторону золотых ворот, ловко ступая на белоснежную лестницу, усеянную мягкими, перистыми облаками. Едва аристократка успела переступить порог рая, как Клод остановился и расслабил ладонь, позволяя тонким женским пальцам наслаждаться собственным холодом.
— Элисон, — с тонких губ сорвался прерывистый вздох, а глаза его закрылись, не желая видеть происходящее, — Я не могу, мне запрещено идти с тобой.
— Запрещено? — не в силах осознать сказанные мужчиной слова, повторила она, — Но Вы ведь обещали…
— Я никогда не отказывался от своих слов, но обещание, данное мной, уже не в моей власти, — кажется, язык совершенно не слушался Фролло. Судья впервые говорил настолько тихо, угрюмо повесив голову и не решаясь поднять глаза, — Нам придётся расстаться здесь.
— Должно быть, Вы шутите… верно, Вы шутите! — она даже попыталась засмеяться, но лишь сильнее прежнего затряслась, — Это шутка, ведь так? Я умоляю Вас, скажите, что это шутка! — растерянный взгляд пал на писаря, — Но я ведь могу пойти с ним? Я могу отказаться от рая? — старик несколько безразлично кивнул, даже не оторвав взгляд свой от грузной книги.
— Что? — тело мужчины вдруг напряглось, словно натянутая пружина, и глаза его заблестели таким привычным ему гневным блеском, — Даже не думай об этом!
— Почему? — брюнетка удивлённо захлопала глазами и по привычке впилась тонкими пальцами в бледную кожу, — Я не останусь здесь без Вас.
Он смотрел на неё, плотно сжимая кулаки. Она вновь упрямится, вновь слишком много думает о себе, вновь противится его решению, даже не стремясь понять, как тяжело ему даются слова. Теа уже не приближалась к судье. Но их по прежнему разделяла совсем незначительное расстояние в пару сантиметров. Фролло ощущал, как через этот крошечный промежуток до него доходит жар женского тела, и он ещё более шумно задышал, пытаясь заставить себя не преодолеть эту преграду.
— Элли, ты будешь там счастлива, — тихо произнёс Клод, — Тебе не стоит так смотреть на меня. Ты будешь счастлива за воротами, но ни коем образом ни со мной. Послушай, послушай, Элли, это твой шанс, слышишь? Это мой шанс сделать тебя счастливой.
— Нет! Вы бросаете меня, Вы отказываетесь от меня, как я когда-то отказалась от Вас! Нет… Нет… Нет! Почему Вы так поступаете?
— Боже правый! Я не отказываюсь от тебя! Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива! Позволь мне сделать хоть что-то хорошее за своё существование.
— Счастлива? Я не была счастлива при жизни! Не была счастлива, когда над моей головой светило солнце, когда в саду цвели цветы и пели птицы, когда море ударялось о скалы лишь для меня одной, стоявшей на берегу, когда все греховные страсти были у меня в руке, в моей власти, когда всю свою жизнь я не нуждалась ни в чём… так почему же я должна обрести счастье там, за золотыми воротами, где я никогда больше не увижу Вас? Я не смогла исполнить клятву свою при жизни и я хочу всем телом, всем сердцем, всей душой желаю стать истинной супругой, что разделит все несчастья с Вами!
Она была бледна и только губы её всё краснели, приобретая несколько кровавый оттенок, а широко распахнутые глаза смотрели на судью подавленным взглядом. По беленьким щекам её наконец побежали слёзы, которые она так старательно сдерживала весь свой монолог, задыхаясь от наполнявшей её шею горечи.
Большие зелёные глаза смотрели на Фролло с такой любовью и тоской, что он больше не мог мириться с пропастью между ними. Мужчина сделал шаг навстречу супруге, но в один миг она отступила назад. Второй, третий — настолько стремительно приближался он, что девушка уже просто не успевала противиться его воле. Судья вновь обвил руками женский стан и прижался щекой к её влажной от слёз щеке. Он недолго что-то жарко говорил ей на ухо, пока она наконец не продолжила:
