— Знаешь, Эдмунд, меня несколько настораживает твоя замкнутость и недоступность, причём с самого начала нашего знакомства. Нет, я не сомневаюсь в твоей надежности, но, мне кажется, тебе стоит уделять внимание не только осколкам и связанным с ними историческим фактам. Возможно, в общении с окружающими ты сможешь вынести даже немного больше, чем при прочтении этих непонятных заумных многотомников.

— Да, может быть, — уже с недовольством откликнулся Эдмунд, снова ощутив досадную неловкость. И теперь она была более раздражающей, чем обычно: он очень не любил, когда кто-то вторгался в его личное пространство или даже просто отмечал его чрезмерную закрытость. Но возразить Алексу, буравившему его испытующим, немного критическим взглядом, он не решался. Ему казалось, будто Найтон и без того читает его мысли, каждую мимолётную идею, посещающую тяжёлую от лишней информации голову.

— Не нужно такой неуверенности, это действительно работает. А вот собственные молчаливые догадки, основанные лишь на читательском опыте, могут здорово подвести, как я недавно убедился сам, — на лице Алекса снова появилась снисходительная усмешка.

— Не всегда, — в замешательстве попытался поспорить Эдмунд, понимая, однако, бессмысленность такого ответа.

— Несомненно, — согласился Алекс. — Я и не утверждаю, что стоит отказаться от книг, но все же рекомендовал бы уделять чуть больше внимания окружающим, а не сразу придумывать им какие-то несуществующие дела. Ведь, может, этих дел совсем нет, и они бы согласились побеседовать с тобой даже не только на тему осколков. Хотя у меня создаётся впечатление, будто что-то другое тебя и не интересует. Но это не так, как я надеюсь?

— А может, это так. Не у всех же широкие взгляды, — снова попытался парировать Эдмунд, но сам же про себя усмехнулся от нелепости собственных слов.

— Тогда я совсем разочаруюсь в Ворнетте, доверившему столь ответственное задание такому недальновидному человеку.

— Тогда, может, просто посчитаем, что я недальновидный, и займёмся своими делами? — не выдержал Эдмунд, которому совсем не нравился этот неловкий разговор.

— Ну, хоть что-то. — Алекс иронично усмехнулся. — Но, к сожалению, я не люблю предвзятость. Так что, видимо, встретимся завтра.

Он ловко встал со стула и уже хотел было направиться к выходу, но неожиданно Эдмунд его остановил, озарённый внезапной идеей:

— Постой. Твой отец ведь был первым искателем Ворнетта?

— Да, полагаю, ты более, чем прав. — Найтон снова развернулся и остановил на нем свой любопытствующий взгляд, наблюдая за каждым его жестом, каждым движением, словно читая его изнутри.

— И ты тоже можешь что-то знать об осколках? Больше, чем я? — озвучил свои мысли вслух Саннорт, настороженно прищурившись.

— Несомненно. — Собеседник загадочно улыбнулся.

— Отец тебе много рассказывал об осколках?

— Не так много, как хотелось бы, но достаточно. Хотя комнату со своими записями он до сих пор держит закрытой даже от меня. Но мы можем попробовать поговорить с ним. В очередной раз. Теперь уже вместе.

— Я не думаю, что он мне что-то расскажет. Он немногословен, кажется, — неуверенно заметил Эдмунд.

— Да, ты прав, в этом деле он действительно весьма немногословен с теми, кого плохо знает наша семья. И я тоже. Но если ты расскажешь мне чуть больше, чем самокритичное предположение о собственной недальновидности, а желательно гораздо больше, мы можем рискнуть.

— Но Ворнетт знает обо мне не больше. Ну, может, чуть-чуть больше. Но почему-то он мне доверяет, — попытался отвертеться Эдмунд.

Лицо собеседника снова приняло какое-то снисходительное выражение.

— Мой отец и Ворнетт — с определённых пор, можно сказать, соперники, два мастера магии, жёстко критикующие друг друга. Я тоже особо не жалую его труды и отчасти поддерживаю отца, но меня очень вдохновляет сама задумка объединённого отряда, противостоящего Маунверту, и решимость Ворнетта взять на себя столь ответственное лидерство в такие времена. Однако это не значит, что мне нравится идея раскрывать все известные тайны осколков почти незнакомому магу. Заметь, все в отряде Ворнетта знают хотя бы минимум друг о друге, но о тебе почти ничего неизвестно никому, кроме, может быть, Лили и Кэт. А ты очень мало знаешь о нас. И все время только и делаешь, что молчаливо сидишь в книгах, за другим занятием я тебя даже и не видел. Думаю, все это стоит исправить.

— Ты хочешь знать, почему я стал искателем? — с недоумением спросил Эдмунд.

— Нет, Эдмунд, я хочу лучше узнать тебя. Просто расскажи о себе подробнее, а я могу ответить тем же. Насколько мне известно, ты прибыл из другого мира. Это вдвойне интересно. — Теперь в его лице не было той добродушной насмешки — только серьёзный пытливый взгляд, вопрошающе буравящий Эдмунда.

— Да, действительно было так. В вашем мире я впервые оказался, когда мне уже исполнилось пятнадцать. А до этого жил только с обычными людьми. Сначала в приюте для сирот. Да, мои родители, видимо, были беглыми магами, и с ними произошёл несчастный случай — я не могу сказать, какой именно, это было слишком давно, но после него я воспитывался в приюте до шести лет, пока меня не усыновила обычная семья. И до семи лет я тоже считал себя таким же, как и они. — Эдмунд нахмурился, вспоминая подробности своего тоскливого детства. — Но в семь лет я получил от кого-то книгу без подписи, из которой узнал и о магии, и о волшебном мире, и о том, что сам обладаю особыми способностями.

На несколько секунд снова воцарилась пауза, но уже не такая неловкая, напряжённая, а скорее позволяющая пораздумывать и расставить все по полочкам.

— Хм. Интересно, кто же был тем жестоким анонимом, испортившим жизнь юному невинному созданию? У тебя никогда не возникало идей? — Алекс озадаченно прищурился и сложил руки на груди.

— Я не думаю, что этот аноним испортил мне жизнь. Скорее всего, наоборот. Да, все точно наоборот.

— Это радует. Хотя, я думаю, видеть сны весьма занимательно. Кажется, недавно мне тоже пришлось столкнуться с чем-то вроде сна… Но могу ошибаться. Впрочем, об этом позже. Лучше ответь, не возникало ли у тебя каких-нибудь идей по поводу того анонима?

— Идеи, конечно, были, но довольно бредовые. Может, кто-то из моих живых родственников или близких друзей моих родителей. — Эдмунд неуверенно пожал плечами.

— Да, может быть, не скажу, что это звучит бредово, — возразил собеседник. — Но продолжай.

— Да, и вот я рос среди людей. И почти ничего не изменилось, кроме самого образа жизни, конечно. Ну и ещё я начал изучать магию, практиковался в каких-нибудь безлюдных местах. Пару раз случались неловкие ситуации, люди странно на меня смотрели, но в итоге ничего не понимали. Возможно, меня принимали за какого-нибудь сумасшедшего, — Эдмунд невесело усмехнулся.

— Магия — это сумасшествие? Интересный взгляд, на самом деле. Я предполагал, что примерно так оно и есть в том мире, но все равно любопытно, — прокомментировал Найтон с лёгкой задумчивостью.

— Да, и другие миры — это тоже сумасшествие. И если бы не та книга, которую мне подарили, когда я был ещё маленьким и наивным ребёнком, все бы вышло гораздо сложнее. Примерно как у Кэт, которая спросила, здоров ли я, когда я начал рассказывать ей о зеленой пантере. Тогда это было моей большой ошибкой. Но именно тогда я и встретился впервые с чужой магией. А, ну и ещё была женщина, но насчёт неё я совсем не уверен, с ней все слишком сложно. Женщина, которая умерла на моих глазах, но прежде успела дать мне ключ от комнаты с зеркалом и сказать о новом подарке моей сестры, что потом оказался осколком зеркала Вечности.

— И ты даже не пытался выяснить, кто эта женщина, настолько щедрая, что просто так перед смертью отдала тебе древнее сокровище, за которым столетиями охотились многие искатели, в том числе и Ворнетт, и мой отец, и Вульфорд? — во взгляде Алекса, все ещё устремлённом прямо в глаза Эдмунда, мелькнуло разочарование.

— Честно говоря, нет. Только предполагал. — Искатель виновато потупил взгляд, словно ребёнок, которого ругали за очередную шалость.