Оставшиеся трое молчали. Холден выглядел ошеломленным, Наоми случившееся как будто позабавило. Алекс чувствовал себя нечто среднее.

– Ну, он меня удивил, – заговорил Холден. – Как думаете, с ним ничего не случится?

– Это же Амос, – напомнила Наоми. – Я больше беспокоюсь за тех, кого он собрался проверять.

– И то верно, – признал Холден и развернулся на стойке лицом к Алексу. – Так или иначе… Ты, говоришь, что-то надумал?

Алекс кивнул. «Я думал о том, как трудно разбивать семью, – хотел сказать он, – и о семье, которую я уже разбил, и что мне надо повидаться с бывшей женой и попробовать как-то разобраться, кто мы друг другу и что натворили». Впрочем, сейчас всё это прозвучало бы смешно.

– Да я вижу, что мы надолго встали в док, и подумываю слетать на Марс. Проверить, как там моя берлога.

– Хорошо, – сказал Холден. – Но ты ведь вернешься к окончанию ремонта, а?

Алекс улыбнулся.

– Собираюсь.

Стол для голго был готов к игре, первая и вторая мишени еще нетронуты. Поле пока пустовало. Гулкие басы из большого зала «Блоуи-Блум» докатывались вибрацией палубы и рокотом, который не мешал разговору. Наоми взвесила в ладони стальной шарик, нащупывая зыбкое, разное на каждой станции соотношение массы с весом. Напротив нее ждали Малика и еще несколько ремонтников. Одна из них пила «Блумини» – ярко-лазурная жидкость испачкала ей губы как помада. Наоми не играла в голго три… нет, четыре года, а эти упражнялись каждый четверг. Она снова взвесила шарик, вздохнула и запустила. Шары противников тут же метнулись наперехват.

Так играют против новичков. Наоми давно не тренировалась, но и новичком не была. Стол обозначил окончание хода, и отметка Наоми появилась далеко за разделительной линией. Ее команда разразилась приветственными криками, команда Малики застонала. Все улыбались. Игра была дружеской, хотя дружили между собой здесь не все.

– Следующий, следующий, – закричал кто-то из новых товарищей по команде, махнув Наоми широкой бледной ладонью. Его звали Пэр или Паар – что-то в этом роде. Наоми вернула себе стальной шар и перебросила ему. Парень улыбнулся, мельком окинув взглядом ее фигуру. Не светит ему, поганцу. Наоми отступила, и Малика придвинулась к ней.

– Ты хватки не потеряла, – похвалила она.

Голос у нее был красивый – акцент Цереры накладывался на более резкие тона глубинного Пояса.

– Я много играла, когда была здесь в прошлый раз, – сказала Наоми. – Если чему научилась в молодости, уже не забудешь, да?

– И захочешь, а не забудешь, – засмеялась Малика, и Наоми рассмеялась вместе с ней.

Малика жила в комнатах тремя уровнями ниже и в тридцати градусах по направлению вращения от клуба.

В прошлый раз, когда Наоми гостила у нее, стены были затянуты шелком с коричнево-золотистым узором, а воздух пах палочками из искусственного сандала, не засорявшими воздуховоды. Наоми две ночи провела в спальнике на палубе, засыпая под резкую музыку и тихие голоса Малики и Сэм. Только теперь Сэм нет в живых, Наоми вернулась вместе с Джимом, а человечество получило в наследство тысячи солнц в двух годах пути под тягой. Смеясь вместе с Маликой и ее командой, Наоми сама не знала, чему удивляться: насколько сильно всё переменилось – или насколько мало.

Малика тронула Наоми за плечо, наморщила лоб.

– Бист ажа?

– Просто мысли, – отозвалась Наоми, с трудом подстраиваясь под ритм астерского сленга.

У нее заржавели не только навыки игры в голго.

Малика опустила уголки рта, а игроки у стола разразились криками восторга и отчаяния. На миг Сэм как будто тоже мелькнула среди них. Не как живая женщина – рыжеволосая язва, то и дело вставляющая в речь детские словечки вроде «бо-бо», говоря о пробитом метеоритом корпусе. Как память о месте, которое она раньше занимала, и как общая мысль двух женщин: кого-то не хватает.

Паар, или Пэр, передал удар следующему – Сакаи, новому главному инженеру. Противники насмешливо хлопали его по спине. Наоми подошла оценить потери. Ей было на удивление уютно в кругу астеров – и только астеров. Она любила свою команду, но та состояла из двух землян и марсианина. Случалось, Наоми выпадала из их разговоров.

Джима она почувствовала, не оборачиваясь. Все игроки как один уставились через ее плечо. В округлившихся глазах плескалось волнение. Никто этого не сказал, но всё равно было слышно: «Смотрите, смотрите, Джеймс Холден!»

Так легко было забыть, кто такой Джим. Человек, который начал две войны и сыграл немаловажную роль в окончании обеих. Человек, который провел сквозь Кольцо первый пилотируемый корабль – по крайней мере, первый из выживших. Который побывал на чужой базе в центре Медленной Зоны и вернулся назад. Который пережил катастрофу на станции Эрос и гибель «Агаты Кинг». Который ступил на поверхность Новой Терры – первой человеческой колонии на нечеловеческой планете – и выковал для нее хрупкий, ненадежный мир. Наоми почти стеснялась того, как люди реагируют на появление Холдена – того, который мелькал на экранах и в новостях. Она-то знала, что Джим – совсем не Джеймс Холден, но какой толк об этом говорить? Есть вещи, которые остаются тайной, сколько о них ни болтай.

– Привет, любимая, – пробормотал Джим, обняв ее одной рукой. В другой он держал грейпфрутовый мартини.

– Это мне? – спросила она, отобрав коктейль.

– Надеюсь. Я это в рот взять не рискну.

– Хой, койо! – Пэр, или Паар, протягивал ему стальной шар. – Хочешь бросить?

Народ у стола взвыл от смеха. Кто-то смеялся от радости: «С нами играет сам Джеймс Холден!» – а кто-то и злорадно: «Посмотрим, как будет выпутываться, большая шишка!» Всё это не имело отношения к живому человеку. Наоми задумалась, догадывается ли он, как переменил все, едва войдя в комнату. Скорее всего, не догадывается.

– Нет, – с ухмылкой отказался Джим, – я в этом деле никуда не гожусь. Не знаю, с какого конца взяться.

Наоми склонилась к Малике.

– Мне надо идти. Спасибо большое, что приняли. – Она имела в виду: «Спасибо, что приняли меня в круг других астеров как свою».

– Тебе тадамс рады, койа-мис, – ответила Малика.

Это значило: «Ты не виновата в смерти Сэм. А если и виновата, я тебя прощаю».

Наоми ухватилась за локоть Джима и позволила ему вырулить в большой зал бара. Как только они прошли в дверь, на них обрушилась музыка, сопровождаемая вспышками света. На танцплощадке плясали парами и группами. Было время – давным-давно, до знакомства с Джимом, – когда она с удовольствием напилась бы в стельку и кинулась в толчею тел. Она с любовью вспоминала девчонку, которой была когда-то, но желания вернуть молодость не испытывала. Остановившись у бара, Наоми допила мартини. Место оказалось слишком шумным, чтобы разговаривать, поэтому она развлекалась, наблюдая, как люди замечают Джима и на их лицах возникает выражение: «Он или не он?» Уж Джим-то точно хотел бы вернуться в былые деньки. Он не стремился стать центром внимания. Наоми любила его отчасти и за это.

Когда стакан опустел, Наоми взяла Джима под руку, и они выбрались в коридор. На входе ждали люди – почти все астеры. Выходить пришлось под их взглядами. На Тихо была ночь, но это ничего не значило. Станция действовала в режиме трех восьмичасовых периодов: отдых, работа, сон. Круг знакомств определялся тем, в какую смену ты трудился – как если бы в одном пространстве находились три разных города. Этот мир всегда оставался незнакомым на две трети. Наоми обняла Джима за талию и притянула к себе так, чтобы чувствовать движение его бедра своим.

– Надо поговорить, – сказала она.

Он немного напрягся, но ответил легко и весело:

– Как женщине с мужчиной?

– Хуже. Как старпому с капитаном.

– Что такое?

Они вошли в лифт, и Наоми нажала кнопку своей палубы. Под гудение плавно закрывающихся дверей она собиралась с мыслями. Не то чтобы она не знала, что сказать. Но ему тема разговора понравится не больше, чем нравилась ей.