На часах три часа ночи. Книга оказалась интересной и завлекала в просторы вымышленной истории. Мир там казался такой просторный, свежий и девственный, даже демон, который полюбил девушку преобразовался в Ангела. Гробовщик читал быстро и подолгу смеялся над чудными рассуждениями автора о Демонах, Боге, душах и Ангелах. Луна как раз стояла в той части неба, что её железный четкий свет падал на книгу и надобности в свечах не было. Его фрак покоился на стуле, галстук валялся рядом, а рубашка расстегнулась наполовину, брюки слегка помялись. Гробовщик лежал на кровати, а на его животе лежала раскрытая книга, приникая буквами к белоснежной рубашке и мерно вздымающемуся животу. Он дышит или нет?! Уже непонятно, привычка ли, вправду ли он дышит, или только изображает, что дышит? Когтистая рука, а.. нет... уже не когтистая, ложится на грудь и грудь замирает. Тихо, слабо, совсем призрачно и невесомо бьется его сердце. Оно все-таки бьется! пусть и невесомо, не так как у людей, чуть не выпрыгивая из груди, но бьется! Теплая, трогательная улыбка касается губ. Если возможно, что он еще хоть чуть-чуть жив, то возможно, умерев, он уйдет на покой, такой желанный и благословенный. Наверное, он искупил свои грехи долгими трудами не только как Гробовщика, но и Легендарного жнеца. Разве он не отмучился? Готфрид возвращается к книге и дочитывает страницу. В углу пожелтевшего листка с эпической и хорошей концовкой произведения, красуется размашистый почерк Графа. -“Чушь.” – Одно твердое, короткое слово, с крупной точкой, не смеющий оспорить это утверждение. Жнец удивленно вскинул брови, от того, что заметил эту надпись. И не столько его удивила сама надпись и значение слово, сколько то, что Граф Фантомхайв вообще читает такие книги. Эта книга больше похожа на роман для женщин, только более жесткий, чем все прочие, из-за мрачной обстановки и запретных темах. Дверь тихо скрипит и Готфрид отвлекается от созерцания книги и мыслей. В комнату проходит садовник, что с большими зелеными глазами, красивой и трепетной душой, золотыми короткими волосами, а челку сдерживают красные заколки. Он совсем похож на девочку, наивный и прекрасный. Сейчас же он показался Готфриду вымученным, на лице играл румянец, а глаза были впечатаны в пол и он, по всей видимости, отрывать в этот вечер не собирался. На нем, наверное, не было ничего, кроме простыни, в которую закутывался. Глаза блестели, но блеск этот почему-то заставлял сердце сжиматься. Готфрид встал и хотел подойти, отложив книгу в сторону. – Финни...Время позднее, тебе не спит...- Говорил мужчина, коротко вздыхая. Он предполагал, что здесь забыл мальчик. – Господин, я вас люблю! – Жарко выговорил он, перебивая “дворецкого”, и замер в шоке. Он похоже сам не ожидал. Он храбрый, раз набрался сил это высказать, хотя руки его тряслись и лихорадочно сжимали белую ткань. – Какой я тебе господин! – Усмехается седовласый. Он откажет ему во ВСЕМ предложенном и не потому, что не любит и не хочет, а лишь чтобы сохранить его и не сломать, не кормить призрачной надеждой, душа и так его пострадала, и тело... Эти доктора уже поплатились за содеянное.. – Финни... Я не имею права принимать твою любовь. Прислушайся, любовь ли это?! Иди, ночь сегодня длинная... Готфрид не может смотреть этому прекрасному созданию в глаза, ведь все нутро желает теплоты, а её предлагают. Испытание ли это, но он, кто почти не жилец, не имеет права осквернять этого мальчика. Это грех! А грешить он более, не собирается. Мужчина разворачивается, чтобы не видеть никаких слез, которые, по идее, должны появиться. Но мальчишка, совсем осмелев, хватает “дворецкого” за руку, чувствуя прохладу ладони и подходит ближе, скидывая простынь. Она красиво скользит по стройному, вытянутому телу и валится к ногам. От молодого тела исходит жизненная сила, бьющая ключом через край, от него исходит тепло, жар. Сейчас он выше, чем кажется в одежде и макушка его чуть-чуть не достает до плеча. – Тогда...полюбите меня телом.. – Нерешительно и краснея говорит он, заглядывая в темные, зеленые глаза, совсем не такие, как у него самого. Он заглядывает в усталые, извиняющиеся глаза, но никак не в жестокие и отвергающие, это вселяет в трепещущее сердце надежду. – Ой, болван! – Тянет Гробовщик и резко приседая(Финни вздрагивает, думая, что мужчина приступит к делу), хватает с пола ткань, накидывая на плечи обнаженного юноши. – Я не говорю, что отвергаю тебя! Я лишь сказал, что не могу принять любовь, которую ты мне даришь. – Мальчик опускает глаза и руки, закусывая губу от легкой досады и пытается найти, что сказать, но этого не нужно. – Однако, поцелуй на ночь, никто не отменял! Коротко бросив улыбку, Готфрид заключает тело юноши в объятия и осторожно приникает губами к губам Финни. Осторожно, спокойно, нежно и бережно, потому что седовласый уверен, что и тело, и губы мальчика самые девственные во всем мире. Сначала ему не отвечали и это не особо расстраивало Гробовщика, даже вполне ожидаемая им реакция, но только он захотел отстраниться, как Финни вытянул руки вверх и зарылся в поток серебряных волос, срывая стягивающий их шнурок. Это было неожиданно и приятно. Рот мальчика медленно, дрожа, открывается и Готфрид медленно проникает в жаркий рот языком, чувствуя, как тело содрогается в сильной дрожи и как сердце пробивает грудную клетку. Его ли сердце или юноши? Совсем не понять. Финни отвечает, не с таким жаром, но осторожно, лаская пряди волос. Гробовщик тихо рычит и улыбается сквозь поцелуй, когда его больно дергают за волосы. Ах да, мальчик задыхается, наверное! Готфрид твердо отрывается от губ, но медлит выпускать Финни из рук и тот пользуется этим, тяжело дыша; Финни приникает к вздымающейся груди жнеца и тело его заметно тяжелеет. – Пусть я и не смогу с вами быть, но я буду с вами душой и мыслями, хотите вы этого или нет! – Улыбаясь выдает юноша. Гробовщик тихо смеется, чувствуя, что мальчуган вообще сознание теряет. Перестарался маленько, с такими впечатлительными людьми, надо быть осторожнее. Сегодня его кровать занята другим и он благодарит сегодняшнюю Луну за то, что может созерцать лицо того, кто бескорыстно Ему принадлежит.

====== Глава 14. О пробуждении. ======

Тихо скрипнули кольца на гардине и тяжелые шторы распахнулись, впуская тусклые лучи солнца, которые пробивались через плотную пелену небесного покрывала. Да, день не задался, но это было даже лучше. Себастьян еще некоторое время не решается поворачиваться к Господину лицом, не решается взглянуть на него своими пристыженными глазами. Демону все кажется тонким сном, хрупким льдом, по которому он вынужден идти. Странное чувство... Страдать от того, что тебя боятся. Вздор! не больше, не меньше. На кресле, в дальнем углу просторной комнаты сидит Готфрид, улыбаясь задумчивой и счастливой улыбкой, Себастьяну остается лишь гадать, что с ним происходит и в каких думах он летает. Кровавые глаза уловили мимолетный жест бледной руки и пальцы Гробовщика коснулись губ, провели по ним и улыбка на губах стала еще придурошней, чем прежде, а глаза заблестели и зелень в них цвела. Неужели влюбился?! Себастьян тихо вздохнул и у него появилось желание поддеть седовласого по поводу его “влюбленности”, но желание пропало, когда подставка для дротиков разбилась о его спину. Готфрид аж подпрыгнул в кресле и пелена с его глаз медленно рассеялась. Себастьян резко развернулся и удивленно поднял красивые черные брови. Сиэль, весь разгневанный, зло сверкая глазами, в одном из них горела печать, метка демона, его собственная метка; он сидел на большой постели, с растрепанными волосами и руки его тянулись к чему-нибудь поострее и тяжелее. Гробовщик громко засмеялся, стекая со своего кресла и держать одной рукой за живот, а другой вытирая накатившие от такого бурного веселья слезы. Мальчишка явно не желал кого-нибудь видеть, а тут еще седой мужик потешается, не пройдет ему это все! – А ну вон отсюда! Мерзкие существа! Да горите вы в аду все, ну ничтожества! Ну отребье! – Разорялся Граф, кидая уползающему из комнаты Гробовщику подушку в спину. Себастьян подумал, что эта тирада относится и к нему, но только он сделал несколько шагов, как Повелитель Кровати вскочил и умудрился кинуть фарфоровую вазу с водой и белыми розами, которая угодила прямо в плечо, а осколки оцарапали бледную шею мужчины. – А ты куда?! Я к тебе еще вообще не обращался, сволочь! Ну ничтожество! – Продолжал орать Сиэль, и Себастьян встал, как вкопанный, наблюдая истерику. По черным прядям стекала вода, а в волосах запутались сломанные цветы и лепестки, несколько осколков остались в шее и неприятно щипало. Тем временем Сиэль уже осел на кровать и уткнулся лицом в одеяло, крепко сжимая белоснежную ткань и что-то бормоча. – Ну ты идио-о-от! – протянул Сиэль в голосе стояли слезы, но когда дворянин поднял лицо, глаза блестели усталостью и болью. – Так и будешь стоять?... В общем... – Господин! Прошу вашего прощения! – Себастьян низко склонился перед мальчиком, чувствуя силу своего предательства. – Мы можем расторгнуть контракт и я уйду навсегда, не забрав ничего взамен... Звонкая пощечина разорвала тираду. Винные очи уставились в жестокий лед глаз, что смотрели на него сверху. Мальчишка стоял так близко, что мужчина чувствовал запах роз исходивший от Графа. Щека быстро покраснела и на бледной коже появился отпечаток маленькой ладони и пальцев. – Я тебе еще не давал разрешение открыть рот. – Тонкие брови были нахмурены, но потом строгость улетучилась и мальчик продолжил более мягко. – Сбежать хочешь? А как та клятва, что ты со мной будешь до последнего вздоха? М? Тогда, в кабинете. Это было ложью, Себастьян? Граф вспомнил слова Гробовщика, о том, что он чувствует к демону и о том, насколько правдивы бывают демоны. Неужели этот демон, что сейчас преклонил колено, всегда врал? Ха! И что, ему все врут и на фоне вранья этого чернокрылого, люди просто ничтожны и давно уже сгнили в своей лжи. Но отчего так больно в груди, он страшится услышать ответ на все поставленные вопросы, но он Граф Фантомхайв и он обязан быть сильным, а иначе зачем ему жить. Беглый мысленный поток был остановлен, когда теплые руки дворецкого осторожно коснулись его рук, прохладных и влажных из-за волнения. Себастьян нерешительно поднес ладони к губам и начал целовать, целовать жадно, медленно, тягуче желанно и томно, выдыхая горячий воздух и опаляя пальцы, заставляя тело вздрагивать. Горячие влажные губы дарили трепет юному телу и Граф начал злиться и бояться, что это все насмешка и издевка, лишь бы только не отвечать на вопросы. – Себастьян. – Твердо начал Граф, но дрожь в голосе все же нашла лазейку, чтобы показать себя. – Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне... Мне противно... – Однако, лжете вы, Господин! – Улыбается демон и смотрит в лицо мальчику, который слегка краснеет. Ну да, врет. А что он может еще сделать, когда демон позволяет себе вольности. – Прекрати паясничать, скот! – Сиэль вырывает свои руки из рук мужчины и отворачивается, потому что опозорился уже больше некуда. – Лучше одень меня. Нет! Пусть Готфрид оденет, а ты иди и проводи гостя, а потом приготовь лошадь Жнецу, а потом... Эй! – Вы стали стесняться меня, Хозяин. – Себастьян сорвал с юного тела тонкую сорочку и Сиэль предстал обнаженным перед своим дворецким. Лицо покраснело и мальчик поспешил схватить одеяло или что-нибудь, чтобы закрыться. – Нет! И что ты себе позволяешь?! – Поспешил возмутиться юноша. – Это был не вопрос, Господин. Прекратите противиться! – Граф замотался в одеяло, простыню и обложился подушками, забаррикадировав свою “крепость”, чтобы никакой демон-нахал не смог его раздеть. – Ну что за ребячество... – За эту реплику ему прилетела подушка в лоб. – Я твой Хозяин, что ты себе позволяешь вообще!? И более того, я тебе приказал не прикасаться ко мне, ты не понял что ли? – Вам так важно знать ответы на те вопросы? – Я что, говорю на другом языке? – Огрызнулся Сиэль и глаза опять стали холодными и грустными. – Я – Ваш верный слуга. Вы приказали мне никогда не лгать и я не смею ослушаться вашего приказа! – Себастьян приложил руку в белоснежной перчатке к груди и слегка склонил голову на бок. Его длинные черные пряди спадали на красивые винные глаза. – Я не хочу причинять вам боль, не смотря на всю мою сущность, я этого не желаю. Я не желаю вашу душу, без тела и тело, без души. Простите мою наглость и разврат, но я ревную вас ко всем и ревную так, как может ревновать мужчина свою женщину. Другими словами, я желаю вас, Господин. Короткое молчание и громкий крик Сиэля. – А ну вон пошел, похотливая скотина! Да не хочу видеть я твою рожу еще лет сто! Забирай уже душу мою, но проваливай только! А-а-а! – Сиэль покраснел до макушки и пытался спрятать свои глаза и унять дрожь. Себастьян залез на кровать и мальчик забился в истерике, пытаясь выкарабкаться из своей “крепости”, но все попытки были тщетны. Себастьян наконец-то схватил его за руку и притянул к себе, утыкая носом в грудь. Сиэль трепыхался, как пойманная пташка некоторое время, но потом устало и недовольно засопел. Пальцы его ощутили кровь и в груди неприятно кольнуло. Он же кинул в него вазу...Некоторое время они лежали так. От демона пахло кровью и сладким вином, и этот аромат дурманил. Они замерли так. – Дурак! Зачем ты такое говоришь мне? Издеваешься, тварь! – Не старайтесь, Граф! – В голосе демона чувствовалась улыбка и не такая, как обычно, а теплая и счастливая. Мальчик почувствовал, как губы коснулись его макушки и волос. – Я чувствую ваше сердце, и мне этого достаточно. – Ты меня бесишь! Хватит из себя Ангела строить! Адское отребье... – Бубнил Сиэль, но его голова была резко вздернута за подбородок, а губы ощутили вкус вина и язык во рту. Горячий и жадный. Острые, но маленькие клыки демона чуть терзали нежную кожу губ и даже когда Сиэль затрепетал и замычал, Себастьян не прекратил. Мужчина настойчиво требовал ответа и получил его. Черноволосый подмял под себя обнаженное тело юноши и накрыл своим, словно закрывая от всего мира, чтобы тот не созерцал это чистое существо. Да, ревность она такая. И Себастьян, в прочем, гордился этой ревностью и страстью, которую пока не может показать Сиэлю. Однако, сердце чернокрылого ликовало, впервые за много сотен лет, ведь оно чувствовало ответные удары уже родного тела и неизменно желанной души. Однако, в ту же секунду зародился страх, что его природа сыграет злую шутку с ним, но пока ему дают наслаждаться счастьем (и он наслаждается, до последней капли) за которое скоро, очень скоро, придется заплатить кровью и болью. Демон чувствовал, что его черная душа насыщается этим развратом и плодом, к которому тянутся все темные существа. Это то, что демоны называют Пробуждением.