Дверь в наш кабинет была приоткрыта. Я приостановилась на пороге. Колготок зацепился за бегунок на молнии сапога, в ноге кольнуло. Пока я освобождала колготки из плена, аккуратно,  стараясь не порвать, услышала разговор Марины Рональдовны и Иры. И разговор этот был обо мне.

– Я её терпеть не могу, она такая противная.

– Ирочка, ну, ладно тебе. Не перебарщивай. Просто ты обиделась на неё из-за разговора утреннего, про день рождения Людмилы Александровны и покупку подарка.

– Да нет, не в этом дело! Хотя, конечно, и это противно. Унижаться перед ней из-за денег, которые даже не мне нужны!

– Ну, уж прям, «унижаться», скажешь тоже. Обычное взаимное недопонимание, бывает.

– Да, унижаться! Это же не вам пришлось делать, а  мне! Нищебродка противная. Вечно от нее секонд-хендом воняет.

– Ир, ну не надо так. Не от хорошей жизни человек там отоваривается.

– Эту жизнь, Марина Рональдовна, каждый из нас себе сам сочиняет. И нечего на других свои проблемы переваливать. Взрослая тетка, из-за копеечной суммы на меня наехала.

– Ир, ну не у всех тысяча рублей – это копейки. Хотя и я замечала этот странный запах от Анастасии. Ты говоришь, это секонд-хендом пахнет?

– Да, секондом. Я на работу мимо магазина этого хожу, «Планета секонд-хенд» называется. Я сколько раз в перерыв видела, как она туда заходит и выходит. Оттуда прямо этим запахом так и разит. Фу, гадость такая. Мало ли кто это все носил и что в этих тряпках делал. Говорят, эти тряпки вообще с покойников там снимают и к нам отправляют.

Кровь бросилась мне в лицо. Сучка малолетняя! Ну, я ей покажу! Да на неё смотреть же противно! Глаза маленькие, как две рыбкины жопы, толстые щечки, как у обожравшегося хомячка. И никакой фирменной одеждой и косметикой этого не исправишь!

Только не надо сейчас им показывать, что я разговор слышала. Месть – это блюдо, которое надо употреблять холодным. Как гласит восточная мудрость, сиди спокойно на берегу и жди, когда по реке проплывет труп твоего врага!

Вечером позвонил Иван. Сказал, что у него билеты в театр на завтра и не хочу ли я составить ему компанию. Не хочу и не пойду. Не то у меня настроение сейчас. Опять придумывай как нарядиться, чтобы не выглядеть на фоне франтоватого Ивана провинциальной замарашкой. Поди, и ему от меня секондом воняет, просто молчит – а то вдруг обижусь и спать с ним перестану. Надоели мне все и всё. Надо паузу взять, успокоиться. Иван, кажется, обиделся. Я и вправду как-то резко на его приглашение отреагировала. Да ладно, потом помиримся. Сейчас не хочу про это думать.

       Вернувшись вечером домой, я долго звонила то Робу, то Лёньке – тяжело было тащить сумки с парковки домой. Ленькин номер был «абонент-не абонент», а Роба – просто не отвечал. Дома царил  вопиющий бардак: полная раковина грязной посуды, Роб спит на диване, завернувшись в плед, Беська – рядом  с ним. Кобель, видимо, прежде, чем улечься хозяину под бок, своровал на кухне губку для мытья посуды. И весь пол в доме был усыпан ее кусочками – растерзал Беська ее знатно.

Я в бессильной злобе скинула  сумки прямо на пол. Банка консервов жалобно звякнула о стеклянную банку кабачковой икры и покатилась по полу. Следом за ней на пол поползло рыжее пюре – блин, таки разбила! От этого глупого и мелкого происшествия у меня навернулись слезы на глаза. Я становлюсь истеричкой, меня можно поздравить.

Роб испуганно высунулся из-под пледа.

– Что случилось? Что за грохот?

– Ничего. Где Лёнька? Почему ты трубку не берешь?

– Не знаю где Лёнька. Гулять ушел, наверное. А свой телефон я на беззвучный режим поставил. Эти газовщики вообще охамели: мне весь день их автомат звонит, напоминает про задолженность за два месяца. Подумаешь, два месяца. У меня зарплата скоро, заплатим.

Я злобно пнула ногой сумку, лежащую на полу и пошла переодеваться в домашнее. Успела сменить офисную блузку на застиранную домашнюю футболку и надеть одну брючину старых спортивок, и тут из коридора донесся подозрительный шорох. Я допрыгала до двери на одной ноге.

Роберт уже сидел на кухне, с чаем, перед телевизором. Там шел один из бесконечных детективных сериалов, до которых он был большой любитель. А в коридоре Беська уже достал из сумки, так и валяющейся на полу, длинную связку сосисок и уплетал их вместе с целлофановой оберткой. Весь этот пир проходил прямо на моей кофточке, купленной днем в злосчастном секонд-хенде. Своими рукавами она мужественно остановила растекание кабачковой икры по полу, а оставшаяся ее часть служила отличной подстилкой для нашего кобеля.

Я взвилась – банка с икрой, теперь сосиски, кофта! Неужели было трудно поднять сумку?! Ведь чтобы попасть на кухню, Робу надо было эту кучу либо перешагнуть, либо обогнуть, он не мог ее не заметить!

– Ты вообще, что ли?! Не видишь что вокруг происходи? ! – проорала я, врываясь на кухню и пытаясь перекричать телевизор – Роб любил смотреть фильмы так громко, что можно было невзначай и оглохнуть, долго находясь рядом. – И сделай уже этот ящик потише!

Он повернул ко мне опухшее со сна лицо:

– Чего ты кидаешься-то, не успев домой прийти? Откуда я знаю, может, ты специально зачем-нибудь свои сумки там разложила?

– Ага, специально! Беську сосисками в целлофане покормить. Он сейчас его нажрется и вези его опять к ветврачу, доставай всю эту гадость из него. А денег у нас как обычно нет!

– Господи, Ася, – усталым голосом проговорил Роб, выключая звук у телевизора. – Что ж такое то, что ж за жизнь у нас пошла. Ты утром встаешь и начинается – деньги, деньги. Предсказуемый скандал – и ты поехала на работу. Вечером, не успела приехать – опять «деньги, деньги» и опять скандал. Чего тебе от меня надо-то? Я все, что зарабатываю, домой приношу, себе оставляю только на бензин и сигареты. А ты вон кофточки себе покупаешь. Экономнее деньги тратить нужно, планировать, вот и не будет таких проблем.

– Да ты и зарабатываешь только на этот самый проезд и сигареты! – у меня аж потемнело в глазах. – Домой ты деньги приносишь? Взрослый, здоровый мужик, а зарабатываешь как подрабатывающий на жвачку подросток! Кофточку я себе купила, гляди ты! Мне, может, голой на работу ходить? Или твои рубашки брать поносить? Все равно они тебе не нужны, на работе ты в спецодежде, а больше мы никуда и не ходим – денег нет!

– Ась, как ты задолбала, сил нет! Я мало зарабатываю? Пойди и заработай, если тебе не хватает. А меня оставь уже в покое, скандалистка.

Роб выключил телевизор, взял сигареты и вышел на улицу.

Дрянь, скотина, я потратила на него свои лучшие годы! В остервенелом бессилии я металась по дому. Беська, почуяв, что дело пахнет керосином, бросил сосиски и забился на свой лежачок под батареей, молча следил оттуда за моим метаниями печальными и напуганными карими глазами.

Ну, я ему покажу!! Я кинулась к шкафу, достала оттуда джинсы и свитер, быстро влезла в них, обулась, накинула куртку и выскочила из дому.

Влетев в машину с такой скоростью, что чуть не протаранила головой крышу, я решила сначала успокоиться – в таком состоянии делать ничего нельзя, рулить тем более: не себя угробишь, так других. Руки тряслись, меня душили обида и злоба. Вопрос «что делать?» разрывал мозг. Я ненавидела себя, мужа, свою жизнь, весь белый свет. За что жизнь со мною так? Я хороший человек, я это точно знаю! Я не заслужила такого! Я не заслужила жить нищей, я не заслужила пугаться разбитой банки кабачковой икры и испачканной ею кофточки из секонд-хенда.

Блин, Ася, хватит ныть! Делай что-нибудь. Что делать? Зарабатывать! Как? Да хоть как! Вот у тебя есть машина, полный бак – езжай и таксуй, например. Докажи этому мужику, что ты и без него обойдешься. Докажи хотя бы себе, что ты можешь хоть что-нибудь, а не только ныть, стонать и исерики закатывать.

Я достала из сумки влажные салфетки, пудреницу с зеркалом, привела себя в порядок и завела двигатель.

* * *

Сомневаться в своем порыве я начала уже на въезде в город, то есть, километров через 5. Сказать легко, а вот сделать? Ну, ладно, город я знаю, вожу давно и  уверено. Но остальное? Нападут на меня хулиганы, например? Нож к горлу и «давай сюда машину и деньги!». Что я смогу этому противопоставить? Глупая, неспортивная тетка под сороковник. Могу визжать и бежать, на этом, пожалуй, всё. И вот все мои попытки заработать – они такие порывистые и странные. И хоть бы раз увенчались успехом! Вечная унылая история.