Еще раз хлопнула дверь.

Лукиян пропустил вперед себя незнакомого приземистого человека. Ирина как взглянула, так и не отвела больше глаз от него.

Невысокий, широкоплечий, поздоровавшийся со всеми наклоном головы, он прошел по комнате стремительными, четкими шагами. Повесил на гвоздь пальто и шапку, провел гребенкой по необыкновенно густым волосам и сел к столику. Силой, суровой страстностью дышало его волевое лицо.

Пока выбирали председателя и секретаря собрания, он сидел, положив на стол большие руки, с живым интересом оглядывая собравшихся.

И вдруг весь встрепенулся, побледнел, покраснел… Как ослепленный, опустил тяжелые веки… и снова поднял их. Он глядел на Софью. Глаза его горели. Софья отвечала сверкающим взглядом.

«Что за чудо? Она на глазах хорошеет!» — дивилась Ирина.

Лукиян сказал;

— Товарищ Орлов послан к нам товарищем Лениным!

Орлов поднялся с места. Едва зазвучал его глубокий окающий голос, все стихло.

— Не изменилась наша цель, товарищи, не изменились лозунги!..

Со страстью он заговорил о том, что уже не за горами новый подъем революционного движения и что надо готовить массы к этому подъему.

— Но что значит готовить? Может быть, призывать к восстанию? — спрашивал Орлов и сам же отвечал с решительным жестом: — Нет! Не время! Сейчас еще не время, товарищи!

Он стал горячо доказывать это, анализировать положение в стране. Отметил и усталость рабочего класса, и усиление реакции.

— Что же мы должны делать? Собирать силы! Укреплять партийные организации!.. И работать в легальных рабочих организациях, всякую возможность использовать. Тактика ясна… бесспорна… Правда, товарищи? Но есть люди, которые мешают, путаются под ногами, толкают палки в колеса, — грозно хмурясь и ожесточаясь, продолжал Орлов. — Я не говорю уж об эсерах, кадетах! О ликвидаторах-меньшевиках я говорю! На Пражской конференции товарищ Ленин предложил осудить ликвидаторство, и конференция осудила! И мы, большевики, будем их бить!.. Бить по рукам тех, кто действует против программы, против тактики нашей партии, против революции!

Он помолчал.

— И еще есть такие человеки… говорят они шибко революционные слова, а делу партии вредят. «Не хотим работать в легальных организациях! Это-де нам, революционерам, не пристало, это-де нам не к лицу!»

— Отзовисты! — с угрюмым презрением вставил Васильев, сидящий на первой парте.

— Да, они! — подхватил Орлов. — Правильно, товарищ, отзовисты! Вот их-то нам и надо вытаскивать за ушко да на солнышко… Разоблачать!

Орлов заговорил о положении в уральских партийных организациях. Организация страдает от частых провалов, значит, строже должна быть конспирация. Недостаточно хорошо поставлена пропаганда. Усилить надо борьбу с враждебными влияниями. Плохо, стало быть, работает социал-демократическая группа на спичечной фабрике, если там эсеры силу забрали! Он называл по именам эсеров, кадетов. Сказал, что адвокат Полищук разлагает массу. Рысьев отказался работать в кооперативе. А ведь его туда направила организация. Значит, Рысьев встал на линию отзовистов.

В прениях первым выступил Полищук.

— Разве реальна та революционная программа, за которую ратует товарищ Орлов? — начал он ровным голосом, иронически подняв брови и точно рисуясь своим спокойствием. — Где возможности для создания демократической республики? Для конфискации земель и так далее? Нет таких возможностей! И не будет! Стоит подумать трезво… и вывод станет ясен: должна существовать и может существовать только легальная рабочая партия, только…

— Столыпинская! — вставил насмешливый, резкий и тонкий голос.

— Прошу не прерывать меня, товарищ Рысьев! — с неудовольствием сказал Полищук. И, ускользая от гневного взгляда Орлова, выложил все свои меньшевистские доказательства, несмотря на то, что реплики с мест все время прерывали его.

— Дайте слово! — и Рысьев-Мироносицкий вскочил с места и подбежал к классной доске. Ирина видела, что он разгорячен и зол.

— Товарищ Орлов вышел и всех разбодал, — заговорил он с насмешкой в голосе и во взгляде. — Все — Враги революции, только Орлов и его присные на правильном пути.

«Отзовисты прячутся за революционную фразу»? Нет, не прячутся, товарищ Орлов! Не прячутся, а остаются верными делу революции, делу народа, которое вы, товарищ Орлов, готовы р-р-аспылить в легальщине! Ставка на Думу, на профсоюзы, на кооперативы, что это — не ликвидаторство? — стараясь заглушить возмущенные голоса, кричал Рысьев. — Да, Рысьев отказался работать в кооперативе. И не буду я там работать! Вы еще меня в торговую компанию Гафизовых пошлите…

— Будет надо — пошлем!

Тут Рысьев окончательно рассвирепел. Он пародировал, передергивал, пока наконец председатель Лукиян не пригрозил лишить его слова.

«Покончив» с Орловым, Рысьев принялся за Полищука.

— Много Орлов напутал, в одном был прав — в оценке ликвидаторства. Товарищ Полищук, знаете, куда вас клонит? К симбиозу с царизмом, в кадетские объятия! Неудивительно: выходец из буржуазии идет в родное лоно.

— Вы сам — попович! — отозвался уязвленный Полищук.

— Верно. Но я не вернусь в «лоно». Родитель правильно зовет меня «заблудшим чадом»…

— Мы, рабочие, стоим за Ленина, за его линию, — говорил Роман Ярков, глядя в упор на Орлова, точно рапортуя ему. — Не пойдет сознательный рабочий за такими, как Полищук… Такие люди — в обе стороны комлями, нашим и вашим. По-моему, гнать их надо из партии. О товарище Рысьеве я скажу лучше: ошибается…

— Голова вроде умная, а в голове — путанка! — вставил Паша Ческидов.

— Верно, Паша, в голове у него все спуталось, завилось… верно, что «заблудшее чадо»! Вы, товарищ Рысьев, учились много, у вас, видимо, ум за разум зашел. Мы — простые рабочие, а понимаем лучше: нельзя нам без легальных организаций. Я тоже вначале думал: к чему, мол, идти в Думу? Зачем это? Но товарищ Давыд, спасибо, растолковал. Подумайте-ко: наши депутаты могут там вслух говорить о всяких пакостях царизма, кадетов и прочих. На все государство их голос слышится. Рабочий почитает, послушает, подумает — поймет, какой дорожкой ему идти! Знать, крепко насолила наша фракция во второй Думе царю, если этих борцов на каторгу сослали. Царизм понимает, какой ему вред от депутатов-большевиков, а вы не понимаете, какая нам польза от работы в легальных организациях!

Рысьев вскочил. Начался отчаянный спор.

Выступил Илья. Твердо, спокойно, с железной логикой доказывал он правильность ленинской тактики. Невозмутимо принимал насмешливые выпады Рысьева… Ирина слышала, как Лукиян сказал Орлову: «На обе лопатки положил его Давыд!» А Орлов время от времени кивал Илье, как бы говоря: «Так его! Так! Правильно!»

Ирину так захватил этот спор, что она забыла о времени. После голосования она с испугом взглянула на карманные часики с чугунной крышкой и золотым ободком: было одиннадцать часов. Она сказала об этом Илье.

— Товарищи! Надо побыстрее освободить помещение! — объявил он, и все стали расходиться.

Рысьев, надевая на ходу фуражку, кивнул Орлову с веселой угрозой:

— Думаете, убедили? Мы еще поборемся!

Орлов ему не ответил. Ирина увидела, как этот сильный, суровый человек, который мог бы поднять на ладони хрупкую Софью, подошел к ней. С какой-то неистовой трепетной нежностью выдохнул:

— Друг мой!

Ирина взглянула на пылающее лицо Софьи и вышла.

Но даже двух минут нельзя было оставить их наедине: следовало привести в порядок комнату.

Вернулся Роман, вышедший одним из первых. Тихим, почти виноватым голосом он сказал:

— Извозчик на углу, товарищ Софья!.. Пора…

Орлов поднялся, взглянул на жену, на саквояж… лицо его омрачилось.

Он с усилием улыбнулся, взял пальто, помог Софье надеть его, застегнул воротник и, обхватив ее рукой, скорее понес, чем вывел из школы.

Григорий Кузьмич вызывал Ирину только в крайней необходимости. Поэтому, получив его записку, она немедля отправилась к нему. «Неужели болен? — тревожно думала она, все ускоряя шаги. — Или Таля захворала? Но нет, ведь папу не вызвали! Что же случилось?»