— Потому что ты цыганка.
— А я откуда могу знать, что вы, аристократы, не увлекаетесь чем-то… грешным?
Лицо Элисон вновь залилось краской смятения. Неужели она сидит в собственной карете вместе с цыганкой и козой, да ещё и краснеет? Айзек счёл бы данную ситуацию за начало неплохого анекдота, но точно бы не поверил в её реальностью.
— В чём тогда твоя вина? Почему собор был окружён?
— Моя вина лишь в том, что я проявила милосердие к горбуну, над которым издевались, — недовольно буркнула девица, пока аристократка продолжала непонимающе смотреть на нее, — Судья не посмел прекратить этот балаган и, как ты можешь заметить, он обвинил во всём меня… Обвинил меня в своей трусости и жестокости.
— Неужели ты думаешь, что я поверю твоим словам?
— Ты можешь мне не верить, но он так же, как и все остальные лишь молча смотрел на то, как беднягу унижали.
— Судья Фролло не мог так поступить с Квазимодо. Он его вырастил… — растеряно добавила она.
— Конечно, я сама окружила Нотр-Дам целым отрядом стражников.
— Ты совсем не знаешь его. Он не мог так поступить…
***
— Это моя вина!
Воскликнула Элисон и тут же закрыла свой рот трясущимися руками. Она испуганно смотрела на судью, что вдруг остановился. Он громко дышал, жадно вбирая в лёгкие, как можно больше кислорода. С каждым вздохом плечи его вздрагивали, с каждым выдохом девушка всё больше жалела о сказанных словах.
— Что?!
Яростный взгляд пал на аристократку. Фролло, конечно же, расслышал каждый звук, что сорвался с её уст. Он хотел заставить её ещё раз прочувствовать страх, что обычно испытывает преступник во время признания в своих деяниях. Но она не посмела подтвердить, произнесённые ею же слова.
Сердце упало вниз, а дыхание сбилось. В её глазах помутнело от страха, но она отчётливо слышала его твёрдые, полные ярости шаги. Он направлялся в её сторону, пол словно горел под его движениями. Ноги девушки без её ведома попятились назад, желая найти хоть какую-то опору телу. Элисон боялась Клода гораздо больше смерти. Она бы предпочла умереть, чем вновь оказаться перед ним столь беспомощной. Бадлмер зажмурила глаза, не решаясь поймать на себе карий взгляд.
— Повтори!
— Это моя вина, — заикаясь, промямлила аристократка. На этот раз тихо, словно боялась собственных слов.
В мгновение она ощутила на своей шее холодную тонкую руку, что вовсе не собиралась играться с ней. Напористые пальцы крепко обвили нежную кожу, приподнимая лёгкое девичье тельце над землей. Испуганно раскрыв глаза, она стала судорожно хвататься за мужскую руку. Его пальцы сильнее сдавили тонкую шею. Клод словно питался её эмоциями, её страхом. Его глаза с каждым вздрагиванием её тела горели все ярче, не желая отпускать юную особу. Не вызывает сомнений, что мужчина гораздо сильнее женщины. Но Элисон пыталась бороться с ним, неэффективно, по-детски. Стоило ей ещё раз шевельнутся, подобно беспомощному червю, как он сильнее прежнего сжал свои пальцы. Она испуганно смотрела на него, её губы дрожали в агонии, пытаясь выдать хотя бы единый звук, но мужчина перегородил ей кислород.
— Мегера, — по барабанным перепонкам юной особы ударил ледяной голос, что отдавался звоном в ушах, — Чертова кукла, — он приблизился к её лицу, — Подлая, гнусная тварь! — мужчина уже собирался одарить девушку очередным оскорбительным эпитетом, но ощутил твёрдую руку на своём запястье.
— Хозяин! — Квазимодо, что прежде стоял в стороне, схватил Фролло и потянул на себя.
Клод не стал сопротивляться, к нему пришло осознание происходящего. Он заметил, как лицо девушки потемнело и тут же испуганно отпустил её. Брюнетка упала на холодный пол. Она отчаянно держалась за шею, что не переставала болеть, и жадно хватала ртом воздух. Фролло растерянно смотрел на собственные руки, вспоминая сон, он боялся увидеть на них яркие ручьи крови, боялся обнаружить пустое одеяние, что издевательски висит на тонких пальцах.
— За что вы так со мной? — вдруг завопила она, — Неужели Вы не видите, что я страдаю? Неужто вы не осознаете, что причиняете мне боль? — девичье тельце дрожало в объятиях горбуна, что тщетно пытался сдержать её. Она отчаянно била маленькими ладошками по ледяному полу, — Уйдите же! Я больше не хочу, я больше не желаю вас видеть!
========== Часть 19 ==========
Сегодняшний день был особенным. Он желал хотя бы немного успокоить молодую девушку, сидящую возле могилы брата. Она совсем тихо, почти неуловимо разговаривала с надгробной плитой. Солнце торжественно сияло, жажда показать себя во всей своей красе, а лёгкие летний ветер, приятно пощипывающий горячие щёки юной особы, медленно распространял свою свежесть по территории усадьбы.
Элисон уже пришлось пережить потерю близких раньше, и смерть Айзека она перенесла гораздо легче предыдущих. Помог ей в этом, пожалуй, звонарь, который всегда заставлял её смеяться и выслушивал все её импульсивные речи, а главное — никогда не осуждал за них. Отчасти в этом есть и заслуга цыганки, ведь именно её танец, именно её воля к жизни и любовь к свободе вернули аристократке краски юности и чувственность, с которыми она уже готовилась расстаться.
Желая произнести очередную речь, что девушка не успела сказать Айзеку при жизни, она решилась оторвать взор от чёрной ткани платья, и обнаружила перед собой старшего брата, который лишь вчера вернулся из Лондона. Она слишком углубилась в свои мысли, что даже не заметила, как он оказался совсем близко. Мужчина положил на могилу небольшой букет свежих цветов, что были аккуратно связаны тонкой веревкой, и присел рядом с брюнеткой.
— Прости, что я не был рядом.
— Ты не мог знать, что это случится, — все также тихо произнесла она и отвела покрасневший взгляд в сторону, — В этом нет твоей вины.
Хайвэл обеспокоено смотрел на сестру. Чёрные локоны падали на совсем исхудавшие плечи, что она предпочла спрятать в длинное платье, закрывающее даже шею. Элисон приподняла голову и попыталась успокоиться, но по щеке предательски пробежала слеза. Она боялась плакать сейчас, не хотела расстраивать брата. Он не любил женские слезы и никогда не проявлял нежность по отношению к сестре. Он всегда старался сохранять образ старшего брата, несвергаемой горы. Но сейчас мужские тёплые руки ласково проскользили по плечам девушки и прижали её тощее тельце к себе.
— Иди ко мне, — тонкие губы коснулись бледного лба сестры, — Всё у нас будет хорошо. Ты веришь мне? — он заботливо гладил её плечи, пытаясь унять дрожь, — Конечно, веришь… Я никогда не обманывал тебя. Бадлмеры всегда держат своё слово, — голос его пародировал стальной тембр Виктора, отчего уголки губ юной особы приподнялись.
— И что теперь? Как нам жить дальше?
— Мы будем жить всегда, как жили прежде. Помнишь, как говорил отец? Страдать нельзя, ибо пока мы страдаем жизнь проходит мимо нас.
— Он так не говорил.
— Я знаю.
— Как тебе это удаётся? — Элисон прижалась к груди брата и прикрыла глаза, — Оставаться таким…
— Мужественным? — он на мгновение задумался, — Элли, моя отвага не стоит и гроша. Разница между нами лишь в том, что ты не можешь сохранять холодность. Моё сердце болит не меньше твоего, но страх мой известен лишь мне.
— Как думаешь, Айзек сейчас улыбается?
— Хотел бы я с тобой согласиться, но скорее всего он бы посмеялся над нашей сентиментальностью, — его лицо украсила ухмылка, — Я надеюсь, что он воссоединился с родителями на небесах.
Волшебно. В саду поместья было и вправду восхитительно. Лёгкие наполнялись благоухающей свежестью цветов, сочным ароматом первых ягод. Вокруг был сплошной свет — ласковое солнце грело своим нежным теплом лишь просыпающуюся землю. Хайвэл прижимал девичье тело сестры к себе и чувствовал, как её трясёт. Его сильные руки бережно укрывали светлое создание. Она была последним, что осталось у него от семьи, она была единственной причиной, ради которой стоило жить.
— Элли, — он уткнулся носом в мягкие чёрные локоны и устремил взгляд в сторону усадьбы, на пороге которой стоял посол, — Я не оставлю тебя одну. Я всегда буду рядом.