Отвечала Юля неровно, то давая верные ответы, то путаясь в правилах и определениях и мимикой взывая к одноклассникам за подсказкой. Петя по старой привычке готов был ей помочь, но, во-первых, он сам не очень хорошо знал определения, а во-вторых, не мог решить, является ли подсказка в данном случае допустимой или смахивает на предательство по отношению к Галине Дмитриевне. В итоге минут через десять Юля получила вымученную «четвёрку», и урок перешёл в стадию изучения нового материала.

Петя практически не воспринимал, что рассказывала Галина Дмитриевна, зато всё его внимание было поглощено тем, как она это делала. Рука учительницы мягко перемещалась по видавшей виды доске, нанося восхитительные ряды строчек с какими-то подчёркиваниями одной, двумя и даже волнистой линиями. Галина Дмитриевна то поворачивалась к классу, внимательно изучая строгими серыми глазами лица своих учеников, то снова брала в руки мел или указку и устремляла взгляд на доску. И в этом момент можно было видеть чарующую перламутровую заколку, надёжно удерживающую зачёсанные сзади слева направо длинные волосы.

Прозвеневший звонок оборвал Петино блаженство. Впереди был последний урок – химия. Как ни странно, он прошёл для Проскурякова удивительно спокойно. Петя сообразил, что теперь он сможет любоваться Галиной Дмитриевной каждый школьный день, а значит, жизнь прекрасна и удивительна! Можно было погрузиться в мир химических реакций и с интересом понаблюдать, как в пробирке или чашечке резко меняется цвет либо что-то начинает бурлить и кипеть. Время за этим занятием пролетело незаметно, прозвенел звонок, и Петя начал лихорадочно перебирать варианты, как бы узнать, где живёт Галина Дмитриевна, а ещё лучше и пойти вместе с ней.

Поначалу повезло. У Галины Дмитриевны в субботу тоже оказалось четыре урока. Петя убедился в этом, сумев быстренько сбегать на второй этаж и изучить расписание всех классов. Значит, оставалось найти повод. Ничего утешительного в голову не приходило, и Петя просто стоял около школьного крыльца и ковырял носком кроссовки землю у краешка клумбы.

Наконец из дверей школы появилась фигурка Галины Дмитриевны. Она направилась к калитке школьного двора. Петя сумел оказаться возле калитки раньше и, стараясь придать своему лицу состояние невозмутимости, сделал первые шаги в сторону Боровского шоссе.

– Проскуряков, – раздался сзади голос учительницы, – а ты почему домой не идёшь?

От неожиданной постановки вопроса Петя выдал первое пришедшее на ум объяснение, показавшееся ему довольно правдоподобным:

– А у меня сегодня ещё занятие шахматного кружка.

– Где? В Доме пионеров? У Михаила Аркадьевича занимаешься? – не унималась Галина Дмитриевна.

«Откуда она всё это знает?» – Петя выглядел ошарашенным. Правдой было то, что он действительно ходил в кружок, который вёл в городском Доме пионеров местный энтузиаст шахмат и к тому же кандидат в мастера спорта Михаил Аркадьевич Аракелов. И самым главным было то, что Дом пионеров располагался по другую сторону Боровского шоссе.

– Да, у Михаила Аркадьевича.

– А что же ты будешь всё это время делать? Кружок, если я не ошибаюсь, в пять вечера.

Слова Галины Дмитриевны были просто нокаутирующими. «И откуда она знает даже расписание?» – Петя терялся в догадках.

Разумного объяснения, где он проведёт несколько часов, остающихся до вечера, у Проскурякова не было. И он еле-еле промямлил:

– Да, наверное, я сейчас домой пойду. До свидания!

Весь план Пети рухнул оглушительно и бесповоротно. От этого на душе стало совсем грустно. А тут ещё дома он попал в разгар генеральной уборки, затеянной по инициативе мамы. Пришлось помогать отцу чистить на улице ковёр. И здесь уже Петя отвёл душу. Бедный ковёр испытал, каждый раз вздрагивая, такое количество нанесённых мальчиком от души ударов плёткой, что, наверное, на всю свою оставшуюся жизнь стал опасаться любой севшей на него пылинки.

От выбивания ковра у Пети поползло вверх настроение. К тому же бодро идущий процесс генеральной уборки позволил избежать вопросов родителей о том, что нового в школе. Сегодня вести разговоры на эту тему было ох как некстати.

Пообедав и сделав на радостях домашнее задание по любимой физике, Петя отправился в Дом пионеров. В кружок он ходил уже второй год, особыми успехами не блистал, но норму четвёртого разряда выполнил в первом же зачётном турнире. Сейчас Михаил Аркадьевич вёл подготовку к организации нового турнира, в случае успешного выступления в котором можно было рассчитывать и на третий разряд. Квалификационные требования были таковы, что в турнире должны участвовать несколько третьеразрядников. Такие в кружке были, но в основном девятиклассники и даже десятиклассники, занимавшиеся у Михаила Аркадьевича несколько лет и сейчас приходившие изредка. В десятом классе времени на шахматы не остаётся, надо уже об институте подумывать, и не просто подумывать, а всерьёз готовиться ко вступительным.

Был, правда, ещё один третьеразрядник. Совсем мелкий, пятиклассник. Вундеркинд, как его про себя именовал Петя. Он появился в кружке примерно в одно время с Проскуряковым, но сумел уже выполнить норму третьего разряда. Мальчик этот был спокойный, сосредоточенный. В миру Вундеркинда именовали Павликом Воробьёвым. Петя с ним особенно и не общался – слишком маленький, всего пятый класс. Для семиклассника просто несолидно иметь с таким дело.

Но главное было в другом. Петя трижды до этого играл с Павликом и все три раза проиграл, причём один раз даже белыми фигурами. Было невыносимо обидно: какой-то пятиклассник невозмутимо и методично раз за разом заставлял Проскурякова признавать поражение. И побеждал Павлик заслуженно, без мухлежа, – он просто играл сильнее.

И вот сегодня, неожиданно для Пети, Михаил Аркадьевич предложил ему снова сыграть с Воробьёвым.

– Ребята, квалификационный турнир организуем в ноябре – декабре, – оповестил руководитель кружка. – А посему тем, у кого четвёртый разряд, надо начинать серьёзно готовиться. Буду стараться на каждом занятии каждому найти партнёра среди третьеразрядников.

Далее Михаил Аркадьевич начал составлять пары, одной из которых назвал «Проскуряков – Воробьёв».

Оба мальчика не выразили бурной радости по этому поводу. Петя больше всего боялся проиграть пятикласснику в очередной, уже четвёртый раз в жизни. Вот сыграть бы с десятиклассником, тут и поражение потерпеть совсем не обидно! Проскуряков посмотрел на лицо своего соперника, деловито усаживающегося за стол с расставленными на доске фигурами, и уловил какую-то струнку холодной неприязни к себе. А может быть, это только так показалось. Павлик был, как обычно, молчалив, сосредоточен и внешне совершенно корректен. Он обернулся к стоявшему неподалеку Михаилу Аркадьевичу и ровным, без каких-либо интонаций голосом спросил:

– А кто играет белыми?

– Проскуряков, – ответил тренер. – Ребята, ещё раз повторяю, я ведь это уже говорил. Когда я называю пару, то первым называю того, кто играет белыми. Всем это понятно? Прошу запомнить на будущее.

Игра началась. Петя решил разыграть испанскую партию. И не просто испанскую партию, а свой любимый разменный вариант.

Все шахматисты, по его твёрдому убеждению, делились на две большие категории. Одни любят рисковать, обострять игру, идти вперёд, даже жертвовать пешками, а порой фигурами для того, чтобы захватить инициативу и провести атаку. Вторые, напротив, уделяли первостепенное внимание обороне, предпочитая журавлю победы в небе надёжную синицу-ничью в руках. Себя Петя безоговорочно относил ко второй категории. Чем плоха ничья? Ну, не добился победы и ладно. Главное – не проиграл! Оборону же легче вести, когда на доске поменьше фигур, особенно обладающих большими возможностями. Чего только ферзь стоит: мало того что по горизонтали и вертикали ходить может, так ещё и по диагонали ему разрешается двигаться. Крайне опасная фигура, особенно в руках таких сильных игроков, как Павлик.

Разменный вариант испанской партии не случайно носил такое название. Он позволял уже в самом начале разменять ферзей и ещё кое-что. На доске стало посвободней и попроще. «Меньше народа – больше кислорода», – облегчённо вздохнул Петя.