Джеймс зыркнул напоследок на эту новую, совершенно ирреальную версию обычно непрошибаемого Ледяного, как он уже давно называл про себя Малфоя. Походя отметил, что тот по-прежнему стоит, не шевелясь, и сверлит его изучающим взглядом, и бросился по коридору в свою Башню, подальше от этого ненормального, пытаясь на ходу, сквозь дикую сумятицу мыслей понять одну весьма интересующую его вещь: Малфой, помимо того, что, кажется, впервые в жизни потерял контроль над собой, совсем не сопротивлялся его грубому натиску.
Почему?..
_________________
* Дарби (норвежск.) — женщина-оленевод.
========== Глава №2 ==========
Утром Джеймс проснулся задолго до подъёма, хотя обычно вставать ни свет, ни заря было не в его привычках. Отправляться в магазин на подработку было еще рано, и он просто лежал в кровати, тупо смотря в потолок. Тело после вчерашних побоев немного ломило, и Джеймс неосознанно морщился, ворочаясь с боку на бок, но мысли его при этом занимала вовсе не очередная стычка с Уотсоном — в конце концов, ко всему можно привыкнуть, даже к унижению, вот и он привык достаточно, чтобы не тратить своё время на переживания об этом. Нет. Все его мысли занимало совсем другое, то, что произошло после. Скорпиус Малфой.
Ледяной.
Что же произошло-то? Маленький мерзавец вёл себя непонятно, а не понимать чего-либо Джеймс не любил. И потому твёрдо решил на следующей неделе, как только снова вернётся в Хогвартс из Лондона, во что бы то ни стало прояснить для себя интригующий вопрос. Вот только как? Отловить Малфоя где-нибудь в малолюдном месте и поговорить? Джеймс едва не фыркнул — смешно, в самом деле. Так ему этот высокомерный засранец и скажет. И мотивы своих поступков раскроет, ага. И всё-таки Джеймс поймал себя на мысли, что ему впервые хочется, чтобы выходные поскорее прошли — так ему не терпелось разобраться в этом странном деле. А больше всего не давала покоя одна мысль: почему же он так озверел вчера? Он совсем на себя не был похож!
Конечно, вполне могло оказаться, что связываться с Малфоем и не стоило. Была у него весьма… неприятная, как казалось Джеймсу, и говорящая сама за себя репутация. Дескать, он и против магглов и магглорожденных выступал (“отстал на несколько десятков лет…”), и своими предками страшно гордился, чего Поттер тоже не понимал. Да и вообще мало кто понимал.
Хотя, понимать Малфоя особо никто и не стремился. Единственным, с кем тот более-менее по-дружески общался, был Ал — что Джеймса просто ставило в тупик, — а остальные считали его то ли чудаком, то ли сумасбродом и старались по возможности держаться подальше.
Впрочем, сонно подумалось Джеймсу, его самого-то тоже сторонятся. Только он, в отличие от Малфоя, для всех уже не то, чтобы чудак, а скорее отверженный и изгой общества.
Джеймс обиженно засопел и уставился в потолок.
Милая Лили, конечно, всегда была рядом и могла в любом случае поддержать, но Джеймсу хотелось к концу учебы получить и друга, не являющегося его родственником. Что — он слишком о многом просит? Ему ведь не хочется даже, скажем, влюбиться, — просто нужен кто-то близкий. Кто-то, кто не шарахался бы от него, как остальные.
“А если уж сторонятся, — мимолетно подумал он, — то пусть лучше из-за страха — как, вон, Малфоя, — чем потому, что боятся заразиться, или чего там опасаются эти долбанные гриффиндорские гомофобы”.
Поттер устало зевнул, вдруг почувствовав, что его снова клонит в сон, но засыпать было уже поздно — он и сам не заметил, как провёл за своими размышлениями больше часа, и теперь уже пора вставать, отправляться на завтрак, а потом к дяде Джорджу. Чувствуя себя совершенно разбитым, Джеймс кое-как заставил себя выбраться из постели и тихонько поплёлся в ванную, стараясь не разбудить всё ещё спящих по случаю субботы соседей по комнате.
*
Скорпиус открыл глаза с первым же тихим щелчком сигнальных чар и на автомате вырубил их, садясь. В голове было пусто, словно за ночь все ощущения начисто выветрились, и, хотя казалось, будто чего-то не хватает, Скорпиусу это ощущение почему-то даже нравилось. Мысли стремительно прокручивались в сознании, и он чувствовал себя странно прозрачно — как будто мог бы решить абсолютно любую, даже самую сложную в мире арифмантическую задачу или сварить зелье, требующее максимальной сосредоточенности.
До завтрака оставалось ещё с полчаса, и Скорпиус, постучав по пологу кровати спящего без задних ног Альбуса, сообщил ему об этом, явно неприятнейшем, факте. Вынув из сумки учебник по продвинутой Трансфигурации, он уселся читать, попутно размышляя о том, какой могла бы быть его анимагическая форма. Порой Скорпиусу казалось, что её у него вообще быть не могло, — ни одно из известных ему живых существ не отражало его сущность лучше, чем человеческий облик. Он был на вершине пищевой цепи, а чистая кровь и соответствующее образование возвышало его и над большинством людей.
Иногда Малфой думал, каким он мог бы быть, родись в другой семье — у тех же Поттеров, к примеру, — и почти чувствовал ужас. Или, по крайней мере, полное неприятие данной абсурдной идеи. Быть кем-то другим, каким-то другим — нет, спасибо. Скорпиус гордился собой — своим характером, своими целями и тем, что происходил из семьи Малфоев. Его отец и дед, может быть, слегка оплошали в прошлом столетии, за несколько десятков лет успев несколько раз сменить сторону и предать свои принципы, но хотя бы вышли сухими из воды. Рациональная часть его сознания подсказывала Скорпиусу, что благодарить следовало не столько их изворотливость и хитрость — типичные слизеринские качества, коими и он сам хотел бы обладать в полной мере, — а того же Гарри Поттера, похлопотавшего на суде. И как бы Малфой ни был доволен тем, что их родное поместье (а вместе с ним автоматически — традиции и порядки) осталось в нетронутом состоянии, быть благодарным за это какому-то выскочке-полукровке, который, к тому же, разгромил Тёмного Лорда, ему не очень хотелось.
Скорпиусу до сих пор казалось загадкой, как он только вообще умудрился сохранить нейтралитет с Альбусом Поттером. Особенно учитывая, что с этим вечно неряшливым болваном его связывало что-то даже похожее на дружбу. Во всяком случае, Альбус, хоть и неимоверно раздражал его большую часть времени, но всё равно не вызвал за всё это время отчуждения, как у Скорпиуса происходило со всеми остальными, и Малфой, имея холодный аналитический ум, не мог просто взять и проигнорировать этот факт — это было бы глупо и по-детски, а себя Скорпиус уже давным-давно не считал ребёнком. Поэтому, как бы ни было ему поразительно, но в отношении Поттера он признавал наличие странной привязанности, хотя и не ожидал от себя раньше ничего подобного. На первом курсе, когда они только-только познакомились, он, как и положено настоящему Малфою, “Альбуса Северуса Поттера” гнобил и всячески принижал… разве что сильно ему не вредил — врожденная безэмоциональность, вкупе с положением и безупречным воспитанием, не позволяли этого делать. А потом — как-то случайно — почти подружился с ним. Понял его, во всяком случае.
В мышлении обыкновенных людей — эмоциональных, буйных, эгоистичных и невероятно наивных — Скорпиус научился разбираться в первые же школьные годы: как не научиться, когда целый день рядом крутится такой прекрасный образчик, в полной мере обладающий всей этой простецкой гаммой качеств и непонятно как попавший на Слизерин. Из всех обитателей Хогвартса по-прежнему непознанным для Скорпиуса оставался разве что Флитвик — кто знает, какие они, эти старые-престарые полугоблины. Ну, и Серая дама — правда, человеком в полном смысле этого слова она тоже не являлась, зато была отличным собеседником.
Все остальные казались ему как на ладони… и манипулировать ими было легко. С достойным “соперником” в этом плане за все шесть с половиной лет учёбы Скорпиус так и не столкнулся. Находились те, с кем было приятно и даже почти забавно спорить, кого хотелось разгадать… но в целом жизнь его здесь была довольно скучной. Не спасало и то, что профессора в преддверии экзаменов стали задавать совсем уж немыслимое количество домашних заданий. Что ему, Скорпиусу, до этого — он не был членом ни одного клуба, в квиддич не играл, в Хогсмид особо ходить не любил и ни с кем не встречался. Разве что, старостой его всё-таки назначили, но вот тут он как раз не имел ничего против — это было почётно, давало кое-какие привилегии, да и мозги загружать было нелишне, чтобы развиваться и не деградировать, как большинство его сокурсников. Но в последнее время даже сидеть с книгами становилось до ужаса скучно. Раньше он за собой такого не замечал, любое полезное времяпрепровождение автоматически воспринималось как приятное, — и теперь то, что ему вдруг захотелось развлечений, настораживало и даже слегка выбивало из колеи. А если об этом узнает отец — не избежать Скорпиусу наказания. Отвлекаться не получалось и, что хуже всего, какая-то часть сознания Малфоя находила странное удовольствие от того, что сам он недоволен. Как будто ему вечно нужно было стремиться к чему-то недосягаемому.