Майа ответил, что это потому что меня никто не учил.

«Ты не представляешь, что бы ты смог, если бы использовал его в полную силу. — Он коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. — Жаль, что мы видимся только в незримом мире, Исильмо.

Меня проняла сладкая дрожь, когда он произнёс моё имя.

«В нём ты совсем не такой, как вживую — я говорю это не потому что ты изменился со времени нашей последней встречи. Я бы с удовольствием рассказал тебе всё и сейчас, однако, если ты ошибёшься, тебе и твоим близким никто не поможет».

«Мне хватает неприятностей», — признался я, откинувшись в «незримом» кресле. Моё сердце колотилось, но я держал себя в руках.

«В этом виноват не ты и тем более не Эленья — или как ты обозвал плод моего труда? Кольцо лишь инструмент. Причина в твоём окружении, его истории и вытекающих из неё предрассудках. Ничего другого ожидать и не следовало. Для них ты — одержимый, припадочный, больной, не достойный доверия. Однако в своих владениях я бы доверил тебе целую провинцию».

«Это великая честь, но у меня есть жена, сын и королева», — ответил я.

Я сумасшедший, но не дурак. Я превосходно понял, чего Майрон хотел от меня. Но…

«Я вовсе не говорю, что ты должен покинуть или предать их. Однако знай, что, если однажды жизнь в Нуменоре станет для тебя невыносимой, ты не должен умирать. Вместо смерти ты всегда можешь выбрать жизнь. И какую жизнь!»

Он схватил меня за руку, и моим глазам открылись его владения — запретный Восток, куда не ступала нога дунадана.

Я хотел вырваться, но не мог: боялся оскорбить Императора. Хотя это всего лишь предлог. Верх коварства — устроить всё так, чтобы мошка сама хотела запутаться в паутине, даже зная, какой её ждёт конец.

Айрэхитхэ и Кирьятан бегают по гостиной и, судя по звукам, швыряются подушками. Одна из них прилетела в мою дверь.

Как бы внуки ни мешали мне, я люблю их и хочу, чтобы они росли в той Нуменорэ, которую знал я, а не Нуменорэ, подчинённой Майрону. Пусть он правит Востоком как заблагорассудится, но то, что принесло счастье его подданным, станет мукой для нас. Чем больше я узнаю о порядках Народа Солнца, тем сильнее ужасаюсь. А узнал я так много, что думаю завести для этого отдельную записную книжку. Иначе этот закончится слишком быстро.

Ни один нуменорец не должен повторить мою ошибку. Я убью себя или продамся Майрону, но не причиню вреда Эленне. Но кто-то может оказаться не таким стойким.

Да и мне скоро станет опасно оставаться на Острове, ибо я более не властен над своим телом. Оно принадлежит другому. Исильмо умирает, как ему и положено. Умирает в молодом теле. На моём пальце кольцо, и рука, которой я пишу, давно подчиняется ему — хотя я думаю, что по-прежнему управляю ей. Его влияние разрастается, как плесень. Оно уже достигло чресл и скоро доберётся до сердца.

Главное — сохранить разум. Сердце может болеть и разрываться на части, но его зову можно сопротивляться усилием воли. Если же я потеряю разум, всё пропало.

========== 1698 В.Э. О войне и воплощённом совершенстве ==========

Эти страницы вместили в себя многое. В них моя душа, моё спасение. Я ищу в них выход из лабиринта своих чувств и путь в Благословенный край. Через них я говорю с миром.

Келебримбор мёртв.

Я потерял ещё одного друга и пишу, чтобы справиться с потрясением и скорбью. Я надеюсь переложить бремя на пергамент, но мне удалось только воспроизвести его. Боль не уходит. Однако писать легче, чем не писать.

Сильнее Врага я ненавижу только самого себя.

Я не должен оправдываться. Аннатар — блестящий лжец, даже великие квэнди падали жертвами его чар, но в моей власти было не поддаться им.

Раньше я думал, что без труда избавлюсь от кольца и прерву связь с Сауроном, если почувствую опасность. Думал, что путь назад будет открыт всегда. Но теперь последствия необратимы. Келебримбор мёртв, зверски убит, и его не возвратить к жизни. Даже если он выйдет из Чертогов, память о пережитом будет преследовать его до конца дней.

Я угодил в ловушку собственного разума. Гвайт-и-Мирдайн виноваты не в меньшей степени, и всё равно меня мучает вина.

Как я мог помочь им? Даже если бы я выбросил Эленья в море, это бы их не спасло. Зная часть дум Врага, я мог бы настойчивее просить Тэльпериэн выслать подкрепление, однако она колебалась не напрасно. Это первая военная высадка нуменорцев в Средиземье. Мы древняя, но юная держава и обладаем огромными войсками, ни разу не бившимися в настоящем сражении. Ни один мудрый правитель не станет охотно жертвовать детьми своего народа в чужой войне.

Но эта война не чужая. Если я что-то понял о природе Саурона, так это то, что он не делит мир на «своих» и «чужих». Для него существуют только те, кто подчинён ему, те, кто будет подчинён ему, и те, кого он истребит.

Я поднимаю голову и вижу своё отражение в почерневшем зеркале. Чуть больше седых волос — уже почти половина. Выраженных морщин нет.

Рассуждая о войне, я снова чувствую себя собой. Меня даже почти не тянет к Эленья.

Нуменору нужна война. Его даровали как тихую гавань, место отдыха после бойни Первой эпохи. Но Валар забыли, насколько глубоко проникло в нас Искажение. Люди не могут без войны — это страшная правда, которую осознала ещё прапрабабка Эрендис.

Ещё при отце в каждом крупном университете имелась горстка школяров, оспаривавших запрет Валар и кричавших о том, что людям лучше не иметь дело с эльфами. Тогда их даже не считали нужным обсуждать — чудаки всегда были и будут. Однако недавно князь Аэндир ан-Орростар доложил, что к так называемым «Людям Анадунэ» примкнул его вассал, лорд провинции Аминдар. Он отказывается приходить на приемы, куда приглашены эльфы, и нарочно изъясняется только на адунаике. Аэндир спрашивал у нас с сестрой совета. Тэльпериэн выписала бунтарю выговор, и скоро он и его дети предстанут перед ней с объяснениями.

«Людей Анадунэ» по-прежнему не воспринимают всерьёз, однако их стало намного больше, чем в дни моей юности. Это тревожит меня.

Возможно, причина в затаённой жажде борьбы. Война поможет её утолить. Лучше обрушить гнев на Врага, чем друг на друга; если нуменорец поднимет меч на нуменорца, нам конец. Поэтому для вторжение Саурона — благо для Эленны.

Для Эленны, но не для каждого её жителя. Среди тех, кто падёт или попадёт в плен, окажутся знатные повесы, получившие ранг, потому что так делали их отцы; отребье, которое служба спасла от нищеты; мальчишки, мечтающие о славе.

Один из этих мальчишек (плевать, что у него самого двое детей, для меня он всегда мальчишка) — Элерайнэ.

Я не имею права посылать на смерть чужих сыновей и удерживать своего в безопасности. Но моё дитя всё же отличается от остальных. Сестрица уже немолода, а он единственный взрослый наследник престола. Если его не станет, осиротеют не только Кирьятан и Айрэхитхэ, но и всё королевство.

Эта война нужна мне так же, как Нуменору. Она решит мою участь и, возможно, спасёт меня. Или убьёт, что, в прочем-то, одно и то же.

Тэльпериэн вверила мне командование войсками. Флот поведёт Линдамо.

Мой дорогой Линдамо! Мы знали друг о друге столько, сколько себя помним, но сблизились уже в зрелом возрасте: мне потребовалось время, чтобы дорасти до него. Он тоже выглядит младше своих лет, но его юность — естественная и здоровая. Все князья Андуниэ отличались долголетием. Возможно, по Замыслу именно им, а не нам, должен принадлежать Скипетр; ведь Сильмариэн родилась старшей из детей Тар-Элендила.

Тэльпериэн, бесспорно, достойнейшая наследница Эльроса, но мне с самого начала следовало уступить своё место Линдамо.

В тридцать два года стал капитаном. К семидесяти пяти нанёс на карту восточное побережье Эндорэ и первый заговорил с народом Руна. Основал колонию на островах Белого Облака. Сейчас — владетельный князь, любимый подданными и пользующийся доверием королевы.

Он мой близкий друг, умён, статен, весел и благороден. Только милостью Илуватара я до сих пор не влюбился в него.