Подошел улыбающийся Женя.

– А тренировка сегодня будет на полосе препятствий!

– Ух ты! А где это?

– Пойдем. Сейчас узнаешь! – таинственно ответил Женя.

Мальчишка остался сторожить шпаги и поджидать еще кого-нибудь, кто согласился бы сразиться с ним. Женя и Юля обошли здание, и перед ними открылась «полоса препятствий» – бревна на цепях, узкая досочка над ямой, и еще какие-то деревянные фантазии, призванные если не убить тебя, то сделать сильнее. В конце всего располагалась небольшая площадка с деревянной мишенью. Женя принес ножи. Подошел Алексей Николаевич. И все они от нечего делать, в ожидании сбора группы, начали метать ножи в мишень. Алексей Николаевич тут же объяснил Юле несколько вариантов метания ножа. Первые ее попытки увенчались успехом. Женя по этому поводу даже изобразил экстаз.

– ва-а-а-а… Вот это девочка! Неплохо так с ножичком управляется!

Юля только улыбнулась ему. Ей была приятна его лесть, но научиться метать ножи, как следует, очень захотелось.

Весь май тренировки проходили на улице. Или на плацу, свободном от лошадей, возле реки, через которую чернел остов моста, или на арене, снаружи шатра. Было уже как-то тоскливо, ведь скоро лето, каникулы. И хоть Юля порядком устала за этот учебный год, ей было жаль расставаться с группой. Она заметила задумчивую грусть в лице тренера.

Однажды, на арене перед шатром, Алексей Николаевич объявил о последней тренировке в этом учебном году. Дрались сегодня все как звери, до темноты. Наконец, пожелав всем приятных каникул, мэтр откланялся.

Глава 3. БОЛЕЗНЬ.

Все лето напролет Юля не виделась ни с кем из группы фехтовальщиков, за исключением Любы. Правда и Люба уехала на пару месяцев домой, в Исетское. Лето Юля проводила в Москве, в основном с «Доверием». Центр социальной помощи семье и детям «Доверие» принимал под крыло детей «группы риска», а именно детей из неполных, малообеспеченных семей, детей-инвалидов, детей из многодетных семей и еще бог знает кого. Юля попала туда случайно. В пятом классе ей нечем было заплатить за охрану – постоянные поборы школы. Учительница, Зинаида Ивановна, стала требовать деньги, на что Юля ответила честно «Когда получу госдотацию, тогда и отдам». Зинаида Ивановна оторопела от такого заявления и «донесла», в хорошем смысле, в социальный центр. Маме Елене Владимировне пришлось принести несколько справок и вот Юля уже числится в «Доверии». В этом районном центре можно было посещать разные занятия – музыку, танцы, психологический кружок, ходить в тренажерный зал, на массаж, в библиотеку. Юле нравилось ездить с «Доверием» на экскурсии. Однажды она с кучей ребят из центра посетила даже шоколадную фабрику «Красный Октябрь», где прямо с конвейера можно было брать шоколадки и совать их в рот. Организовывались поездки за город. Всегда можно было получить бесплатную одежду и обувь. Иногда звонили и предлагали продуктовые наборы, тогда Юле приходилось тащить домой сумки с крупой или молочкой. Это лето оказалось урожайным на бонусы. Юля подружилась с сотрудницей центра Натальей Александровной, у которой, по чистой случайности, взрослый сын тоже учился в «Мастере». В этом году Юлю записали в «летний лагерь» центра. Это значило, что Юля могла бесплатно обедать в центре целый месяц, а в конце получить подарок-сухпаек. Юля так же вставала утром и делала зарядку, совершала пробежки, пыталась освоить роликовые коньки, ездила на экскурсии с «Доверием», посещала психологический кружок, читала «Гарри Поттера» и писала длинные письма Любе в село.

* * *

В сентябре начались занятия в «Мастере». Теплым, сухим вечером Юля фехтовала в паре с мальчишкой-новичком. Он, как и Юля пошел на второй год обучения. Рядом с кем-то отрабатывала удары вернувшаяся Люба. Начали по обыкновению без тренера. Юля прислушивалась к знакомым звукам – глухому топоту ног по деревянным широким ступеням, ведущим в раздевалку, шорох по деревянному полу, металлический лязг дверных колец и сам громкий тоскливый хлопок закрывающейся двери. Под куполом клубочками перемещалась пыль, все долгое лето скапливающаяся здесь, в шатре, ожидавшем своих учеников. Шатер прогрелся от осеннего солнца и, чтобы пустить внутрь струю свежего воздуха, створку дверей открыли настежь. Юля фехтовала не задумываясь, просто отражала идиотские выпады мальчишки, а сама краем глаза следила за проемом двери. Она услышала голос тренера снаружи и тут же отвернулась, пряча улыбку. Алексей Николаевич не спешил входить. Постоял снаружи, вглядываясь во мрак шатра, поговорил с подвернувшимся знакомым. Он будто тоже делал выбор – идти туда или нет. Вошел медленно, пряча неуверенность и волнение за спокойными движениями, манерностью, нагловатым взглядом. Из опаски расхохотаться, Юля старалась не смотреть в сторону тренера. Хотя больше всего ей сейчас хотелось подойти поближе, заглянуть с улыбкой в глаза и спросить «Вы по нам скучали?» Но здесь такое было не принято. Ребята поздоровались с тренером, но фехтовать не бросили. Юля чувствовала физически на себе взгляд тренера. Даже мальчишка почти остановился и неуверенно затоптался на месте. Юля делала вид, что ничего не замечает.

– Ба-а-а! Кого я вижу! – издевательски прогрохотал тренер. – Юлия Валерьевна!

Все, что касалось Юли, у Алексея Николаевича вызывало скепсис, отвержение и некоторое раздражение. Он всегда старался подшутить над ней, высмеять, пустить едкое словечко. Он смеялся над местом, где она жила, называя Мичуринский проспект «Мишуринским», говоря при этом, что «все у вас здесь, в Москве, мишурное». Так же его задевала привычка Юли говорить ему «Вы» и «Алексей Николаевич». Остальные его ученики называли его «мэтр» или просто «Леша». В ответ он стал обращаться к Юле также по имени-отчеству «Юлия Валерьевна», а когда увлекался и забывал дерзить – просто «Юля». Юля же, как ни крути, но не могла тренера, взрослого человека, называть просто по имени. Другое воспитание, пардон. Московское.

Видимо московская интеллигентность воспринималась простыми приезжими за напускной лоск и порождала в них агрессивный отклик. Юля просто жила в соответствии с данным ей воспитанием, не подозревая даже, что ее вежливое обращение унижает чье-то достоинство. За вежливостью крылось что-то от беспечной, сытой жизни («В ее голосе звенят деньги» – как писал Фитцджеральд), и составляло неприятный контраст с тяжелыми жизненными условиями той малой родины, которую оставили приезжие. И чем хуже были условия на родине у приезжего человека, тем сильнее его оскорбляло поведение простого москвича. Люба говорила, что «Леше некуда возвращаться» и он всегда отговаривается, когда его спрашивают, откуда он приехал. Выросший в плохих условиях, а в Москве попавший в еще, может быть, худшие, этот человек негативно воспринимал все, относящееся к нормальному миру. Хамство, пьянство, грязь, нищета… Так рождаются социальные различия в толстом слое обычных, весьма средних, людей. Барьер непреодолим! Она поймет это годы спустя, а пока…

– А я думал больше вас не увижу! Думал, так, пошалили, поразвлекались, и хватит. А вы, значит, серьезно заниматься пришли?

Алексей Николаевич прошел дальше, не дождавшись ответа. Наверное, генератор ерничанья забарахлил. На мальчишку он не обратил внимания. Мальчишка, обрадованный появлением тренера, снова неистово замахал шпагой. Юля ощущала что-то неприятное, какую-то дрожащую мысль внутри. Она попыталась сосредоточиться и пропустила несколько ударов. Мальчишка взвыл от удовольствия и принялся с еще большим ажиотажем нападать. Но тренер прервал процесс и начал что-то говорить всем. Юля его не слышала. Улыбка давно слетела с лица. Ей хотелось крикнуть «Да НИЧЕГО ЭТО НЕ ЗНАЧИТ!!!!! Ничего! Пришла и все!». Вот опять это воспитание, поселяющее чувство вины! Она не могла ему ничего обещать, и что останется, и что будет учиться с увлечением, что добьется каких-то результатов, поэтому и не хотелось обнадеживать человека. А он поверил. С этого момента Юля старалась избегать смотреть в глаза тренера. Она часто пропускала занятия и выдумывала какие-то идиотские причины пропусков.