Мы же видели огромную ответственность за взятые обязательства и с первых дней действия этого заказа следили за исполнением.

Не обошлось и без непонимания. Ревизоры из ЦК ВЛКСМ раздули факт выплаты 500 рублей (в то время – месячная зарплата руководителя области). И хотя это были так называемые привлеченные средства, заработанные молодежью области на общественных работах, ревизоры были непреклонны:

– Вы не имели права транжирить комсомольские средства на выплату какому-то писателю. И за что? За взятый с потолка роман? А где он? Ни вы его не читали, ни нам не можете показать. Значит, можно записать в акте, что вы без всяких оснований раздаете комсомольские средства.

Пришлось звонить Е.И. Пушкину – мудрому главному финансисту комсомола. Мои разъяснения он принял, тем более что руководство ВЛКСМ уже было информировано о нашем «проступке» и сочло, что комитеты комсомола не только могут, но и должны проявлять такую инициативу, тем более что уже готовились документы о премиях Ленинского комсомола.

В то время, а затем, так получилось, на всю жизнь эти взаимные обязательства сблизили нас. Гарий избирался делегатом съездов комсомола, в обком ВЛКСМ, в состав Центральной ревизионной комиссии ВЛКСМ, выдвигался кандидатом в депутаты России; с ним и его творчеством знакомились молодые люди в разных городах и районах области, он посетил много стран – и отовсюду уносил «тихую музыку победы» справедливости, добра, уважения. Его последние творения – «Бригадир», «Дух черемши», «Красная машина», заново осмысливая пережитое, зовут новые поколения к труду и вере, нравственному возрождению. Писатель-философ Г.Л. Немченко очень много сделал как мастер слова для сближения народов нашей страны. Его любили и любят читать и в Сибири, и в Поволжье, на Дальнем Востоке и в Северном Кавказе. Книги Г. Немченко отличают самобытное пытливое видение реальной жизни, емкое, образное слово, точный, хороший русский язык. И еще одно взаимное обязательство сохраняем мы всю жизнь – нашу веру и преданность Земле Кузнецкой.

– Ну а как же социальный заказ? – спросит читатель. В прошедшие бурные непредсказуемые годы не было возможности так же торжественно и гласно подвести итоги.

И ныне во весь голос могу подтвердить: «Писатель Гарий Немченко выполнил социальный заказ молодого поколения нашего времени!»

Разве могли мы в те далекие 60-е годы даже предположить, во что выльются наши взаимные обязательства, каким талантливым мастером-самородком вознаградит Россия истосковавшийся по правде и справедливости свой Великий Народ.

Райком комсомола, первым секретарем которого меня избрали, размещался в одном из бревенчатых бараков, построенных наспех в годы войны вокруг шахт. Каждая угадывалась по дымящим пирамидам терриконов; возле них сновали составы думпкаров, груженных углем; вдали полыхало зарево Кузнецкого металлургического комбината… – все говорило о напряженном ритме трудового района.

С тревожными чувствами я шел и смотрел на эти привычные картины.

Позади осталась ставшая родной шахта; разрез, вгры-зающий мощью экскаваторов, бульдозеров, буровых машин богатейшие недра сибирской земли; товарищи-шахтеры с запомнившимися мужественными лицами, потемневшими от впитавшейся угольной пыли, обожженные морозами и колючими вьюгами…

Вчерашние тревоги отступали, уже не возникало укоров совести от свершившегося резкого поворота жизненной стези, выстраивалась последовательность поступков в кругу новых забот.

«Теперь это громадье индустриального района станет ими. Я должен пройти испытание их!» – так, оглядывая сжатый остатками былого таежного раздолья строй новых домов, беспокойную речушку Абу и размышляя, я подходил к месту, с которого будет стартовать (так сложилось потом) мое общественное призвание.

В райкоме меня встретил его боевой коллектив. Познакомились: Галя Федорова – второй секретарь, в прошлом преподаватель в школе; Анатолий Кислых – завор-готделом, горный техник; Галя Буторина – завшкольным отделом, будущий педагог; Нина Тайлашева – завсектором учета, окончила торговый техникум.

В глазах новых товарищей я читал немой вопрос: «Что сможет этот московский пришелец?»

Вскоре убедился: это были увлеченные, искренние и бескорыстные люди. Каждый жил интересами молодежи, не считаясь со временем, был готов поддержать и помочь другому.

В работе, в метаниях по району проходили дни и недели. Получилось несколько раз всем вместе выйти на лыжах в окружающие район приплюснутые горы. Не обремененные семьями, мои товарищи часто на рабочем месте в райкоме помогали нам с супругой убаюкать раскричавшуюся дочурку.

Райком комсомола служил местом, к которому притягивало молодежь. Кроме забегавших по делу активистов приходили и те, кто должен был в нем побывать, исходя из требований устава: встать на учет или сняться с комсомольского учета; потоком шли принимаемые в комсомол.

Глядя на этих молодых людей, я вспоминал свой первый опыт общения с райкомом комсомола – проносилась тревожно давняя обида отвергнутого из общего строя.

Не допустить появления обиженных на райком, заинтересовать делом, поддержать инициативных – это стало нашим повседневным правилом.

Все согласились, что установим дежурство в райкоме членов бюро, которые будут встречаться и беседовать с посетителями.

Многое давали нам эти беседы. Мне запомнился такой случай из многих своей необычностью. Как-то во время дежурства я обратил внимание на молодого человека в армейской форме. Разговорились. Оказывается, А. Старцев – так звали парня – после службы в армии пришел становиться на комсомольский учет. Он был в очках, и дернуло меня спросить:

– А что в армии, и с очками служат?

По-иному поняв мой вопрос, он возмутился:

– Я не сачковал, честно прослужил весь срок! Вот мои награды…

Пришлось извиниться за неправильно понятый вопрос.

А парень-то стал нашим активистом. В строительно-монтажном управлении ему поручили комсомольско-молодежную бригаду на строительстве шахты; поступил в Сибирский металлургический институт и там возглавил студенческий строительный отряд. В этих его заботах через несколько лет мы с ним встретились на ударной комсомольской стройке Томь-Усинской ГРЭС. Вспомнили о прошлом, о «злополучных очках» и нашем разговоре, связавшем его с комсомолом.

А прием в комсомол!

Ведь при огромном количестве желающих вступить можно было и впрямь описать этот акт бытующим у молодежи понятием «записать в комсомол!». На заседании бюро приходило одновременно несколько десятков человек, из школ часто целыми классами. В этот день на скамейках возле райкома, в коридоре можно было увидеть этих ребят, как перед экзаменом, зубривших Устав ВЛКСМ, награды комсомола, вспоминающих имена руководителей коммунистических партий и т. п. – обо всем этом могли спросить. Стереотип этих вопросов выработался годами. Как правило, вступающие бойко отвечали, кого-то, стушевавшегося, дружески поддерживали, выяснялось: он хорошо учился, активно участвовал в жизни школы, и домашние заботы лежали на нем.

Однажды после затянувшегося приема решили, что надо уходить от формализма, находить слова, которые бы запомнились каждому.

Поняли эти размышления всяк по-своему.

В состав бюро входил А. Воробьев, преподававший в школе историю, – дельный активист, но имел недостаток – часто напоказ демонстрировал свою ученость. В связи с разговором на бюро он специально подготовил заковыристые вопросы.

В те дни советская пресса много писала о вероломстве «друзей» из США. Президентом Дуайтом Эйзенхауэром была принята доктрина, согласно которой любая страна могла запросить экономическую или военную помощь США, если она подвергнется агрессии со стороны другого государства. Доктрина имела явно антисоветскую направленность.

И это после совместной Победы над фашизмом в 1945 году!

Советские люди недоумевали, выражали протесты. (Как видим, и сейчас это двуличие заокеанских «друзей» зашкаливает!)