Когда я вижу, как родители в библиотеке или в книжном магазине торопят детей сделать выбор, не дав хорошенько осмотреться, мне хочется вмешаться и спросить: «Как ваш ребенок научится пользоваться книжными полками и поисковыми системами, если вы не позволяете ему совершать ошибки, обращаться за помощью и находить то, чего он даже не искал?»

Крайне важно бывать в местах, где дети могли бы заниматься неторопливым отсмотром информации. При этом не нужно стоять у них над душой – давайте им достаточно времени и пространства.

Мы должны научиться и научить наших потомков тому, как и куда нужно смотреть, чтобы находить информацию: корешки книг, этикетки на полках, задники обложек, выходные данные, отзывы и так далее. Мы учимся и учим выбирать слова или фразы, которые служат настоящими «ключами», открывающими необходимые веб-страницы, книги, архивы и даже двери в счастливую жизнь.

Когда вы относитесь к поиску

Я держу в голове несколько ключевых идей – если хотите, заповедей, – которых стараюсь придерживаться, если речь идет о работе с моими детьми. Как и любые правила, их проще сформулировать, чем следовать им. Поэтому назовем их «лучшими намерениями».

1. Я постараюсь не говорить детям, чтобы они заткнулись.

2. Я постараюсь никогда не говорить детям, что они тупые.

3. Я постараюсь не говорить детям, что им не хватает жизненного опыта.

4. Я постараюсь сделать так, чтобы дети не тревожились от того, что они чего-то не понимают или пока не способны понять.

5. Я постараюсь дать детям реальный выбор в вопросах о том, что делать с их интересами, вкусами, чтением и так далее.

6. Я постараюсь сделать так, чтобы дети сами решали, что им делать со своей жизнью.

7. Я постараюсь не высмеивать, не преуменьшать, не презирать и не глумиться над тем, что они делают, или над тем, что они ценят.

8. Я постараюсь серьезно относиться к их вопросам и обращениям и как можно лучше отвечать на них – или, если будет время, – помогать им найти ответы самостоятельно.

9. Я постараюсь заручиться доверием детей.

10. Я постараюсь «быть там», что бы это ни означало – тусоваться, дурачиться, гулять, играть, придумывать интересные занятия или принимать участие в событиях, важных для ребенка.

11. Я постараюсь слушать, а не заканчивать чужие фразы. И не говорить за детей, когда другие люди задают им вопросы.

12. Я постараюсь не делать вид, что для меня все просто, или что я знаю все на свете, или что я всегда поступаю правильно и никогда не совершаю ошибок.

13. Я постараюсь извиниться, если пойму что-то неправильно.

14. Если дети обнаружат что-то интересное для себя, я постараюсь поддержать их любыми мыслимыми способами.

15. Я постараюсь не узурпировать интересы детей и не делать вид, будто знаю больше, чем они.

Однажды Дэвид Эттенборо рассказал по телевизору историю из своего детства, которая резонирует с тем, что произошло со мной.

Эттенборо вспоминал, что когда он был мальчиком, то интересовался старыми костями (попросту ископаемыми). Любой, кто гуляет в сельской местности, рано или поздно находит останки несчастных баранов, коров и прочей домашней живности. Он собирал их, приносил домой и коллекционировал. Кстати, если вы делаете это, то нужно:

1. собирать их в тряпичных перчатках и

2. вымачивать в отбеливающем растворе.

Дома он расспрашивал отца и его друзей о своих находках и задавал вопросы вроде: «Какому животному они принадлежат?» или «От какой части тела эта кость?». Как объясняет Эттенборо, его отец был ученым, а знакомые – опытными людьми, разбиравшимися в зоологии и анатомии. Но, насколько я помню, никто в доме Эттенборо не вертел кость в руках с умным видом и не провозглашал: «Это бедренная кость овцы». Они хотели, чтобы юный Эттенборо проникся духом поиска. Они хотели, чтобы он составлял собственное мнение и выдвигал суждения. Если просто смотреть на кость и сообщать мальчику название животного или части тела, этого не получится. Поэтому, как вспоминает Дэвид, они смотрели на кость и отвечали: «Точно не знаю, но мы можем попробовать выяснить это».

Потом они доставали старые книги и вместе корпели над ними, сравнивая рисунки с костями, найденными ребенком. Вместо сухих ответов, исключавших дальнейшие расспросы, они поощряли мальчика к исследованию. Эттенборо испытывал удовольствие от охоты, торжество от очередного открытия.

Безусловно, это сработало.

Теперь я изложу свою версию.

В шестом классе у меня начался двухлетний курс английской литературы (в моей школе его предлагали ученикам 16–18 лет). Во время второго учебного года к нам пришел новый учитель и сказал, что просмотрел книги, которые нам предстояло изучить. Одной из них была длинная поэма Джона Мильтона «Комус». «Сказать по правде, я ее не понимаю, – обратился он к нам. – Вам придется помочь мне».

Это показалось очень странным. Думаю, тогда я впервые услышал, как учитель говорит, что он чего-то не понимает. Мы привыкли, что дело преподавателя – знать свой предмет и разжевывать его нам, ученикам. Он должен был не только знать материал, но и уметь излагать его единственно точным и правильным способом, чтобы мы все как следует запомнили. А тут учитель признавал, что тот самый предмет, которому он должен учить нас, оказался слишком трудным для него! Это казалось настоящей катастрофой. Так мы будем барахтаться до конца учебного года, а потом не получим высокий балл по литературе и не поступим в университет.

Когда я пришел домой и рассказал об этом отцу, он рассмеялся. «Превосходно! – сказал он. – Это очень хорошая методика. Разумеется, он все понимает, но утверждает обратное, чтобы ты и другие ученики сами немного постарались и не думали, что он должен кормить вас с ложечки. Весьма умно с его стороны».

Поэтому мы почти целый год пытались разобраться в «Комусе» Джона Мильтона. Это было нелегко и скучно. Труднее всего было понять, почему Мильтон вообще написал эту поэму. Разумеется, все это происходило задолго до Википедии. Что мы могли поделать? Мы сидели в классе и медленно продирались через поэму, задавая друг другу вопросы и пытаясь ответить на них. Мы пользовались примечаниями в конце книги. Мы посещали библиотеку и старались разобраться в творчестве Мильтона. По мере того как дело двигалось вперед, время от времени у кого-нибудь из нас (иногда это был учитель) появлялась хорошая идея. Это было увлекательное и воодушевляющее занятие, несмотря на то что сама поэма мне не понравилась. То, что действительно доставляло мне наслаждение, – это ощущение поиска смысла стихов, особенно таких старых, написанных сотни лет назад. Было просто замечательно, что нам не сказали о смысле поэмы или о том, что мы должны думать о ней. Нам предоставили право изучать ее и совершать самостоятельные открытия.

Много лет спустя я присутствовал на встрече выпускников школы, и там был наш преподаватель, мистер Спирмэн, который теперь стал директором. Он сразу же направился ко мне и после радушного приветствия пустился в воспоминания двадцатилетней давности, когда мы изучали английскую литературу под его руководством. «Знаешь, это был незабываемый год, – сказал он. – Для меня он был очень плодотворным. Помнишь, как мы корпели над «Комусом» Мильтона?» Я ответил, что помню. «А помнишь, как я сказал вам, что не понимаю эту поэму?» Я ответил, что прекрасно помню и уже собирался передать ему слова моего отца о блестящей методике преподавания, когда он покачал головой и добавил: «А знаешь, Майкл, я действительно не имел понятия, о чем там речь, но, работая с тобой и другими учениками, я все осознал!»

Он не шутил.

Какой вывод можно сделать из этих двух историй? Они рассказывают нечто очень важное о процессе обучения и приобретения знаний – человек навсегда запомнит то, что он нашел и понял сам.