========== Часть 16 ==========
Двадцать три года назад.
— Прибыли, милорд.
Карета остановилась на окраине Парижа, и из неё вышел достаточно высокий, широкоплечий мужчина, одетый в тёмный кожаный камзол. Он поспешно накинул на себя плащ, спрятав своё бледное лицо и русые волосы в его тени.
— Отгони лошадей к берегу Сены, Джозеф, — тихая речь его прекратилась. Чуть меньше минуты взгляд его был направлен на переулок, откуда, как ему показалось, донёсся инородный звук. — И смотри, не попадись никому на глаза, — еле уловимым голосом добавил мужчина, заметив кота, что ловко выбежал из-за мешка, — Вот дьявол…
Закрыв за собой дверцу кареты, силуэт уверенными шагами двинулся в сторону того самого переулка. Он передвигался тихо, почти бесшумно, потупив голову вниз. В сознании его крутились цифры, он подобно завороженному считал свои шаги и на каждом тридцать третьем — сворачивал из переулка в переулок. Досчитав до ста девяноста восьми, мужчина оказался около старого, довольно ветхого дома, расположенного под открытым небом. Приподняв голову, он устремил взор на ночную панораму.
— И падающий коршун, заключенный в инструменте, укажет путь, — полнозвучный голос посмел нарушить тишину.
Вега светила гораздо ярче остальных небесных тел, поэтому мужчине не составило труда найти звезду на небосводе. Силуэт сделал очередные шаги в сторону здания и постучал в деревянную дверь. Услышав еле слышимые движения, он начал свою речь:
— И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла.
Послышалось ковыряние ключом в замочной скважине. Дверь открыл молодой мужчина крепкого телосложения, облачённый в походные доспехи. Он показательно придерживал рукоятку меча, а глаза его ловко пробежали по наружности гостя, что незамедлительно вступил на ветхий, деревянный пол.
— Мсье Виктор, — смуглые пальцы его поспешно закрыли дверь, — Вас уже ожидают в комнате переговоров.
— Сегодня без происшествий? — поинтересовался Бадлмер, попутно развязывая веревки плаща, — Со старым убежищем этот сарай не сравнится, — тонкие губы украсила ухмылка.
— Когда дело касается безопасности, — мужчина взял плащ из рук аристократа, — Выбирать, как правило, не приходится.
— Безо всяких сомнений, мой друг, — квадратная ладонь мужчины потянулась за горящим факелом, — Сегодня великий день. Наши труды наконец-то обретут смысл.
— Рад являться частью этого, мсье, — он послушно поклонился вслед уходящему лорду и, достав меч, присел на деревянный стул, уставившись на входную дверь.
Бадлмер уверенно шёл по каменным коридорам, держа впереди себя факел, коим и прожигал попадающуюся ему на глаза паутину. В груди его непривычно быстро билось сердце, предвкушая предстоящую беседу, в голове беспорядочно крутились слова, что он довольно успешно успевал расставлять по местам, будто бы проговаривая в очередной раз, подготавливая свою речь. Не так далеко от входа в комнату переговоров его ожидал высокий мужчина средних лет, худоба которого лишь прибавляла ему рост. Он не был стар, но короткими волосами его уже давно завладела седина. Худое, острое лицо, освещённое светом факела, выражало мрачность и замкнутость персоны.
— Пожалуй, сегодня будет самый счастливый день в моей жизни, — Радостным голосом произнёс лорд, продолжая делать величественные шаги в сторону друга, — Сразу же после свадьбы, конечно!
— Не стоит радоваться раньше времени, — на Бадлмера пал несколько сердитый взор судьи, — Сегодня не спеши с воодушевляющей речью, эти ослы сомневаются в созданном нами делом. И поскольку мы его затеяли…
— Только мы его можем закончить.
— Следует начать с основных пунктов и лишь потом закрепить. — недовольный оттенок в его голосе вдруг пропал, — Они достаточно пугливы и глупы, поэтому пару слов, касающихся нажитого ими состояния, быстро образумят их.
Пожалуй, самой забавной и самой сложной ветвью в профессии посла или же торговца являлись переговоры. По большей части, они представляли собой ничто иное, как цирк уродов. За одним столом сидит кучка упрямых лицемеров, которые пытаются убедить остальных в своей правде, но при этом не забывают хорохориться друг перед другом.
Пожалуй, судью Фролло и лорда Бадлмера свела именно ненависть к подобным выскочкам. Конечно, в гордости этим двоим не занимать, но все же они делали упор на работу и результат, а не на хвастовство своими достижениями. У Клода был замечательно подвешен язык и он имел хорошие связи при дворе, а Виктор, в свою очередь, был сильно увлечён в делах торговых и умел правильно надавить на людей, знал их слабости.
Сейчас же им пришлось поменяться ролями. Клод восседал за столом и лишь изредка вбрасывал фразы, когда один из участников переговоров начинал сомневаться. Бадлмер же медленными шагами бродил по комнате, будто бы измеряя её величину. Делал он это крайне медленно, величественно, как бы давая присутствующим знать о его моральном и физическом превосходстве. Мужчина умел прекрасно управлять своим голосом, знал когда следует повысить интонацию, когда сделать паузу. Поэтому большая часть присутствующих просто заинтересованно вникала в его импульсивную речь. Но среди аристократов нашёлся Франсуа Готье, что по своей натуре любил задавать вопросы:
— И всё-таки я не понимаю, — мужчина вытер очередные капли пота со своего маленького лба, — почему мы должны подвергать гонениям цыган?
— Да как же вы… — в диалог вступил бородатый аристократ грузного телосложения, — Совсем не слушали?!
— Полностью согласен с мсье Готье, — худощавый старик решил вставить своё мнение, — Чем вас обидели столь милые люди?
— Вы сначала затычки из ушей высуньте, а потом уже говорите! — возмутился мужчина в военном одеянии.
— Замолчите же! — Виктор ударил кулаком по столу, вынудив собравшихся утихомириться, — Мсье Франсуа, — он тяжело выдохнул, — Мы не должны, а обязаны подвергнуть гонениям цыган, потому что они представляют из себя самую бесполезную отрасль человеческого развития. Они бродяжничают из государства в государство, не сведут ни в каких ремеслах и ровным счётом не приносят нашему обществу никакой пользы, только регресс. Источник их заработка — обман нашего французского народа. Они дурачат простых людей, внушая им, что могут предсказывать судьбу, вымогают у них деньги. Кроме того, сколько безобразных деяний они совершают! Цыгане обворовывают наш народ, насилуют женщин, крадут детей, развращают нашу нацию, затмевают человеческий разум с помощью колдовства и, как многим из вас известно, они прибегают к каннибализму! — Бадлмер грузными шагами приблизился к главе торговой гильдии и облокотился ладонями о его кресло, — Да и как вы смеете после этого называть наши цели низкими? Поэтому я повторюсь, — он чеканил каждое слово, — Критически необходимо огородить французский народ от непохожих на нас заморских людей!
***
Элисон лежала на кровати в гостевой комнате и крепко сжимала подушку. Девушка не была из тех, кто с надменной гордостью повторял, что душа умершего сейчас рядом и она ощущает его присутствие, слышит его звонкий смех, видит русые волосы, что всегда так приятно отдавали золотом в солнечном свете. Она, конечно, как и любой другой человек, потерявший кого-то близкого, искренне, всем сердцем желала верить в это, но разум не позволял.
Горечь от потери уже давно отошла на второй план, но на её место пришла пустота. Всепоглощающая пустота, что пожирала любые эмоции, которые ранее всегда хаотично кружили в её маленькой грудной клетке. Она безжалостно давила на её юное сердце уже восемь дней, шесть часов и пятьдесят две минуты. Бадлмер вела отсчёт времени, сама не желая того. В её сознание вгрызся момент, когда она обнаружила Айзека мёртвым.
Айзек… до чего же странно стало произносить это имя, сколько горечи вызывало оно в душе юной особы. Обезображенное лицо брата въелось в её память и при каждом случае беспощадно всплывало перед глазами. Аристократка лежала подобно трупу на кровати. Она бессмысленно, но отчаянно ждала, когда услышит родной смех, будто бы произошедшее было его очередной глупой шуткой. Девушка часто билась в истерике, судорожно просыпалась лишь едва успевая уснуть, впивалась тонкими пальцами в собственное тело, нарочно царапая, уродуя его, пытаясь хоть на немного избавиться от душевной боли. Она почти не спала, отказывалась от еды и плакала до того момента, как слёзы просто переставали течь из её глаз. Её состояние спасала лишь Симоне, что почти не отходила от холодной кровати. Старуха вынуждала юную девушку есть через силу, успокаивала её спокойными речами и помогала молиться.
