Мейлин не успела горько вздохнуть, как за дверью что-то громко рухнуло, и все резво подскочили, молча переглядываясь. Бард закатил глаза, когда девушка упрямо просигнализировала ему, что именно он, как мужчина и военный, должен открыть дверь и посмотреть, что случилось. Что ж, он взял скалку и тихо стал красться к двери, потом открыл ее и вышел.
- Матерь Божья! – воскликнул он, уронив свое «оружие». Мейлин уже рванула к нему, как из коридора послышался резкий оклик. – Мейлин, оставайся там, пусть Финни принесет мне скатерть, да поживее!
Юноша и девушка переглянулись и стащили со стола белую скатерть, которую садовник унес Барду.
- Вот это да! – выкрикнул юноша из коридора, и горничная не удержалась и выбежала из кухни, мгновенно прирастая к полу ногами. На полу, пытаясь прикрыться и подняться, лежал обнаженный Себастьян. Его волосы растрепались, губы иссохли, а тело было бледным и чуть покрытым потом, руки его дрожали, а ноги совсем не хотели держать. Под красивым телом напрягались и перекатывались мышцы, дразня воображение девушки. Она почувствовала, как сердце подпрыгнуло и понеслось вскачь, как мгновенно вспотели ладошки, а из носа побежала кровь.
- Мейлин, эй! Ты чего уставилась?! Я же сказал, чтобы ты там сидела! – начал ругаться Бард, чуть-чуть розовея от всей этой неловкой ситуации. – Финни, уведи ее и принеси хоть что-нибудь, чтоб одеть его, я перетащу его на кухню, может быть оклемается… Живее!
Финни подскочил, утаскивая горничную туда, где было попрохладнее, а потом пулей понесся в комнату дворецкого, чтобы порться и найти хотя бы ночную рубашку.
Бард, пыхтя и проклиная все на свете за этот сумасшедший день, взвалил на себя тяжелого мужчину и потащил в кухню. Там он скинул его на мешки с мукой и постарался максимально прикрыть идеальное тело. Дворецкий, нахмурившись, расслабился и прикрыл свои кроваво-красные глаза. Его так сильно ломало, болело и ныло все тело, каждый миллиметр кожи горел огнем, но постепенно этот жар угасал и он чувствовал, как по полу струится прохлада, как сквозняк обдает его голые ноги приятным холодком, как шею и плечи перестает жечь. Это было блаженством. Он помнил темноту и муки, что там обитали и разрывали его безобразный облик на части, отрывая кусочки плоти и раскидывая их по всему миру. А потом что-то стало изменяться, кто-то залатал его полностью и тут он очнулся в одной из спален, совершенно обнаженный, с горящим внутренним пожаром, он видел много крови вокруг себя, черной и красной, видел мягкие черные перья, которыми был усыпан весь ковер. Он чувствовал присутствующую чистоту, не смотря на беспорядок в комнате. Тогда он поднялся и побрел, держась за стены, он брел, не зная куда, и в конечном итоге пришел к слугам, к этим людям-бедствиям, которые помогли ему… Мейлин подала горячий чай, Себастьян в принципе не ощущал вкуса еды, однако сейчас он обжегся горячим чаем, услышав робкое: «Осторожно, горячо!», сейчас он чувствовал запах роз и травы, и еще чего-то приятного и знакомого, от Финни, вечный запах сигарет от Барда. Он слышал свое сердце, и теперь мир для него стал чуточку реальнее, совсем чуть-чуть.
Три мерных стука разорвали утреннюю идиллию. Сиэль потер глаза и сел на кровати, потягиваясь, чувствуя, как затекла спина, словно он проспал целую вечность. Еще один день без Себастьяна. Еще один чертов день!
- Входи, – коротко говорит он. И когда в поле его зрения мелькает темная фигура, застывшая в шаге от его постели, он понимает, он осознает все, что было, все, что ему говорил этот несносный Фрайхайт! Юноша боится повернуть голову, боится встретиться с призраком, который всего лишь день назад был самым желанным на свете. Его сердце стучит так громко, что кажется вот-вот вырвется и улетит к черной фигуре, ворвется в него и сольется с темным сердцем бессмертного черного ангела.
- Господин..? – тихий грудной выдох и еле различимые бархатные нотки такого родного голоса, такого приятного, заботливого, иногда раздражительного голоса. Сиэль думал, что потерял его навсегда, что больше не будет никаких язвительных замечаний, никаких пожеланий спокойной ночи или доброго утра, больше никогда не будет нежных слов и вечного вопроса: «Все хорошо, Господин?»… Он думал, что все это кануло в бездну и он действительно никому по-настоящему не нужен. И теперь это чудовище стоит рядом с его кроватью, дышащее и теплое, и смотрит на него, еле сдерживая победную улыбку. Сиэль чувствует, как его начинает мелко трясти, как дрожат его руки, лежащие на теплом одеяле. Уже взрослое лицо, дрогнув, превращается в детское. Большие глаза заволакивает туманом и по чуть впалым щекам струятся слезы. Капают и капают на одеяло, и, кажется, что они никогда не остановятся. Слышится громкое шуршание одежды, мягкие руки в перчатках обнимают дрожащий юношеский стан и укладывают обратно в постель, накрывая их обоих одеялом от всего мира. Сиэль утыкается лбом в теплую шею, вдыхает странный тонкий аромат сирени и закрывает глаза, делая глубокий вдох.
- Ты совсем обнаглел, – говорит он тихо, пытаясь сделать голос ровнее. Себастьян, не отпуская его, старается снять с себя пиджак и штаны, развязать галстук, чтобы было легче дышать. Сиэль тем временем крепко обнимает его, стараясь прижаться и почувствовать весь жар красивого тела, мягкость черных волос, сладость губ и теплоту белозубой улыбки. – Как ты мог меня оставить, хотя бы на пару минут!
- Мне нужен был строчный отпуск, – усмехаясь, Себастьян долго целует юношу за ушком, мягко оставляя дорожку по шее до плеча и возвращаясь обратно. Сиэль рвано дышит и цепляется за его волосы на затылке, гладит сильные плечи и двигающиеся на спине лопатки от постоянного движения тела.
- Я… кажется, я… вынужден буду наказать… тебя, – скомкано говорит Сиэль, чувствуя сильные ладони, что забрались под его ночную рубашку и теперь гладят его тело. Себастьян издает короткий грудной смешок и отстраняется, чувствуя жжение в груди. Он заглядывает в голубые глаза своего молодого любовника и прищуривает свои темные глаза, его лоб касается нежного плеча и он обнимает хрупкий стан с такой силой, что кажется, может хрустнуть каждая косточка в юношеском теле. Граф только удивленно округляет глаза и с усталой теплой улыбкой целует черные волосы дворецкого, что так доверчиво и сильно прижимается к нему.
- Я приму от Вас любое наказание, Сиэль, – приглушенно отзывается мужчина, и они замирают так надолго, каждый думая о своем. Сиэль мягко перебирал волосы дворецкого, размышляя о том, что не может быть все реальностью, что не может быть у него такого счастья. Обнаженные и душевно опустошенные, они пролежали очень долго в объятьях друг друга, изредка даря трепетные поцелуи. Демон долго ощущал себя, свое внутреннее «Я» и внешнее человеческое тело. Было очень странно чувствовать подобное, словно он очеловечился..! Эти нежные касания любимого были для него разрядом тока, маленьким оргазмом, таким откровенным и сильным, что ему еле удавалось сдержать себя эмоционально. И как люди вообще себя сдерживают, все эти чувства, желания и эмоции!? Ему стоит теперь научиться всему этому, но будет не так сложно, ведь его душа по-прежнему остается скверной.
– Жених бросил юную Мэриэтт Блудвуд ради другой женщины. У них не было ни родственников, ни друзей, она держала его в строгости, ревнуя к буквально к каждому столбу. Естественно, молодому Джереми это надоело и он ушел, взяв с собой только несколько вещей, оставив ей большую куклу – марионетку, а рядом какое-то послание… м… кажется, в нем говорилось о том, что ей не нужен любящий человек, ей нужна марионетка, которая будет исполнять каждый шаг! Грубо, но довольно сильно, – Сиэль бросил короткое замечание, коротко взглянув на стоящего рядом мужчину. – Женщина долгое время жила в нищете, занималась грабежом, наркотиками, и в конечном итоге хотела покончить с собой, она подожгла цветочный ларек, который содержал ее бывший муж. Я думал, тогда она и умерла… Помнится, мы закрыли это дело, увидев труп, опознав его. Тогда возникает вопрос, когда она заключила сделку? До смерти или после? И это же не сделка, кажется, это…
