— Сейчас-то я из города. А так-то мы из Рязанской губернии, деревня Ежи. Наша деревня в лесу, мы ежи и есть, в самый лес забрались.

Она засмеялась тихонько, от этого вся засветившись, как зажегшийся во мху огонек, и снова спряталась за чемодан.

Поезд шел с многочисленными остановками, законными и незаконными. Правда, по сравнению с зимними поездками это была благодать: зимою то и дело приходилось выходить, чтобы отыскать дрова для топки или скалывать лед с обледеневшего за время стоянки паровоза.

— А у тебя, бабка, ноги-то ходят?

— У меня правая нога очень хорошо ходит.

— Этого мало, бабушка, если левая не ходит.

— Нет, левая не ходит.

Кругом все засмеялись, засветилась и бабушка. Она явно становилась душой общества. Только губошлепый парень, тая обиду, отвернулся к окну. Вагончик качало, стучали колеса.

— Интересно, в вашей деревне все ежи такие веселые?

— Все, сынок, все.

Она собралась выходить перед самым поселком.

— Постойте, бабушка, я вас сажал, я и высажу, — сказал Борис. — Далеко ли вам до дому?

— Да версты четыре.

Как только Борис поставил бабушку на землю, она тотчас же бойко пошла — делала шаг правой, а потом к ней приставляла левую.

— Как же вы этак четыре версты пройдете?

Она посмотрела на него серьезно и сосредоточенно, сделала шаг и приставила ногу.

— Буду иттить.

И снова сделала шаг и приставила ногу.

Поезд тронулся. «Ничего себе иттить», — подумал Борис, вскакивая на проезжающую мимо ступеньку и оглядываясь, чтобы посмотреть, как она идет. Она, казалось, совсем не двигалась с места, хотя и шагала очень энергично.

«А куда это она идет, — впервые подумал Борис, — в четырех верстах отсюда никакой деревни вроде нет. Неужели в поселок?»

У бабушки был такой замшелый вид, что Борису и в голову не пришло подозревать в ней поселковую жительницу. Он еще раз оглянулся, но уже нельзя было разглядеть не только людей, но и самого станционного здания.

Берестова в розыске не было, и никто не знал, где он. Зато все говорили о Водовозове, который вторые сутки шел за знаменитым бандитом и кулаком Тимофеем Сычовым. С Водовозовым был только один работник розыска.

— Сычов может к своим их завести, крышка тогда начальнику, — сказал кто-то.

— Ты что, Водовозова не знаешь, — отвечали ему, — будь спокоен, приведет твоего Сычова на веревочке.

— Я бы такими людьми зря не рисковал, — заметил бывший тут же Васильков. — Такие люди на дороге не валяются. Если поглядеть на него в масштабе, он есть мировой герой из его биографии.

— Незаменимых людей нет, — с отчаянной четкостью вдруг произнесла Кукушкина, и все сразу вспомнили, что она влюблена в Водовозова. — Если падет один, — продолжала она, — на его место станут десять.

— Один! Десять! — закричал Ряба. — «Незаменимых людей нет»! Каждый человек незаменим, если хотите знать. Если он как машинист заменим, так он, может, песни петь незаменим, а если он как столяр заменим, так для матери своей он незаменим. И для жены.

— Я не о том, — недовольно сказала Кукушкина.

— Зато я о том самом, — ответил Ряба.

А Борис не находил себе места: кто заговорен от пули или удара ножа? Да и легко сказать — вдвоем взять таких молодцов, как Сычов и его банда!

Зазвонил телефон. Это Берестов просил Бориса прийти к нему домой. Борис удивился неожиданному приглашению и, конечно, тотчас же пошел.

Берестов жил в небольшом доме — у той самой Анны Федоровны, которая первой узнала о появлении Левки. Анна Федоровна и открыла Борису, окинув его быстрым взглядом.

В комнате Дениса Петровича сидела какая-то девица самого независимого вида.

— Знакомься, Борис, — не глядя на него, сказал Берестов. Он был мрачнее тучи.

Девица сидела, нога на ногу, в единственном кресле Анны Федоровны. Из глубины этого кресла она царственно кивнула Борису головой.

— Опять у нас с тобой, Боря, беда, — начал Берестов, — и опять на той же самой дороге.

«Господи! — подумал Борис. — Кто же на этот раз?!»

— Старушку они убили, — покачав головой, сказал Денис Петрович.

Ну конечно, Борис знал, что это будет она. Не успел еще Денис Петрович сказать и слова, как Борис представил себе ночь и лесную дорогу, по которой, приставляя левую ногу к правой, ползет бабушка. Двигаясь таким образом, она конечно же шла весь вечер и оказалась на дороге, когда ударил «Левкин комендантский час».

— Не знаю, что у нее было брать. Узелок при ней нашли, в нем четыре яйца и пять пряников.

— Ничего у нее, кроме этого узелка, не было, — хмуро сказал Борис, — ничего у нее не взяли.

«Буду иттить», — вспомнилось ему. Почему он не проводил ее?! Где она сейчас? В мертвецкой?

Вдруг он заметил, что девица внимательно и насмешливо изучает его лицо, видно совершенно равнодушная к судьбе бабушки. Ему стало неприятно. Он не любил своей предательски подвижной физиономии — ему нравились лица мужественные и суровые, бесстрастные северные лица — и поэтому принял сейчас же самый холодный и равнодушный вид. Девчонка от этого, кажется, еще больше повеселела.

— Видишь, как дело пошло, — продолжал Берестов, — я, мол, сказал, что по дороге никто не пройдет, значит, всё — никто не пройдет.

— Ну что ж, — мрачно заметил Борис, — он свое слово держит.

— Он-то держит. Я тебе сказал, что Елена Павловна будет у нас работать?

Борис позволил себе взглянуть на Елену Павловну.

Ей на вид было не более двадцати лет. Насмешливое лицо ее с длинными и узкими глазами казалось освещенным солнцем, а короткие светлые волосы волною, как вода, бежали ото лба.

Не успел он ответить Берестову, как раздался стук во входную дверь, послышались шаркающие и какие-то подобострастные шаги хозяйки, грохот засова и голоса. С величайшим облегчением Борис узнал голос Водовозова. Он быстро взглянул на Берестова, который ничего не сказал, а только весело подмигнул: знай, мол, наших, — Борису показалось, что он знаком с обоими много лет.

Водовозов был весь в засохшей болотной грязи.

— Ты вызывал меня, Денис Петрович?

— Да что ты, Паша, в самом деле. Послать ко мне не мог?

Все замолчали, ожидая, что расскажет Водовозов, но он ничего рассказывать не стал.

— Всё в порядке? — опросил Берестов.

— А как же, — лениво ответил Водовозов, — только этого дядю надо в губернию отправлять с большим конвоем. Ну зверь.

Он покачал головой и тяжело опустился на стул.

— Устал?

— Есть немного около того.

— Пошел бы спать.

— Да нет, посижу маленько.

Он слегка щурил воспаленные глаза. Борис искоса взглянул на Елену Павловну: «Может быть, вам угодно и над Водовозовым посмеяться — прошу вас, попробуйте».

— Ну, раз ты не хочешь спать, — сказал Берестов, — то давайте хоть закусим.

Он достал из шкафа бутылку водки и газетный сверток, на всю комнату запахший чесноком, когда его развернули: там лежал кусок колбасы. Это было невиданное угощение.

— Пир по случаю победы, — сказал Денис Петрович. — Пьете? — спросил он у Елены Павловны.

— Пью, — холодно сказала она.

Тут уж Борис чуть заметно, но все-таки заметно, улыбнулся. «Врешь ты, мать моя, — подумал он, — боишься ты ее, этой водки». Но Елена Павловна никакого внимания на его усмешку не обратила. Она решительно взяла рюмку и опрокинула в рот. Борис мог бы поклясться, что дух у нее захватило, а по позвоночнику прошла дрожь, однако лицо ее осталось бесстрастным, ничего не скажешь. «Вот идол», — подумал он.

— А ты? — спросил Денис Петрович Водовозова.

— Да нет, — ответил тот.

— Что так?

— Во хмелю я нехорош, — усмехнувшись, сказал Павел Михайлович.

— Что ж, давайте тогда обсудим план действий.

Однако с обсуждением им пришлось подождать — послышались шаги хозяйки.

— Спрячь колбасу, — лениво заметил Водовозов, — она на запах ползет.