Я удивленно поднимаю брови.

– Извини?

Он смеется и подходит к холодильнику.

– Я просто шучу. – Он заглядывает на содержимое внутри холодильника. – Яичница-болтунья, хорошо?

– Звучит хорошо. Могу помочь.

– Ты занимаешься апельсиновым соком. Я – яйцами.

– По рукам. – Я шагнула за его спину и выхватила сок из холодильника. – Стаканы?

Он указывает на шкафчик.

– Хочешь еще и тост?

– Конечно.

– В кладовке. – Он кивает на дверь, я иду туда и глупо осматриваю содержимое.

Полки в основном пусты, но две верхние полки полностью заполнены всяким алкоголем, который только можно себе представить. Это похоже на магазин спиртных напитков, пива, вина и ликера.

Коробка зерновых стоит на другой полке, рядом с другими предметами. Буханка хлеба лежит собственной полке в полном одиночестве.

– Нашла? – Его низкий голос раздаётся вблизи у моего уха, и я подпрыгиваю.

– Да, – говорю я, хватая хлеб. Когда я поворачиваюсь, он блокирует мои движения.

– Тебе нужна помощь? - спрашивает он.

– Нет, – говорю я, но мой голос звучит скорее как писк.

Он хихикает, но больше ничего не говорит. Я отхожу с дороги, и он хватает тостер с другой полки - я даже не заметила его там. Он подключает его на стойке, и, как только он уходит с пути, я кладу в тостер два куска хлеба.

– Итак, Риз, есть ли у тебя планы на оставшуюся часть лета? – Он напевает мелодию, когда размешивает яйца, пока они шипят в сковороде. Я пытаюсь понять, что он напевает, но звук его голоса, смешанного с жарящимися яйцами, накладывает саундтрек на наше утро, и я успокаиваюсь.

Я чувствую, что есть вещи, которые я хочу ему сказать, вопросы о нашей ночи, независимо от того, чувствовал ли он это, или это моё разыгравшееся воображение ... но мы стоим здесь, легко разговариваем, пока готовим завтрак.

– Я, вероятно, поеду навестить свою семью.

– Где они?

– В Фениксе.

– Ты оттуда?

– Да. – Я смотрю, как тостер нагревает хлеб красными кольцами. – Я переехала сюда учиться в колледже и осталась после выпуска.

Марк берёт несколько тарелок из шкафа рядом со мной, и я отрываю взгляд от хлеба, чтобы налить апельсиновый сок.

– Погода примерно такая же, да?

– Да. В Фениксе обычно на несколько градусов теплее. – Я действительно обсуждаю погоду с Марком, фак, Эштоном?

– Я предпочитаю погоду Лос-Анджелеса. – Там бывает жарко, но обычно держится около восьмидесяти градусов (27 по Цельсию). Я стараюсь не проводить здесь слишком много времени летом.

– Тебе не нравится жара, как в духовке? – Я дразнюсь, и он смеётся.

– Не в моём вкусе.

– Ты когда-нибудь играл в летнем туре здесь или в Фениксе?

– Да, но мы требуем закрытые площадки.

– Умно. Какое твое любимое место?

– Для выступления?

Я киваю.

– В Вригливилле есть небольшое место под названием Sevens, где мы постоянно играли до того, как подписали контракт с нашим лейблом.

– Где это Вригливилль?

Он смеётся

– Чикаго.

– Ты оттуда?

Тост возникает неожиданно, напугав меня.

– Да. Мы могли прогуляться до него из дома, где нас воспитывали родители. – Нас. Он имеет в виду свою сестру и брата. – Просто небольшой дайв-бар.

– Когда в последний раз ты играл там?

Он задумался на минуту, пока делил яйца пополам и выкладывал их на тарелки.

– Вероятно, лет восемь назад.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы просто появиться там и отыграть концерт?

Он смеется.

– Нет, нет. Но теперь задумываюсь. – Он протягивает тарелку, и я кладу на неё тост. Мы направляемся к столу.

– Что бы они сделали?

Он пожимает плечами.

– Я не знаю. Мы многим им обязаны. Они мирились с нашим дерьмом, когда мы были глупыми детьми без тормозов.

– Что это значит? – Я откусываю яичницу и издаю: ммм.

Он сдвигается в кресле.

– Это означает, что Итан и я были глупыми. Мы играли пьяными или иногда под кайфом, разбивали бутылки, начинали драки.

– Под кайфом?

– В основном, травка, хотя Итан готов пробовать что угодно. Тогда это никого не волновало, но как только мы подписали контракт с лейблом, нам пришлось измениться.

– Поэтому ты исправился?

Он смеётся.

– Я нашёл другие пороки.

– Женщины?

Он пожимает плечами, и атмосфера внезапно становится неудобной, словно забиваю гвоздь в голову.

– Это всё образ, созданный моим публицистом. Секс продается и всё такое.

– Значит, ты говоришь, что не спишь с разными женщинами каждую ночь? Потому как, насколько я помню, я была одной из них.

Он смотрит на меня через стол с печалью в глазах.

– Не каждую ночь разные женщины. – Его голос мягкий, но немного побеждённый.

– Большинство ночей?

Он пожимает плечами.

– Иногда. Я не считаю это самым весомым.

– Что ты пытаешься доказать?

– Я не всегда "бац и свалил”.

Я поднимаю брови.

– "Бац и свалил”?

– Трахаю и отчаливаю.

Я бросаю вилку на стол с грохотом.

– Эм ... что?

– Ебу и отваливаю.

Я закрываю рот, чтобы скрыть свой смех.

– Я не хочу, чтобы ты так обо мне думала.

Я хочу спросить, почему нет, но у меня такое чувство, что это только приведёт к ответу, который я не должна слышать, - не тогда, когда я скучаю по нему, - потому как наша единственная ночь прошла.