— Вот уж точно, — ехидно протянул Джеккинс. — А то изнасилует ещё… жопой… — он сделал страшное лицо. Все заржали.

— Глиномес!

— Блондинка…

— Пи-идор!..

Рон стоял ни жив ни мёртв, слушая гнусные подколки, и никак не вмешивался, мечтая провалиться сквозь землю.

«Это они не только над Малфоем, — мерзким голосом пропело в голове с беспощадной прямотой. — Ты тоже — пидор. Пидор… Пидор…»

Побелев, Рон мотнул головой, пошатнувшись и едва не падая. Воровато огляделся, но, к счастью, на него никто не обращал внимания: парни были заняты, по-прежнему со смаком обсуждая личную жизнь и ориентацию Малфоя.

То первоначальное смятение, которое почти отпустило за последние недели, смиряя с неизбежным, вернулось с новой силой, и в мозгу забилась одна-единственная паническая мысль: прекратить всё. Немедленно.

Да ему, походу, совсем крышу снесло! Как можно было быть таким идиотом, чтобы открыто таскаться с Малфоем по клубам! Хотя, это ещё полбеды, гей-клуб — всё-таки специфическое место, риск на кого-то напороться не так уж велик. Но обжиматься с Малфоем прямо в академии — то в душевой, то в комнате, то в туалете — это уже вообще ни в какие рамки! Расслабился, уверовал в неуязвимость! Поддался соблазну, думая не головой, а… понятно, в общем. И как-то даже в мозги не стукнуло, что правда может всплыть в любой момент — мир тесен, их могли подловить где угодно, когда угодно, и просто чудо какое-то, что Корнер не нарвался там, в клубе, и на Рона тоже — наверное, он на тот момент как раз отлить отходил или к бару. Повезло! Неимоверно, почти невозможно, но повезло. И пронесло.

Но вечно везение длиться не будет, рано или поздно он попадётся, и как ему тогда отмываться от позора? Как он в глаза парням посмотрит, и себе тоже? Он не сможет жить с таким клеймом, терпеть скабрезные шуточки и шепотки в спину. А Гермиона? Ей он что скажет? И родителям? Нет, нужно заканчивать, поразвлёкся и хватит.

«Поразвлёкся?..»

Внутри что-то противно заныло, тоскливо, тревожно, но Рон жёстко оборвал все мысли — не до своих глупых хотелок сейчас! Попятившись, он тихо вышел в коридор и рванул в туалет — отдышаться и прийти в себя. Ввалился в тесную комнатку, упёр кулаки в стену, тяжело сопя и хватая ртом воздух, зажмурился, унимая дрожь.

Нахуй Малфоя, нахуй вот это всё! Хватит.

*

Рождение дочери уложилось у Рона в голове с трудом. Он уже привык к мысли, что они с Гермионой — настоящая маленькая семья, но ОНО — крошечное, кричащее, отдаленно напоминающее человечка — показалось ему чужаком. Рон старался как можно больше времени проводить дома, отпрашивался пораньше из академии, не выходил вечерами, но все равно не мог привыкнуть к мысли, что у него теперь по-настоящему есть ребенок. Наступал на игрушки, просыпался вместе с Гермионой по ночам, пересматривал колдографии и ещё некое «видео» с малышкой, которое сняли Грейнджеры, но все равно — не мог.

Встречаться с Малфоем он перестал.

Что за блажь, в самом деле! Это было противоестественно. Смотря, как Гермиона кормит Рози, Рон раз за разом ловил себя на том, что задается вопросом: вот такими должны быть нормальные человеческие отношения? Он был безумно рад, безумно напуган… и безумно вымотан. На плечах лежало что-то тяжелое, избавиться от чего он не мог.

Игнорировать Малфоя оказалось сложнее, чем он думал. Свести их общение вне учёбы до минимума еще удавалось — он просто перестал аппарировать в квартиру, — но вот в академии они пересекались постоянно. Драко маячил большим темным пятном в кое-как установившейся жизни, Рон постоянно невольно обращал на него внимание, а по вечерам иногда гадал — где он, чем занимается? С кем он?

Ему должно было быть неважно, но не думать он не мог.

Немного отвлекала от неподобающих мыслей Роуз. Он наблюдал за ней и удивлялся — неужели люди бывают вот такими? — и чувствовал огромную ответственность. Когда они с Гермионой купали ее (а он старался как можно чаще участвовать в вот таких простых ежедневных ритуалах), Роуз хватала его за палец и смешно таращилась. Когда он думал о них с Гермионой, в душе разливалось что-то теплое, приятное, но чудное. У него была замечательная семья. И все-таки… Малфоя было не избежать.

Разрешилась вся эта непонятная ситуация и подвешенное состояние просто. И закономерно: Драко нашел его перед тренажёркой и не отходил всю тренировку — настойчиво брел следом, не обгоняя, не вставая рядом и не давая забыть о своем присутствии, — и чуть не свел его с ума. К концу тренировки пот лился градом, нормально формулировать мысли Рон не мог, но и ускользнуть от Малфоя недоставало сил, поэтому он сделал единственное, что пришло в голову — дождался, пока все уйдут, и перешёл в наступление сам:

— Что за чёрт? Можешь оставить меня в покое?

Малфой смерил его внимательным взглядом.

— Ты молчишь уже несколько недель. Ни письма, ни…

— Я теперь отец, понимаешь? Что же я — должен взять и отказаться от нее и ребенка?

— Я не это имел в виду, — Драко чуть отшатнулся, словно слова Рона огрели его по голове.

Он что — и правда не осознавал?

— А что же тогда? — Рон резко отвернулся: поднявшиеся смятение и злость не уходили. Позади послышались шаги.

— Прекрати обманывать себя. Просто признай, что ты гей, — Малфой положил руку ему на плечо. — Это непросто и для меня…

Рон развернулся и с размаху заехал ему в лицо:

— Я не гей, Малфой, ты понял? — и тут же раскаялся, но постарался этого не показать. Если он хочет всё прекратить, то придётся действовать жёстко, даже если в груди ноет.

Выпрямившись, Драко с кривой усмешкой приложил руку к губе.

— Держись от меня подальше, — добавил Рон, сверля его взглядом и надеясь, что Драко видит в нём уверенность и ярость, а не то, что он пытался за ними замаскировать.

*

На праздник в честь рождения дочери никого из академии Рон звать не стал. Парни успели поздравить его на следующий же день — неожиданно облили из бутылки шампанского, пока он переобувался, и принялись радостно хлопать по спине. Они с улыбками говорили, что им странно думать, что у кого-то из них уже может быть ребенок. Рону и самому было странно. Его жизнь кардинально перевернулась, и привыкнуть он никак не мог, только надеялся, что со временем всё войдёт в свою колею. Напоминания от людей, которых он видел ежедневно, но которые так и не стали для него близкими, сбивали с толку и напрягали.

Вечеринка была небольшой: семья, друзья. Родители Гермионы принесли маггловское угощение (половину которого тут же слопали Тедди и Мари-Виктуар) и воздушные шарики, Невилл притащил растение с красивыми цветами совершенно без запаха, а Луна — красивую, но странную побрякушку, подозрительно напоминающую амулет. Рон, к его большому счастью, оказался освобожден от организации торжества — мать с таким проворством воздвигла стол и стулья в саду и с такой горячностью отказывалась от помощи, что Рону впервые пришло в голову — вот уж она-то очень довольна появлением еще одной внучки.

Все шло хорошо, тихо и по-семейному, и Рон даже наслаждался этими моментами. Невилл не отходил от него, словно неловко чувствовал себя в общем кругу, и развлекал расспросами, но у Рона неожиданно оказалось куда больше историй про Аврорат, чем про дочь.

— Это все потому, что она совсем маленькая и еще ничего не делает, — предположил Невилл, но Рон мотнул головой:

— С ней каждый день как открытие, шаг вперёд.

Гермиона — она как раз проходила мимо, ведя куда-то Джинни, — услышала эти слова и улыбнулась так лучезарно, что у Рона потеплело на душе. Он улыбнулся в ответ, вдруг чувствуя непреодолимую гордость от того простого факта, что он отец. Здесь и сейчас, в кругу близких людей, он был счастлив. А пробуждения по ночам от безумного плача и разбросанные игрушки — мелочи, они и не с таким справлялись.

Он уже был готов поделиться пришедшими мыслями с Невиллом, как услышал голос матери — чересчур громкий для обычной беседы, — но слов различить не мог.