– Мне все еще не верится! Это сон, чудесный сон! Так не бывает в настоящей жизни! Это какая-то сказка – очутиться с тобой на краю света! – быстро, скороговоркой говорила Ольга.

– Это не сказка – это быль! – отвечал он. – Не хотел я тебя брать – сама напросилась! Не пожалеть бы!

– Не пожалею! Ни за что!

– Если ты в этом уверена, то это уже хорошо! Но для полного счастья – ты должна меня слушаться! Потому что это тайга, а не улица! Во всем, всегда и везде – даже если и буду не прав! Хорошо?

Она утвердительно кивнула головой и по-пионерски с улыбкой отчеканила:

– Всегда готова!

Базовая избушка Васьки находилась на большом прилавке круто спускающейся горы, отходившей небольшим отрогом от водораздельной площади, тянущейся с востока на запад и делившей вершинки притоков двух больших рек Восточного Саяна, бравших истоки своих вод из-под безлесых белогорий.

Огромная поляна, длинным языком тянувшаяся по прилавку, создавала благоприятные условия для вертолетной площадки, и, чтобы «восьмерка» садилась без каких-либо проблем, охотнику пришлось спилить всего лишь три кедра, мешавших взлету-посадке, но и эти стволы старых гигантов не остались догнивать на земле, а были пущены в дело. Обширный навес, пристроенный к зимовью, был из кедровых досок – хозяин собирался прочно обосноваться в этих местах.

Бревенчатое зимовье, служившее домом в этом суровом и холодном краю, дающее тепло и уют в долгие осенне-зимние вечера, стояло с западной стороны аэродрома. Рядом протекал ключ. По промысловым меркам, изба была достаточно большой, чтобы дать кров двум людям, и вмещала все необходимое для быта: широкие нары, два стола, длинную жестяную печку-экономку, всевозможные полочки, тянущиеся по всей длине стен, различные приспособления из проволоки и палок для просушки одежды.

Большое окно с двойными стеклами, аккуратно врезанными в проструганную раму, выходило на север, открывая красоту тайги.

Практически все, начиная с пола и кончая столом, было взято рубанком и за долгие годы пользования отшлифовалось, напоминая искусственную полировку.

Домотканый половичок лежал по всей длине пола от порога до нар. Когда-то перемытая и перевернутая посуда занимала свое место на полочке и была нетронутой. А закрытая на загнутый гвоздь дверь говорила о том, что за время отсутствия охотника в жилище никого не было.

У избушки под навесом – просторные сени, хранящие габаритный охотничий инвентарь и оставшуюся с прошлой зимы поленницу кедровых дров.

В десяти метрах от жилья, на трех вековых кедрах громоздился продуктовый лабаз, сохранявший запасы продуктов от мелких хищников и грызунов. Но для более крупного зверя – росомахи или медведя, взять штурмом треугольный шалаш не составляет особого труда. Васька просто надеялся на Бога и на то, что все обойдется благополучно.

Картина была бы неполной, если не упомянуть о небольшой бревенчатой баньке, стоявшей в каких-то пятидесяти метрах ниже, у чистейшего родника, постоянно пульсирующего из недр земли.

Поляну окружала плотная темнохвойная тайга, стеной подступавшая к жилью человека и состоявшая из двух основных видов деревьев – вековых кедров и разлапистых пихт. Стоило сделать пару десятков шагов – и можно без труда раствориться в чаще, не оставив не знающему тайги человеку никаких шансов на какие-либо розыски.

Перешагнув порог избушки, Ольга некоторое время осматривалась и наконец удовлетворенно вздохнула. На вопрос «Как жилище?» ответила просто и беззаботно:

– С милым и в шалаше рай!

Эта фраза еще ни о чем не говорила, так как девушка даже не представляла своей дальнейшей жизни в этом новом, но желанном для нее мире. Пока же она восхищалась Васькой, который уже второй раз менял ход событий, и, как ей казалось, в лучшую сторону.

Солнце ненадолго застыло над зубчатой линией горизонта, даря молчаливой тайге прощальный взгляд. Макушки кудрявых кедров, сплошь усыпанных коричневыми шишками, недвижимо смотрели на падающее светило, отражая на себе алый свет и ежеминутно удлиняя свои тени по всей длине поляны. Вечернюю тишину нарушали лишь преуспевающие кедровки, которые неутомимо шныряли по веткам с прекраснейшим урожаем. Они не переставали ни на минуту долбить плоды своим вороньим клювом, периодически перекликаясь с многотысячной армией собратьев, завоевавших просторы тайги.

Прогретый за день теплый воздух неподвижно стоял на месте, впитав в себя всевозможные запахи, свойственные только этому раннесентябрьскому времени. Тайга пахла высохшей травой, семенами маральего корня, смолой хвойных деревьев, кедровыми шишками, ручейком и дымом от горевшего рядом с избушкой большого костра.

Непередаваемый таежный дух кружил голову. Волновал душу открывавшийся от избушки красивейший вид: далекое безлесое белогорье с находившимися на нем остроклинными вершинами, застывшая в волнении гористая тайга, сплошь заросшая вековыми деревьями. От всего этого Ольге хотелось петь, кричать, прыгать и вообще делать невообразимые вещи.

Она вдыхала дурманящий воздух всей грудью и, закрыв глаза от удовольствия, чему-то улыбалась. Такой прекрасной Васька запомнил ее навсегда.

Она стояла боком к нему на фоне солнца, по-кошачьи изогнув гибкую талию и соблазнительно выдвинув вперед голубиную грудь.

Голова была слегка запрокинута назад, плавные линии спокойного лица отчетливо вырисовывались на фоне чистого неба, едва колыхалось воронье крыло волос, спускавшихся ниже лопаток. Сплетя на затылке пальцы, Ольга покачивалась всем телом взад-вперед и нараспев шептала тихим голосом:

– Как хорошо-о-о!

– Как хороша-а-а! – повторил Васька.

Она искоса посмотрела на него, покачала головой и не сдержала своих эмоций. Набрав воздуха, она пронзительно и звонко закричала:

– Лю-ю-ди!!! Гд-е-е вы-ы-ы?

Не успело заглохнуть эхо, как на соседних горках визгливо, по-кошачьи отозвался марал: он принял ее голос за голос соперника.

– Что это? – испуганно спросила девушка.

– Не что, а кто! – поправил Вася. – Самый красивый и грациозный зверь нашей тайги! Быстроногий и чуткий марал!

– А почему он кричит?

– Вызывает тебя на бой!

– Меня?! Он что, сейчас прибежит сюда драться?! – как можно тише проговорила Оля.

– Не бойся! – успокаивающе ответил он. – Сейчас не прибежит! Да и к тому же я с тобой!

Приблизившись к ней, Васька обнял ее за плечи и, меняя тему, кивнул головой на закипевший чайник:

– Давай будем ужинать! Чайник зовет!

Они расположились у костра. Пробуя ароматный золотистый чай с терпко-кислым вкусом смородины, Оля верила и не верила в происходившее. За какой-то час, преодолев более двухсот километров, она очутилась совершенно в другом мире, мире дикой природы. И с кем? С любимым человеком, которому она верила, как никому и никогда. С тем, кто перевернул ее жизнь до основания, кто протянул надежную руку помощи.

В этот момент она гордилась им и благодарила судьбу за бесценный подарок. Преданно улыбаясь, Оля поглядывала на сидевшего у костра Василия и думала: «Как же мало надо человеку для счастья – просто быть рядом!»

Когда она проснулась, Васьки уже не было, а сквозь бревенчатые стены избушки едва доносилось далекое жужжание работающей пилы. С удовольствием потянувшись на мягких ватных матрасах, разложенных поверх деревянных нар, девушка сладко «мяукнула» и, улыбнувшись счастливой улыбкой, села, опустив ноги на пол. В поисках одежды покрутила головой и сразу увидела рабочее обмундирование, приготовленное Васькой. Белоснежные кроссовки, джинсы и парадно-выходную ветровку, в которых она вчера прилетела, заменили простые поношенные штаны, мужская рубаха и куртка. Прежде эти вещи служили охотнику заменой и теперь пригодились как никогда.

Одеваясь, Ольга посмотрела в квадрат зеркала и едва не расхохоталась: висевшая мешком рубаха была явно не для ее плеч. Пришлось закатать свисавшие рукава и потуже натянуть поясной ремень. Хуже было с сапогами: нога болталась, а голенища доходили до колен. Вздохнув, девушка обулась в кроссовки.