Позже оказалось, что тренировка все-таки состоялась, и тренер дико ругался из-за Юлиного поступка. Все думали, что он ее в порошок сотрет, но на деле Алексей Николаевич немного пожурил Юлю и все. Кое-кто зря потирал руки. Кроме того, Юля принесла на тренировку фотоаппарат и попросила Любу пофотографировать ее со шпагой в руках. Вот так, на память! Аня и Ира шипели от злости.

– А потом будешь своим друзьям-школьникам хвастаться? – ядовито проговорила Аня.

– Нет. Не знаю… – и Юля правда не знала, что будет делать с фото. Друзей в классе у нее не было. А если б и были, не грех и похвастаться. Юля гордилась тем, что занимается здесь. Просто на память и все.

Жаль, что фото так и не получились из-за низкой освещенности шатра. Только одно, где на фоне дерущихся в общей свалке, стоит в выпаде Юля, в своей ослепительно-белой кофте. Пожалуй, это единственное, что вышло хорошо.

* * *

Проходило время, проходили занятия. Группа отмечала дни рождения своих участников оригинально экономным способом. Покупали бутылку вина на всех и пускали ее по кругу, у кого бутылка в руках – говорит тост и отпивает, передает дальше. Для Ани и Паши день рождения справляли общий.

– Люб, я не понимаю, Аня и Паша – жених с невестой? – спросила Юля Любу однажды.

Недавно девушка зашла в раздевалку и застала эту парочку за поцелуем.

– Ну да, можно и так сказать.

Во взрослом мире больше неопределенностей, чем в мире детства и юности.

На тренировки Юля ходила по вторникам и четвергам с шестнадцати до восемнадцати, а то и до девятнадцати часов вечера. Всегда болтали с Любой по дороге. Говорили о литературе, в частности о Толкиене, Клайве Льюисе и ставшей тогда знаменитой Джоан Роулинг с ее «Гарри Поттером». Люба окончила тюменский иняз и сейчас переводила для себя «Гарри Поттера», увлекалась английскими классиками и бросалась фразами из стихотворений Китса. Даже сама начала писать какой-то роман. Часто спорила с Пашей по поводу литературной критики разных книг.

– Он ведь писатель! – сказала Люба.

– Кто? – спросила Юля.

– Паша! Его даже печатают. У него друг в каком-то издательстве.

Юле не верилось, что «это чмо» (кем она считала про себя Пашу) может что-то там писать. Паша обладал какими-то длинными непропорциональными конечностями, руки и ноги его всегда странно изламывались, когда он дрался или просто ходил. Абсолютно пустое лицо неприлично взрослого человека с редкими усиками над верхней бесцветной губой, на маленькой голове бараньи черные завитки, во рту кривые зубы. Юля даже представить себе не могла, как Аня может с ним целоваться. Но главным оскорблением мира, которое бросил Паша, Юля считала его страшенные голубые рейтузы советского времени. Если кто и застал Олимпиаду – 80, то это они. Сама Юля происходила из малообеспеченной семьи, жили вдвоем с мамой на одну ее зарплату и алименты в пятьсот рублей (эти пятьсот рублей как раз уходили на оплату занятий по фехтованию). Но мама старалась предоставить Юле все необходимое, в том числе и спортивную форму. Да, пусть дешевую, с рынка, но новую. Поэтому Юля не могла понять, как «важный сотрудник» Паша с приличным окладом не может купить себе элементарные штаны, а распугивает народ старыми рейтузами с оттянутыми коленками. Зато самомнения у Паши было хоть отбавляй. Он считал себя неотразимым, крутым и конечно первым, после тренера. И уж конечно он думал, что «будь у него больше времени, то он смог бы сам стать тренером».

– Он мне даже несколько книг подарил. – продолжала Люба. – Я тебе принесу как-нибудь, почитаешь.

Юля промолчала, предпочитая не делать преждевременных выводов.

Однажды они с Любой в разговоре зацепили и тренера Алексея Николаевича. Юле вдруг стала интересна персона самого мэтра. На днях она спросила у Алексея Николаевича, где он учился фехтованию и есть ли у него какое-нибудь спортивное звание. Оказалось, что нет.

– А зачем это тебе? – спросил он.

– А что мне сказать, если меня когда-нибудь спросят, у кого я научилась фехтовать?

– Скажешь то же, что и я всем говорю «В моей жизни был человек, умеющий фехтовать, вот он меня и научил».

– И все?

– Все.

Юле даже обидно стало за тренера. Как же так, человек обладает мастерством, а титула у него нет, ни разряда, ни чемпионства. Впрочем, она решила, что присвоила бы ему «мастера спорта».

Она расспрашивала Любу и та стала делиться немногим, что ей известно о тренере.

– Он неместный, приехал, вроде откуда-то из-под Новосибирска или… в общем из Сибири. Здесь живет у какого-то друга в гараже. У него очень плохие условия. Спит на старом сундуке. Ни постели нет, ничего. Он не высыпается. Ест, что придется. Там даже готовить нельзя. Ему редко подстричься удается.

– У него ногти длинные.

– Ну, он еще на гитаре играет, может, из-за этого. – заметила Люба.

«Ага, конечно» – подумала Юля.

Ей стало жалко этого, едкого в общении, человека. Услышанное выходило каким-то диким. Юля привыкла к собственному «малообеспеченному» положению, и на социальную разницу между собой и более обеспеченными одноклассниками не обращала внимания, но тут… «Бедный Алексей Николаевич! В его представлении я, наверное, богатенькая вздорная москвичка, не знающая нужды, купающаяся в роскоши!» И Юле представилась кокетка на перине с крошечной собачкой. Он, поди, верит, что «москвичи – это богатые дураки» и не знает, как им с мамой живется, особенно то, что еще не так давно им не на что было хоронить Юлиного дедушку.

– Он берется за любую работу. – продолжала Люба. – Кует мечи и делает кольчуги. А одна кольчуга может несколько тысяч стоить. Только заказы редкие… Но он еще ведет курс падения с высоты.

Юле вспомнилось, как в прошлый раз Алексей Николаевич спросил:

– Ты почему не пришла на прошлое занятие?

– Отравилась несвежим шампанским! – пошутила Юля.

«Забавно. А ведь он наверное поверил. – подумала она. – Люба ведь тоже верит в несуществующие капиталы. И также говорит о нахальстве и распущенности москвичей. Вроде как на них всегда напускной лоск. Будто они золотые. Странно. Никогда не замечала». Да про москвичей еще и не то говорили. Москва – город миллионеров. Москвичи денег не считают. Москвичи думают, что они – лучшие люди на земле.

«Во всяком случае мы никому не завидуем». – подумалось Юле.

* * *

Поздним вечером кончалась тренировка. Многие в группе болели и потому отсутствовали. Зима – дело понятное.

– Подожди меня, Юля, я сегодня в ваш район еду. – сказал тренер. – У меня там тетка живет!

Он произнес это с гордостью, а Юля подумала, что хоть сегодня он сможет выспаться и помыться как следует.

Они шли вдвоем к троллейбусной остановке. Алексей Николаевич что-то увлеченно рассказывал. Сегодня он был другим. Веселым, спокойным, уверенным. Впереди его ждал приятный вечер с горячей ванной, домашней едой и мягкой постелью, где можно запросто вытянуть ноги. Он чувствовал себя человеком. Они заговорили об истории.

– А татаро-монгольского ига вовсе не было! – сказал Алексей Николаевич.

– Как это так? – уставилась на него Юля.

– А так. На тот момент Русь была уже крепким государством и никакие татаро-монголы не могли его захватить! Какие есть свидетельства ига? Описание какого-то дремучего иностранца, который проезжал мимо поля, на котором прошел бой? И что он увидел? Разоренные деревни на окраинах? В глубь Руси-то он не путешествовал.

Юля никак не могла смириться с таким нетрадиционным подходом к истории. Они стали спорить и их спор перешел на политику, а затем они внесли его в троллейбус, шедший с Киевского вокзала переполненным. Люди в троллейбусе тоже подхватили и стали спорить между собой. Юле до тошноты было смешно, но она сильно сжала губы и не выдавала намерения рассмеяться. Спор уже продолжался без участия Юли и Алексея Николаевича. Юле было стыдно за развернувшийся спор, но у Алексея Николаевича настроение ничуть не изменилось. Ему нужно было выходить на улице Столетова и он весь горел и готовился выйти будто космонавт выходит на лунную поверхность. Он забыл уже обо всем на свете и, когда троллейбус остановился и распахнул двери, канул во тьму. А Юля про себя пожелала ему удачи.