Девушка метнулась к лошади, мальчишка покатился кубарем, а та упала животом на седло, вставила ногу в стремя - и вот она уже верхом, развернула лошадь и поддала ей пятками под живот.
Исмаил-бек и его слуга бросились за ней, несколько голосов заорали: "Держи!"
Серая в яблоках с места понеслась как ветер. Размотавшаяся с девичьей головы накидка вытянулась и затрепетала за спиной, затем отделилась от неё и, извиваясь, медленно опустилась на дорогу. Из переулка выскочил всадник в темной одежде и меховой шапке, сдвинутой на глаза. Не оглядываясь, он помчался на своем скакуне вперед, а девушка на серой - за ним.
Мимо изумленных Михаила и Костки пробежал кричащий слуга, потом, ковыляя и потрясая палкой, старик, которого обгоняли мальчишки и женщины. Исмаил-бек споткнулся и упал. На него сразу налетело несколько человек, образовалась куча отчаянно барахтающихся тел.
Михаил с Косткой переглянулись, поняли друг друга и разом оказались один на спине вороного, другой на спине осла. Пробиться сквозь бежавшую толпу им удалось не сразу. Их приняли за преследователей и всячески препятствовали их продвижению, кричали оскорбления, махали палками и плевали им вслед. Михаил понимал чувства этих людей и не обижался на них, а лишь направлял коня в образовавшиеся проходы, громко прося: "Посторонись! Задавлю! С дороги!"
И вот наконец его жеребец выскочил на простор. Издали он видел, что беглянка завернула в проулок. Судя по направлению скока её лошади, она рвалась к окраине города, в предместье. Это было правильное решение. Кобыла под ней была славная, резвая, молодая. Нелегко было его вороному сократить расстояние, возникшее из-за задержки. Кроме этого, приходилось соблюдать осторожность - как бы кого не задеть, не сбить, не наскочить на телегу или других всадников.
А их становилось на пути все больше и больше. Они появлялись откуда-то со стороны, то слева, то справа, то по одному, то парами, все на прекрасных резвых скакунах. И что странно - они мчались в том же направлении, что и девушка. Вначале Михаилу показалось, что они здесь случайно, сами по себе, однако всадники сбились в довольно плотную группу, двадцать лошадей и двадцать человек. Мало этого, они поворачивали друг к другу головы и переговаривались, а это значит, они знакомы и собрались вместе для какой-то общей цели. Уж не погоня ли это? Однако его подозрение скоро развеялось, ибо всадники были молоды, почти одного возраста, хорошо одеты и вооружены. Они нисколько не походили на слуг Исмаил-бека, а тем более на ханскую стражу, пустившуюся в погоню. То были сыновья богатых беков, эфесы их сабель, убранство сбруй и седел сверкали богатой отделкой, позолотой, шапки их были сшиты из лучших мехов, а одежда - из генуэзских тканей. Это могли быть только друзья Османа, его верные товарищи. Вначале они ссудили его деньгами, чтобы выкупить любимую, а теперь, находясь позади, составляли надежную охрану для беглецов.
Невольница, молодые всадники и Михаил благополучно выбрались из города. Перед ними расстилалась на несколько верст широкая пыльная дорога, ведущая к Волге. Дорога, как и следовало ожидать, была полна телег, арб, скота и пешего народа, бредущего в город.
За все время службы вороного Михаил не помнил, чтобы его жеребец скакал с такой быстротой. Расстояние между ним и всадниками стало сокращаться. Это заметили, юноши стали чаще оглядываться, выражая беспокойство. Через некоторое время один из них поворотил коня и поехал навстречу, а когда Михаил с ним поравнялся, пропустил вперед и затрусил позади.
Ознобишин не понял этой уловки, подумал, что тот хочет осмотреть его, удостовериться, не враг ли он. Юноша начал догонять. Ознобишин услышал стук копыт и тяжелое дыхание жеребца, оглянулся через плечо и увидел приближающееся большое гладкое лицо с черными щелями узких глаз. Но что такое? Почему всадник все ниже и ниже склоняется к шее коня? Михаил успел только подумать об этом, как юноша, неожиданно схватив его за ногу, дернул вверх. Ознобишин в одно мгновение вылетел из седла. Ему повезло, он не грохнулся оземь со всего маху, а угодил в широкий придорожный куст и, ломая ветви, увяз в нем, как в сетях. Он ушибся, исцарапался, но остался жив.
Конь, пробежав небольшое расстояние с пустым седлом, остановился и оглянулся, ища хозяина.
Костка, верхом на ослике, подъехал как раз в то время, когда Михаил выбрался на дорогу и пробовал взобраться на вороного. Вид у него был жалкий: лицо, кисти рук - в крови, халат разорван, сапог на левой ноге распорот.
- Што с тобой? - вскричал Костка, в отчаянии вскидывая вверх руки. Кто тя так изодрал?
Михаил, пытавшийся поднять левую ногу к стремени, морщился от боли и ругался на чем свет стоит - ничего у него не получалось из-за ушибленного колена.
- Подмогни, черт! Подмогни же!
С помощью Костки ему наконец удалось усесться на своего скакуна.
- Куда ты, Михаил?
- Туды! - указал тот окровавленной рукой вдаль, на узкую линию горизонта, где всадники казались маленькими шевелящимися точками.
- Да стой ты! - завопил Костка. - Погоди!
Конь понес Ознобишина, однако Михаил был ещё так слаб после падения, что заваливался то на левый, то на правый бок, как пьяный. "Куда его несет? - подумал Костка. - Расшибется!"
Он вскарабкался на спину ослика и, понукая его пятками, погнал вперед:
- Пошел! Пошел, глупо брюхо!
Дорога привела Михаила к крутому обрывистому берегу Волги. Тут она делала поворот и тянулась вдоль реки на север. На повороте стояла прежняя группа молодых всадников и смотрела вниз, на волнующуюся вспененную воду. Был среди них и тот юноша, который сбросил Михаила. Ознобишин не испытывал к нему вражды, он понимал, что тот не мог поступить иначе, ведь они приняли его за преследователя. И сейчас, подъезжая к ним, Михаил предупредительно поднял вверх правую безоружную руку, показывая им, что он друг и имеет добрые намерения.
Остановив коня у самого края обрыва, Михаил поглядел туда, куда смотрели и молодые люди, - на реку, и увидел плоскую лодчонку с одним человеком. Этот человек стоял во весь рост и махал руками, а двое других барахтались в воде поодаль от лодки, и похоже было на то, что один из них уплывал, а другой пытался его нагнать. В первом Михаил сразу угадал девушку, а второй, без сомнения, был Осман. Но почему они оказались в воде? Почему она уплывала от Османа? Этого он понять не мог. Неожиданно девушка окунулась с головой, вынырнула, подержалась немного на поверхности, точно пытаясь в последний раз надышаться, погрузилась - и больше уже не показывалась. Михаил не верил своим глазам. Девушка не всплывала. Один Осман кружил и кружил на одном месте, пока лодка не приблизилась к нему и лодочник, перегнувшись через борт, не помог ему выбраться из воды.
В это время один из друзей Османа пронзительно свистнул. Все всадники, не дожидаясь, пока юноша сойдет на землю, развернули своих коней и уехали.
Вначале Михаила это удивило, потом он заметил, что со стороны города, вдалеке, выросло облако пыли. То вполне могла быть погоня ханской стражи, от которой им всем непременно нужно скрываться.
Михаил поднес ко рту ладони и крикнул, надеясь привлечь внимание юноши. Осман не услышал его, он стоял возле коня, уткнувшись лбом в седло. Тогда Михаил наискосок стал съезжать по крутому спуску. Лодочник, увидев незнакомого всадника, отчалил от берега. Ветер начал поднимать большие волны на реке, которые набегали на отмель и бухали, как малый войсковой барабан. Все небо заполнилось темными клубистыми тучами, предвещавшими ненастье.
Приблизившись к юноше, Михаил увидел, что тот плачет. Он стал уговаривать его сесть на коня и уезжать - ханская стража неподалеку. Осман, казалось, не понял его; он в отчаянии бил кулаком по седлу, повторяя:
- Почему она так сделала? Почему?
Михаил, перегнувшись, поглядел в его мокрое несчастное лицо, а тот сказал ему просто и сердечно, точно он был его отцом:
- Не пожелала она стать моей женой, ака. Не захотела.