– Если ты думаешь, что лесть тебе поможет, Драко Малфой, – Блейз на секунду затихла, – то, дементор тебя поцелуй, ты прав, – снова молчание. – Прогресс есть?
– И явный. Удалось уже высветлить на шесть тонов, – тихо сказал Драко, но тут же тряхнул головой. – Я доработал формулу заклинания, и если получится воздействовать на более глубокий слой ткани и магические сети, то…
– Все, все, фанатик, заканчивай, – Забини рассмеялась глубоким грудным смехом. – Ты будешь мне должен, понял?
– Все, что угодно, – театральным голосом согласился Драко и, как Гарри уловил краем глаза, даже приложил руку к сердцу.
И, видимо, тем самым Драко подписал себе приговор.
– Мне бы рецепт тех вульгарно шоколадных кексов твоей матушки, – мечтательно протянула Блейз, что вызвало у Драко лишь волну тихого смеха. – Побаловала бы себя перед вечеринкой.
– Забини, много будешь есть матушкиных кексов, не влезешь в вечернее платье, – сквозь смех проговорил Драко. – Кстати о платье. Какого цвета купила на этот раз?
В кабинете вот уже в который раз воцарилось молчание, а спустя полминуты раздалось звонкое «Блять, платье!», и камин знакомо полыхнул красным, сигнализируя о конце разговора. Драко на это лишь фыркнул и лег на спину, вытягивая ноги поближе к огню. Повернув голову в сторону стены портретов, он улыбнулся как-то тепло, совсем по-домашнему.
– Ну, вот мы снова одни, Поттер, – тихо, почти интимным шепотом сказал он, посылая по спине Гарри табун мурашек. – Будем работать дальше? – нарисованный Поттер мазнул по Драко меланхоличным взглядом и, встав из-за стола, обошел его по кругу, присаживаясь на самый край. – Вот и я так думаю.
Драко грациозно поднялся на ноги и прошел к креслу, вытащил из шкафа небольшой сундучок, содержимое которого начал раскладывать на столе. Гарри со своей картины не видел, что именно он держал в руках, но по общему виду куски напоминали… кожу?
В конце концов, закончив с сундуком, Драко приманил кресло и уже знакомый Гарри поднос с инструментами. Устроившись поудобнее и надев маску, он поднял пустой фиал и кончиком палочки потянул из виска ниточку мысли.
– Тридцатое мая, триста пятьдесят третий день эксперимента, – проговорил Драко, не сводя глаз с портрета Гарри. – Пробую воздействовать на меланоциты, усилив частоту разрядов магии до семнадцати в секунду. Есть вероятность задеть клетки Меркеля и, соответственно, нервные окончания, потому использую насадку номер семь дробь одиннадцать для более тонкого и направленного луча, – свободной рукой он нацепил на глаза странную маску, которая мгновенно выстроила целый ряд крохотных линз. Устройство чем-то напомнило Гарри Омнинокль. – Радиус магического действия - семь микрометров, периодичность разрядов - секунда через три, и да поможет нам Мерлин, – зеленоватая магическая ленточка легла на дно фиала, но Драко все не сводил взгляд с портрета.
Гарри был впечатлен. Не то чтобы он хоть слово понял из всего сказанного, но звучало действительно впечатляюще.
– Ну что, Поттер, давай, приноси мне удачу, – тихо сказал Драко, склонился над куском чьей-то (Гарри предпочитал не думать, чьей именно) кожи и больше взгляда не поднимал.
Гарри долго любовался внимательными и редко мигающими глазами, сильными тонкими пальцами, лишенными тремора, напряженными плечами и плотно сжатыми челюстями, что было видно даже под медицинской маской, а потом тихо поднялся и отправился домой. Ему казалось чем-то неправильным вот так беззастенчиво следить за чужим экспериментом и, не исключено, что каким-то открытием.
Да и Гарри, пожалуй, впервые в жизни не думал, что Малфой задумал что-то плохое, несмотря на странные приспособления и куски чьей-то плоти на его рабочем столе.
========== Секрет Вторника ==========
Разумеется, на следующий день Гарри вернулся.
И в понедельник тоже.
Подскочить с утра, проглотить остывший кофе и полететь по сетям портретов стало для него чем-то вроде привычки куда быстрее, чем за три недели, как то обещали магловские психологи.
У Драко было… хорошо. Спокойно. Он был прав - клиентов практически не было, а если кто-то к нему и наведывался, то так плохо говорил по-английски, что сомнений не оставалось: клиенты из прошлого.
Уютно было даже несмотря на то, что они не разговаривали. Разумеется, не разговаривали, - портрет Гарри Поттера не должен говорить, а Драко все время, что Гарри сидел, опираясь о нарисованную стену, продолжал возиться с бесчисленными кусками кожи. Первое время испорченные образцы летали в мусорное ведро с завидным постоянством, но чем больше фиалов с мыслями становилось на полке за его спиной, тем дольше оставался на столе очередной кусок.
Иногда, когда у Драко затекала шея или немели руки, он откладывал палочку и делал легкую разминку, задумчиво долго смотря на гаррин портрет. Говорил он мало: иногда ругался (на самого себя и совсем уж редко - в спину клиентам, портящим его антиквариат), иногда - чаще во время ланча - зачитывал вслух особенно абсурдные статьи «Пророка» или «Придиры», щедро удобряя их своими комментариями и восклицаниями по типу «Нет, Поттер, ты только послушай!..», отчего у Гарри сладко сосало под ложечкой.
Все это напоминало уютные вечера в кругу семьи, когда оба супруга, хоть и заняты своими делами, но не могут отдалиться друг от друга даже на минуту. Эта иллюзия счастья, иллюзия «жизни вместе с Драко Малфоем» согревала Гарри долгие дневные часы, чтобы перед сном ударить его ледяным молотом в грудь: ты все придумал, это не по-настоящему, ему плевать на тебя, ты, жалкий извращенец.
Утро вторника встретило его теми же мыслями. Мрачно посмотрев на себя в зеркало и отрицая явную необходимость бриться, Гарри отказался от завтрака и нырнул в ставший родным портрет. Легкая качка, фонтан цветов и оттенков перед глазами, и вот он встал возле привычного нарисованного стола…
…и потонул в водовороте шума.
Камин сбоку раздирало треском недовольного пламени, над столом парили по меньшей мере два десятка вопиллеров, а в окна, на этот раз не задернутые, ломилась целая стая из сов и филинов. И посреди всей этой вакханалии - а, точнее, своего кабинета, - стоял сам Драко. Он, запустив обе ладони в волосы, оглядывался вокруг с такими круглыми глазами, что в Гринготсе их приняли бы за сикли.
Судя по бившему в окна свету, на этот раз Гарри «втянулся» в портрет очень быстро и потому имел счастье наблюдать за утром Драко. По легкому тремору в длинных пальцах, такой ажиотаж вокруг его персоны случился впервые, и Гарри даже стало его жаль. По всему выходило, что быть «Драко Малфоем, знаменитым магопластическим хирургом» - крайне утомительно.
Драко же наконец взял себя в руки. После рычащего, злобного Акцио к нему в руки легла палочка, и он начал безжалостно расправляться с источниками шума.
Камин был первым. Короткое заклинание, и треск поленьев стих, оставляя после себя беззвучно полыхающее пламя. Легкий взмах палочки, и окно отворилось, пуская ошалевших от ожидания птиц в кабинет. На пол и стол посыпались стопки писем, новая порция вопиллеров и даже какие-то посылки, но Драко, не глядя, отправил их в самый темный угол кабинета.
Вопиллерами пришлось заняться плотнее.
– Только появись здесь, Забини, - рычал он, после каждого слова уничтожая порхающие конверты невербальным Инсендио. – Не посмотрю, кто ты сейчас, и врежу, как в школе, – последний вопиллер тихо пискнул и полыхнул зеленым, растворяясь в воздухе.
Драко тяжело вздохнул и, массируя виски, сел на край стола. Из тихого шепота под нос Гарри смог разобрать «И ведь даже Фиделиус не наложишь, авроры будут заявляться каждый Мордеров день» и тихонько фыркнул себе под нос.
На самом деле, за послевоенные годы авроры отловили всех до единого Пожирателей Смерти. Дела помилованных Малфоев были давно закрыты и отправлены в архив. В настоящие дни им не угрожала никакая предвзятость со стороны служителей закона, лишь сами жители магического мира могли таить злобу на их прошлое, а потому Фиделиус Драко на его личной собственности никого бы не удивил.
